Карточный домик - Майкл Доббс

— За будущего премьер-министра! — предложил очередной тост Лэндлесс.

— И за его беспристрастное одобрение слияния! — откликнулся его компаньон.

Четверг, 18 ноября

Когда в четверг окончился срок выставления и регистрации кандидатур, внезапно выступил Питер Бирстед, в свое время первым объявивший о намерении стать одним из претендентов. Теперь он снимал свою кандидатуру.

— Я добился того, чего хотел, а именно — чтобы выборы проводились так, как положено, — твердо сказал он. — Я отдаю себе отчет в том, что не смогу победить, и мне претит мысль получить утешительный приз в виде министерской должности, так что пусть теперь другие продолжат то, что я начал.

Газета «Дейли экспресс» тут же предложила в оставшиеся до выборов дни написать для нее краткие биографические очерки кандидатов, и он подписал с ней соответствующий контракт.

Итак, список кандидатур сократился до девяти фамилий, но это не помешало ему оставаться как никогда длинным. Правда, по общему мнению, серьезные шансы имели только пятеро — Самюэль, Вултон, Ирл, Маккензи и Урхарт. Как только список был закрыт, агентства по проведению опросов удвоили усилия, пытаясь выяснить у членов парламента от правящей партии направления подводных течений.

После официальной отмашки стартового флажка Питер Маккензи решил сразу же рвануться вперед. Пробыв пять лет на посту руководителя службы здравоохранения, он так же горячо, как и Урхарт, надеялся, что всеобщие июньские выборы внесут в его судьбу и его карьеру важные изменения. Годы, когда он возглавлял равнодушную ко всему бюрократическую министерскую машину, почти беспомощно наблюдая, как беспощадная дороговизна прогресса медицинской науки постоянно обгоняет возможности и готовность налогоплательщиков держаться наравне, оставили в его душе глубокие шрамы, Совсем недавно он считался восходящей звездой партии, человеком интеллектуальным, с ярко выраженным чувством долга, и многие прочили ему блестящее будущее. Но служба здравоохранения была совершенно неотзывчива ко всем стараниям ее реформировать и улучшить, а постоянные стычки с пикетными линиями протестующих медсестер и работников амбулаторий камня на камне не оставили от его имиджа человека доброго и чуткого. Последней каплей было откладывание сроков широко разрекламированного плана развития больничной системы. Он окончательно сник и уже поговаривал с женой о том, чтобы после следующих выборов вообще уйти из политики, если не произойдет поворота к лучшему.

Его обрадовало падение Коллинриджа, как тонущего человека радует подвернувшийся под руку спасательный плот. Предстоявшие выборы стали единственным, что его интересовало и на чем он сконцентрировал все свои силы и способности. Конечно, на начальных стадиях кампании он наделал немало ошибок, но в финальную стадию, когда до первого голосования оставалось пять дней, вступил полный энергии и энтузиазма. Уже в день регистрации кандидатов он решил сделать рывок, который позволил бы ему подняться над толпой соперников, и попросил подобрать ему соответствующее медицинское учреждение, посещение которого могло бы дать корреспондентам возможность сделать эффектные фотоснимки, а ему — оживить поблекнувший имидж усердного и добросердечного политического деятеля.

Что угодно, только не больницу, предупредил он. В первые три года своего министерского бытия он часто посещал больницы, стараясь непосредственно ознакомиться с проблемами госпитального обслуживания населения. Если это посещение выпадало на неудачный день, то его встречали пикетные линии и толпы крикливых сиделок, нянь и медсестер, жаловавшихся на слишком низкую заработную плату, а если оно приходилось на еще более неудачный день, то он имел дело с бурными демонстрациями, а порой и актами насилия обслуживаюшего персонала, протестующего против «изуверских сокращений зарплаты и бюджетных отчислений на содержание системы здравоохранения». Похоже было на то, что даже врачи прониклись идеей, что соответствующие статьи государственного бюджета определялись теперь уровнем производимого вокруг них шума, а не уровнем потребностей и возможностей. В связи с этим ему почти никогда не удавалось повидать самих пациентов, и даже если он пытался проникнуть в какой-нибудь госпиталь тайком, через какую-нибудь заднюю или боковую дверь, демонстранты как будто заранее знали, через какую именно, и в тот момент, когда он к ней подходил, там оказывались и они — с оскорбительными выкриками перед объективами камер вездесущих телевизионных съемочных групп. Не было министра, который смог бы совладать с протестующими медсестрами; публика всегда оказывалась на стороне ангелов милосердия, отводя политику вечную роль злодея. В итоге Маккензи прекратил свои посещения больниц. Не желая проходить сквозь строй неизбежных и унизительных оскорблений, он решил придерживаться более безопасных дорог.

Через несколько часов после закрытия списка кандидатур машина государственного министра уже приближалась к расположившимся рядом с дорогой М4 главным корпусам «Гуманифит лабораторис», где, как было запланировано, ему предстояло провести парочку часов перед объективами камер. Программа визита включала в себя церемонию официального открытия фабрики по производству различных приспособлений и оборудования для инвалидов и ознакомление с некоторыми образцами ее продукции. Конструкторское бюро фабрики только что закончило разработку абсолютно нового варианта инвалидной коляски для парализованных, приводившейся в движение командами, подававшимися голосом. Так что коляске надлежало продемонстрировать передовую британскую технологию и повышенное внимание к нуждам инвалидов. Министр возлагал на этот визит большие надежды и надеялся на те репортажи, которые на следующий день появятся о нем в печати и на экранах телевизоров.

Надеялся, но все же принял необходимые меры предосторожности. Слишком часто нарывался он на засады демонстрантов, чтобы просто верить, что телевизионщики не прихватят с собой их толпу для придания репортажу большей яркости и выразительности. «Для нас, — сказал ему как-то хороший знакомый из телевизионной компании, — одна добротная демонстрация стоит тысячи официальных церемоний открытий фабрик». Маккензи сам проследил за тем, чтобы органы массовой информации были поставлены в известность о предстоящем событии только за три часа до его прибытия на фабрику — достаточно заблаговременно, чтобы туда добраться, и недостаточно для того, чтобы организовать демонстрацию, приветствующую его у ворот. Да, подумал он, когда впереди показались строения фабрики, работники его офиса оказались достаточно добросовестны, а сам он предусмотрителен в разумных пределах. Все должно сработать наилучшим образом.

К несчастью для Маккензи, работники его офиса оказались слишком добросовестными. Правительство всегда должно знать, где в каждый данный момент находятся его министры и сторонники, чтобы в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств или незапланированного голосования в парламенте можно было оперативно всех собрать. Офис премьер-министра поручил следить за этим офису Главного Кнута. В соответствии с письменной инструкцией секретарша Маккензи, ответственная за его распорядок дня, направила еще в пятницу в офис Урхарта обстоятельный и исчерпывающий график его разъездов на предстоящей неделе. Последовавший после этого из его офиса телефонный звонок сделал свое дело.

Когда машина сошла с главной автомагистрали и по отходящей вбок от нее дороге направилась к фабрике, Маккензи причесался и приготовился позировать. Машина двигалась вдоль красной кирпичной стены, окружавшей территорию фабрики. Перед самыми воротами министр еще успел подправить галстук, и машина вкатилась во двор предприятия.

Не успела она скользнуть в ворота, как водитель резко нажал на тормоза, Маккензи бросило к спинке переднего сиденья, на пол полетели странички подготовленной речи, съехал на сторону галстук, сбилась прическа. Не успел он выругать шофера и потребовать от него объяснений, как то, что вызвало происшествие, выросло перед его глазами и окружило со всех сторон. Такого ему не могло присниться в самом кошмарном сне.

Небольшая площадка для стоянки автомашин перед приемной была буквально забита бурлящей толпой демонстрантов в форменной одежде медсестер. Каждое слово грубых оскорблений фиксировалось камерами трех телевизионных съемочных групп, по указанию Маккензи заблаговременно приглашенных его пресс-секретарем и размещенных им на крыше административного блока, откуда они могли идеально снимать все, что происходило внизу. Как только министерская машина оказалась во дворе, толпа сразу же окружила ее и принялась пинать корпус ногами, бить плакатами по крыше. В считанные секунды куда-то исчезли антенна и щетки очистителя лобового стекла. Спохватившись, шофер нажал на кнопку экстремальных ситуаций, которой оборудованы все министерские автомашины, тотчас же поднялись все стекла и заблокировались двери лимузина, но кто-то умудрился плюнуть Маккензи прямо в лицо. За стеклами мелькали сжатые кулаки и искаженные злобой лица людей, открыто высказывавших свое сокровенное желание «расправиться с ублюдком». Под напором толпы машина угрожающе раскачивалась, и Маккензи уже не видел ни неба, ни деревьев, ни надежды на спасение — прямо ему в глаза глядела только ненависть.