Возьмите нас в стаю - Варвара Мадоши

— Таня… — сказал он наконец с трудом. — Я сейчас сделаю кое-что… Ты только не пугайся.

Таня кивнула.

Тогда Тим схватил ее в охапку и прижал к себе, так крепко и так бережно, как только смог.

Глава 26

Все-таки Алекс скучал по дну.

Казалось бы, зачем дно подводнику? Ил и песок только мешают в работе, а об острые скалы можно разбить голову или повредить оборудование. Но, черт возьми, должна же быть какая-то надежность. Незыблемость. Что-то, что остается неизменным, несмотря на обстоятельства.

Ему начиналось казаться, что даже тонуть было бы легче, если бы он знал, что под ним где-то глубоко лежат миллиарды лет истории Тусканора в виде подводных осадочных накоплений…

Теперь же ничего больше не казалось незыблемым.

Когда Флинт и Хонда вернулись, суета в посольстве не затихала до поздней ночи.

Никаких серьезных повреждений у них не обнаружилось, если не считать того, что у Хонды обгорели кончики ушей и макушка — у блондинок всегда кожа сгорает легче и лучше. Еще Хонда же жаловалась на боль в мышцах и в желудке от того, что наглоталась соленой воды.

Сам же Алекс был, по счастью, темнокож, а потому обладал большей резистентностью к загару, вода в желудке была для него привычной, а мышцы перенапрячь не успел. Из-за чего он в самом деле страдал, так это из-за туфель.

Еще в детстве он решил, что у каждого достойного человека должна быть какая-то одна не менее достойная слабость. Кто-то не терпит идиотов, кто-то до старости спит в обнимку с плюшевым медведем, кто-то не берет в рот алкоголя, кто-то спускает деньги на винтажные автомобили, женщин или мужчин… И алкоголь, и идиотов Алекс считал необходимыми для выбивания грантов на исследования, к плюшевым медведям, равно как к потенциальным половым партнерам, был в целом равнодушен: его единственной страстью была биология китовых, а единственной слабостью — красивая одежда.

Упомянутая пара итальянских кожаных туфель была, конечно, не лучшей в его коллекции, но Алекс их любил. Он носил их уже пять лет, скрупулезно заботился и чистил. И вот такая бесславная гибель!

Потеря шляпы тоже, конечно, была неприятной, но шляпу эту Алекс купил перед самым отлетом с Земли и не успел к ней по-настоящему привязаться. Ее потеря была всего лишь потерей денежной, тогда как туфли…

И, о изощренная жестокость, он был вынужден сбросить их с ног сам! Сам! Конечно, после морской воды они бы уже ни на что не годились, но коварство тлилилей — или слепого случая — было непредставимо и непереносимо.

Как ни странно, Хонда поняла его позицию в этом вопросе:

— Пиши полный перечень ущерба, Флинт, — сказала она ему. — Даже если ты кружевной платок из брабантских кружев утопил, все равно пиши, и не стесняйся, давай полную стоимость, без учета износа! А потом еще добавь моральный ущерб! Уж мы им впаяем!

Это радовало сердце, несмотря на то, что «платок из брабантских кружев» был, по всей видимости, очередной подколкой в адрес Алексового увлечения.

— Как же ваши призывы к доброй воли и пониманию? — укоризненно спросил доктор Леднев, который присутствовал при этом разговоре (велся он в лазарете, где доктор пристроил на Хонду мини-роботов для лечебного массажа мышц).

— Одно дело добрая воля, а другое дело — как себя поставишь, — довольно сердито ответила Хонда. — Как не крути, в отношении нас было совершенно нападение! Практически по религиозным соображениям. Правительство тлилилей должно принять меры в этом отношении, и эти меры должны удовлетворить меня, как представителя Земли.

— Они просто скажут, что вы нарушили какое-то религиозное табу, и попробуй докажи, что это не так, — пожал плечами Леднев.

Это был высокий, очень разумный и очень спокойный человек, который, в отличие от Хонды, искренне нравился Алексу. Правда, нравился отстраненно — ученой степени по биологии у него не было, китовыми он не интересовался, и Алекс сомневался, что им найдется, о чем поговорить. Но в целом доктор ему скорее импонировал.

— С нами ведь был еще и Аше, а он — если и не известная, то уж скандальная фигура, — сказала Хонда. — Более того, нападение было направлено в первую очередь против него, а потом уж против нас. Думаю, уж он-то не упустит случая как следует расшевелить свое болото.

Она протянула руку и похлопала Алекса по колену — не потому что стремилась к такой уж интимности, просто Хонда лежала на животе на койке, а Алекс сидел рядом.

— Не волнуйтесь, — сказала она, — отомстим мы за ваши брюки.

— Туфли, — поправил ее Алекс. — Брюки-то как раз целы и после стирки будут в удовлетворительном состоянии.

— Не стесняйтесь, и брюки запишите, — засмеялась Хонда. — Подозреваю, они стоят дороже нашего катера.

Алекс только поджал губы.

Неудивительно что за всеми этими делами он немного… как бы отодвинул Кору на второй план. Не то чтобы в самом деле забыл о ней, а просто… Кора была своего рода данностью, чем-то, на что Алекс всегда мог положиться. Разумеется, он любил ее и заботился о ней — как могло быть иначе? Но тот день, неожиданное похищение, пребывание в воде с Хондой, паника, выброс наружу его кошмара, настолько выбили Алекса из колеи, что он ухватился за бытовые дрязги и возможность стряхнуть с тлилилей материальный и моральный ущерб, как за желанную передышку.

В обычную работу он тоже окунулся с удовольствием — на следующей же день после всех этих событий Алекс и Кора отправились вместе проверить мониторинговые станции, дрейфующие в океане, и провели за этим занятием даже не один день, а целых три.

И только на второй день Алекс заметил странности в Коре.

Начиналось это с мелочей: она казалась рассеянной, что странно для касатки, отвечала невпопад. Алекс не обратил на этого особенного внимания: он сам просто радовался оказаться наконец в своей стихии, с оборудованием, со связью, и без всяких ненужных осложнений в виде инопланетян с их таинственными — и довольно-таки надуманными на взгляд Алекса, что греха таить — проблемами.

Но у третьего, что ли, по счету «буйка» — зонда, автоматически снимающего информацию об океане — до Флинта начало доходить, что для касатки это, мягко говори, нетипичное поведение.

Касатки жили, играя. Их всегда отличало дружелюбное любопытство, готовность пообщаться, а на людей они смотрели с восхищением, вызванном человеческой необычностью, приборами и прочим. Это немного роднило их с дельфинами, хотя дельфины были куда наглее: могли и оборудование из рук выбить, и начать аморально приставать — чаще всего к женщинам-исследовательницам, хотя сам Алекс тоже иногда находил себя объектом ухаживаний. Нет, касатки были куда деликатнее, и если даже ломали что-то или задевали человека хвостом (что могло иметь летальные последствия), то делали это по неосторожности упомянутого человека. «Потому что, — как любил повторять Алекс новичкам, — никогда не забывайте, что в воде пропадает вес, но не масса и инерция».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});