Падение - Ти Джей Ньюман

было снова собраться вместе – в компании тех единственных, кто знал, что за бремя они несли. Собраться с семьей, по-настоящему понимавшей, кто ты такой и что повидал.

С хлопком вылетела пробка. Келли достала из сумки стаканчики, Папочка разлил шампанское. Окружив койку Билла, экипаж рейса 416 «Коустал Эйрвейс» поднял тост.

– За боевые шрамы, – объявила Джо.

Они улыбнулись. Они выпили. Они утерли слезы.

Билл сидел за круглым столом с Беном и Сэмом. Перед каждым стояла пустая чашка, посреди стола – один чайник на всех. По очереди они что-то наливали друг другу – и каждый раз напиток был новым. Сэму достался чай «английский завтрак». Бену – кофе со сливками и сахаром. Биллу – тоже кофе, черный, как всегда. Все подули на чашки, чтобы скорее остыло. Так они и сидели, молча глядя друг на друга. В ожидании. Наконец выпили. Выпив, медленно улыбнулись. Скоро заразные улыбки сменились смехом. Все трое хохотали до слез, и, когда они уже стучали по столу и запрокидывали головы, Билл проснулся.

Весь в поту, грудь ходила ходуном. Таращась в вентилятор на потолке, он ждал, пока пульс успокоится, пока уровень адреналина упадет.

Стараясь не разбудить Кэрри, он сел на краю кровати и тут же почувствовал холодную боль в плече – даже три месяца спустя там ощущалась фантомная сырость от срастающихся нервов. Он знал, что до медосмотра должно пройти больше времени. В нынешнем состоянии ни один врач не назовет его пригодным к полету. Но он поправится – рано или поздно поправится.

Тихо пройдясь по съемному дому, он проведал Скотта и Элизу, убедившись, что они спят, совершенно беззаботны, а главное – что они все еще дети. Они с Кэрри дивились их стойкости, особенно Скотта. Они знали, что все случившееся неизбежно останется с ним до конца жизни, но пока что с последствиями справиться было несложно. В основном он хотел все того же – просто играть.

В кабинете на первом этаже Билл включил настольную лампу и повозил компьютерной мышкой. Экран осветился, показал где-то с десяток открытых вкладок. Взяв книжку с полки у монитора, он открыл ее в том месте, на котором остановился, – на странице с подчеркиваниями и красными кружочками.

Прошел час. Билл отложил ручку и потер глаза.

– Я бы все отдала, чтобы однажды спуститься и увидеть, как ты тут переписываешься с другой женщиной.

В дверях, прислонившись к косяку, стояла Кэрри в безразмерной футболке и белых носках.

Билл откинулся в кресле.

– Это представить еще сложнее, чем то, что случилось.

Кэрри улыбнулась.

– Снова про чайник?

Он кивнул.

Она подошла и села ему на колени, положила голову на плечо, пока он укачивал их обоих. Взглянула на полные записей тетрадки, на стопки книг с торчащими закладками. Показала на одну.

– Уже дошел до места, где она пишет, что сделал Саддам Хусейн?

Билл со вздохом пригладил волосы, вспоминая перечисленные в книге ужасы. Сто восемьдесят тысяч убитых тем же газом, что выпустили в салоне. Почти все деревни в том районе Курдистана были уничтожены.

– А президент Рейган не сделал ничего.

Кэрри рассматривала обложку.

– И мы тоже. Я об этом даже не знала, пока не прочитала. Сто восемьдесят тысяч человек, Билл, – покачала она головой. – Я все думаю: вот мы с тобой через это проходим. Нам трудно справиться с болью, с гневом. Трудно справиться с травмой. Но ты сам задумайся: ведь на том рейсе все-таки все выжили.

Билл перевел взгляд на серебряные крылья, лежавшие на столе рядом с книгами: под логотипом «Коустал» было выгравировано печатными буквами «БЕН МИРО».

– Не все, – ответил он.

Кэрри обняла его за шею. Ее теплое дыхание на коже казалось влажным.

– Жаль, что его больше нет, – сказал Билл.

– Знаю.

– Такое ощущение, словно я что-то пытаюсь исправить, но не понимаю как.

Кэрри со смехом выпрямилась. Билл растерянно смотрел на нее, пока по его лицу тоже не расползлась улыбка.

– Что смешного?

Она коснулась его щеки.

– Билл. Ты вырос в деревне Иллинойса, а сейчас живешь в Лос-Анджелесе, у тебя непереносимость лактозы и каждую субботу ты заезжаешь в дорогую автомойку – и теперь хочешь сказать, будто ты в состоянии найти ответ, как все это исправить? – Она показала на завалы книг.

Билл напомнил о своем обещании Бену.

– Ты не обещал ему исправлять. Да он бы рассмеялся тебе в лицо. Ты обещал сделать все, что в твоих силах, чтобы помочь. Вот этим мы и занимаемся. Мы будем учиться и слушать, а когда решим, что знаем уже достаточно, – хоть мы и никогда не будем знать достаточно, – тогда найдем тех, кто понимает, как все исправить. И поможем им всем, чем сможем.

Билл смотрел на нее с благоговением. Она права. Эта умная, чуткая, проницательная богиня, которую ему повезло встретить и иметь в качестве морального компаса в своей жизни. Он сомневался, что заслуживает ее.

– Ты их ненавидишь? – спросил он.

Ее улыбка поблекла, взгляд словно устремился куда-то вдаль. Билл вспомнил ночь, когда его выписали из больницы: они вместе лежали в постели, и он обнимал ее, пока она в слезах рассказывала, что пережила с детьми. Теперь его преследовало видение, как Сэм вытирает нос их сыну. И как Кэрри засучивает Сэму рукава.

– Я ненавижу то, что они сделали, – ответила она, подумав. – Но их самих – нет. А ты?

Билл снова посмотрел на крылья.

– Еще не решил.

Взяв ее руку, он нежно поцеловал кончики пальцев, один за другим, потом прижался губами к ладони, накрыв ею свое лицо. Долго не двигался. Наконец убрал ладонь и сказал:

– Прости меня, Кэрри.

Она нахмурилась.

– За что?

– За то, что я – это я. Если б я тогда не согласился на рейс… Если б я остался дома…

Она коснулась кончиками пальцев его губ.

– Я отлично понимала, на что иду, когда выбрала жизнь с тобой. И это лучшее решение в моей жизни.

Он весь скривился от стыда.

– Ну как ты можешь это говорить после всего, что случилось?

– Особенно после всего, что случилось, – улыбнулась она.

Поудобнее на нем устроившись, она подтянула ноги к груди – он часто видел, как на ее коленях так же усаживается Скотт. Билл покачивал ее, как она – мальчика.

– Как думаешь, мы когда-нибудь оправимся? – спросил он.

Она зарылась в его объятья, и он сильнее сжал ее.

– Уже.

Благодарности

Чтобы опубликовать эту книгу, я написала сорок одному агенту. Все отказались. Оказывается, не издававшаяся раньше и неизвестная стюардесса мало кому интересна. Кто бы мог подумать?

Сорок второй запрос я послала Шейну Салерно.

Тогда я была уверена в двух вещах. Во-первых, Шейн идеально подходит для моей истории и для того, как я ее себе представляла. И во-вторых, он буквально ни за что на свете даже мельком на нее не глянет. Помню, как набросала записку на желтой блокнотной страничке и приложила к первым сорока