Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018 - Михаил Белозеров

Он выглянул в окно. Во дворе общежития бродили боевики. Удивило его то, что, оказывается, в здании всё ещё находился Лёва Аргаткин, потому что он: «Щёлк», пауза. «Щёлк», пауза. «Щёлк» положил троих из них, прежде чем они сообразили, что к чему, и бросились кто куда.

После этого снова ударил крупнокалиберный пулемёт бронетранспортёра, стали рваться гранаты, и Игорь забился в какой-то угол и ждал, что его вот-вот убьёт. Но его не убило.

* * *

— Почему они молчат? — просил Олег Вепрев.

— Перезаряжают, — ответил Игорь.

— Сейчас я эту коробку грохну! — мрачно объявил Олег Вепрев.

— Не надо, — попросил Игорь, — убьют.

— Ну и что? — равнодушно ответил Олег Вепрев. — Чего ждать-то?

Он, как всегда, начал заводиться, вернее, он уже давно был заведён до крайности, не хватало только Лёвы Аргаткина, чтобы выплеснуть злобу. Тут подвернулся бронетранспортёр, и Олегу не терпелось его поджечь.

Конечно, бронетранспортёр — это не танк, от которого не спрячешься, но, тем не менее, крупнокалиберные пули с визгом и грохотом очищали комнаты и коридоры. Спасение заключалось в том, чтобы спрятаться в «мертвых зонах». Но поди узнай, где эти «зоны» и долго ли ты выживешь.

— Сиди! — приказал Игорь, подполз к стене и выглянул в дыру, которая образовалась после взрыва гранаты.

— Я не знаю, на что ты надеешься, — проворчал Олег Вепрев, оказавшись рядом, — всё равно нас никто не выручит.

Игорь подумал, действительно ли Севостьянихин такой, как решил Олег. Нет, суждения эти неверны, просто он ищет решение, если, конечно, ему сообщили, что они здесь застряли. А когда найдёт, то сделает всё правильно. Я бы ударил техникой напрямик: через проспекты Калинина и Октября. Наверняка все боевики стянуты сюда.

— Терпение, мой друг, терпение, — сказал он так, что Олег Вепрев странно посмотрел на него и, кажется, что-то сообразил, но спорить не стал. Не хотелось ему, видите ли, спорить. Остался он при своём мнении, и Игорь понял, что Олег Вепрев всё равно пойдёт и взорвёт этот чёртов бронетранспортёр, который мешал жить. А еще он понял так: в таком деле, как война, случается всякое и чаще самое плохое, поэтому надо быть готовым к самому худшему.

Боевики теперь не высовывались, они осторожничали. Их вообще не было видно. Даже самые отчаянные не шныряли по двору в поисках трофеев.

— Наверняка что-то затеяли, — предположил Олег Вепрев, тоже выглядывая наружу.

Однако Игорь ошибся: на втором этаже появился дух. Это был зелёный боевик, которому война была ещё интересна и которому, наверное, ещё нравилось убивать. Игорь снял его одной очередью: «Тр-р-р…» — и они с Олегом Вепревым быстренько покинули то, что когда-то было аудиторией по информатике: разбитые компьютеры были разбросаны по полу. Снова начался обстрел — вначале из легкого оружия, а потом присоединился бронетранспортёр. На этот раз он зашёл с тыла и принялся долбить лестничные пролёты. Боевики внизу подбадривали себя:

— Аллах акбар! Сдавайтесь!

Крупнокалиберный пулемёт стрелял безотрывно: «Ду-ду-ду-ду-ду…» Пули крошили потолок и стены. Игорь и Олег Вепрев вовремя переползли в коридор, но и сюда периодически с визгом залетали осколки. Боевики сунулись под шумок, полезли по центральному проходу, но Игорь бросил две гранаты, и боевики отступили.

Олег Вепрев подозрительно долго молчал, затем вдруг покраснел и закричал:

— Бляди, бросили нас здесь! Пойду и грохну его!

— Стой! — кричал Игорь. — Убьют!

— Отойди! — кричал Олег, хватая гранатомёт.

Несколько мгновений они боролись. Шансы у Игоря были никчёмные, он получил удар в челюсть и на секунду отключился, а когда пришёл в себя, Олег уже лез по металлической лестнице на чердак.

— Стой, дурак! — крикнул Игорь.

Но Олег только оскалился в ответ и пропал в чёрном люке. Самого взрыва Игорь не услышал, просто пулемёт захлебнулся на высокой ноте, и наступила тишина.

Сколько прошло времени, Игорь не помнил. Боевики снова начали кричать:

— Аллах акбар! Аллах акбар! Поджарим!

Потянуло запахом горящей солярки. Дышать стало нечем. Игорь пополз к оконному проёму. Из соседнего здания выстрелили: граната пролетела через весь этаж и взорвалась, попав в перегородку.

Дальнейшее Игорь помнил плохо. Единственно он понял, что его отбросило в аудиторию и с лица сорвало повязку.

* * *

В соседней комнате ходили боевики и добивали раненых.

— Аллах акбар! — радостно кричали они после каждого выстрела.

Игорь пошевелился, приходя в себя. Он вспомнил, что у него в кобуре пистолет, потянулся, превозмогая страшную слабость, и не нашел оружия. Не было на ремне кобуры, её словно срезало. Тогда он вспомнил, что у него осталась граната. Специально оставил для себя. Не израсходовал, и это было хорошо. Достал её из клапана на груди и потянул кольцо.

В этот момент появился боевик. Кольцо не под давалось. Игорь тянул изо всех сил. То ли усики сильно загнулись, то ли сил не было, только он не сумел выдернуть кольцо.

Боевик, который вначале испугался, всё понял, поднял автомат, но вместо того, чтобы выстрелить, вдруг стал заваливаться вперёд. В глазах у него промелькнуло страшное удивление, и он упал лицом вниз, изо рта у него брызнула струя крови. Только тогда Игорь услышал бешеную стрельбу, а потом в комнату шагнул майор Севостьянихин Андрей Павлович, улыбнулся и сказал:

— Чего ты здесь валяешься?! Вставай! Мы за тобой приехали!

Из-за его спины радостно выглядывали Герман Орлов и Лёва Аргаткин:

— Ёпст!!! — заорал Герман Орлов.

— Смерть тараканам! — отсалютовал Лёва Аргаткин.

— Ну чего скалитесь? — одёрнул их Севостьянихин. — Взяли да понесли!

Его гениальный нос на этот раз был единодушен с хозяином и всецело одобрял его действия.

Глава 8

ПОПАЛСЯ

Он поймал её перед лифтом в тот момент, когда она собралась ехать вниз. Коридор был пуст: журналистская братия праздновала по номерам и барам. Слышались пьяные голоса и заразительный смех. В любое другое время Феликс с удовольствием присоединился бы к одной из компаний и, быть может, даже при случае забрал бы должок у Глеба Исакова. Давно он ждал случая. А Глеб Исаков ему много должен: за ту же самую Лору Гринёву, за «военный отдел», за то, что имеет неприятные манеры, и за то, что он вообще существует на белом свете. Какого чёрта, спрашивается, ты портишь воздух? Естественно, Феликсу никто ничего ответить не мог. Не существовало ответа на такой глупый вопрос.

— Что?! — воскликнула она. — Пять триллионов! Но ведь это третья часть долга США! — и улыбнулась так, что его бедное сердце встрепенулось, словно в последний раз.

Нет, это была даже не любовь, это было нечто грандиозное, чему ещё не придумано название.

— Ц-ц-ц… — приложил он палец к губам и оглянулся — коридор был пуст, а камеры, которыми была напичкана гостиница, слава богу, не писали ни звука.

Он проверил своё лицо: оно должно было отражать невозмутимость и уверенность в завтрашнем дне, а не жалкие потуги влюбленного пингвина. Нельзя, нельзя было давать Гринёвой ни преимущества, ни единого шанса. Но, похоже, она в этом и не нуждалась.

— Но это же третья часть! — повторила она слегка ошарашенно.

Любого другого тоже ударил бы столбняк, только не Лору Гринёву. Феликс даже залюбовался. Она была всего лишь слегка ошарашена и переваривала новость одно-единственное мгновение, а потом её лицо снова приняло насмешливое выражение, и в глазах заплясали чёртики.

Действительно, подумал Феликс, всё ещё контролируя свою мимику, есть отчего испугаться. Я бы тоже не поверил, но, с другой стороны, легче купить, чем воевать. А что деньги? Деньги пыль! Деньги ещё напечатают. Где те деньги, за которые продали Аляску? Всё превратилось в историю, а Аляска осталась. Хитрый мистер Билл Чишолм. Очень хитрый. Я бы так не сумел, а американцы сумели, поэтому я ими очарован. Очень дальновидная нация. Нам бы у них поучиться. Господи, чего я говорю?! — подумал он.

— Да, третья часть, — согласился Феликс, ещё не вполне осознавая масштабность происходящего.

Пока новость существует как бы за горизонтом событий и не материализовалась в грандиозный скандал, не спроецировалась на президента, не всколыхнула страну, пока она «дремлет», как тикающая термоядерная бомба, трудно понять её значение со всех точек зрения. Вышло так, что этот вопрос отдавался на откуп СМИ и народу. Что скажет народ, то и будет. Может быть, некоторые СМИ после этого заткнутся на веки вечные, а «пятая колонна», к которой я себя причисляю, подумал Феликс, вымрет, как динозавры. На какое-то мгновение он пожалел о том, что делает. Но отступать было поздно, ибо прекраснейшая из прекраснейших — Гринёва не поняла бы его и запрезирала бы его так, что не подпустила бы на пушечный выстрел. Дело было сделано. Пан или пропал!