Люся, которая всех бесила (СИ) - Алатова Тата

А потом…

Вешников замолчал, глядя пустыми глазами за Люсино плечо. Она обернулась и посмотрела тоже — за окном качались на ветру заснеженные ветви деревьев, ничего такого. Большие напольные часы показывали половину десятого.

— Однажды я ее все-таки поцеловал, — Вешников поморщился, как будто это было неприятным воспоминанием. — В щеку, ничего такого. Но по всем законам жанра именно в этот момент нас застукал ее отец. Был тихий майский вечер. Что-то кричали на горке дети, они играли в догонялки. Странно, как врезаются в память незначительные мелочи. Отец Лизы шел с работы и был в форме — полицейский. Он не стал ругаться или что-то в этом роде, просто зыркнул так, что Лиза тут же побежала следом за ним домой. А на следующий день стало известно, что в новом учебном году она будет учиться в другой школе. Мы поговорили возле раздевалки — вокруг галдели младшеклашки. Ну как поговорили. Она сказала, что ненавидит меня, что я все испортил — и с чего я вообще к ней полез.

— Упс, — Люся покачала головой. — Так можно было огрести фобию поцелуев.

— Да, удар был болезненным. Буквально по мордасам моим робким чувствам… Я чувствовал себя обиженным, ничего не понимал, мне казалось все очень нечестным. Понадобилось много времени, чтобы я решился на новые ухаживания за девушкой. В следующий раз я встретил Лизу только через пять лет. Нам исполнилось по девятнадцать, и мы столкнулись возле аптеки, совершенно случайно. Я едва ее узнал — так она подурнела и пополнела. У ярил особая энергия, знаете, чувственность бьет через край. Но Лиза была тусклой-тусклой, совершенно несчастной. Я пригласил ее на кофе, а она отшатнулась от меня в ужасе. А ночью от нее пришло сообщение: она просила меня о встрече в супермаркете. Мне показалось, что это очень странное место для встречи, но я сразу согласился.

Люся понимающе усмехнулась.

Вряд ли спустя пять лет после неприятного расставания Вешников все еще испытывал нежные чувства к своей потускневшей балерине. Но он тоже любил хорошие истории. Его вела вперед писательская тяга к перипетиям человеческих жизней.

— Мы встретились среди полок с консервами. Лиза сказала, что ей надо с кем-то поговорить. Что она сходит с ума. Что ее жизнь превратилась в кошмар.

— Отец?

— Отец, — Вешников вздохнул. — Чокнутый домовик при погонах, которого переклинило по полной. Якобы он видел слишком много криминальных сводок, где фигурировали ярилы. Они часто становятся жертвами насилия или, наоборот, нарушают закон из-за того, что рано привыкают, что им все сходит с рук. Вот папаша и впал в самодурство. Запретил балет, университет, отношения, вообще все. Лиза оказалась пленницей в собственном доме — и все ради ее безопасности, как заверял отец. Мать беспомощно смотрела на происходящее — то ли соучастник, а то ли и сама жертва.

— Да уж, — поежившись, Люся налила себе еще кофе, — классика жанра. У полицейских вообще профдеформация часто выражается в контроле, выходящем за границы здравого смысла. А тут еще и домовик, и, видимо, мудак сам по себе. А Лиза, выросшая под таким давлением, быстро потеряла тягу к сопротивлению. Покорность жертвы, которая еще больше провоцирует агрессора. Бедняжка. Где она сейчас, вы знаете?

— На кладбище, — ответил Вешников бесцветно. — Через год она покончила с собой. Поговаривали, что стала навью, но я не знаю наверняка.

— Целый день слушаю о самоубийцах, — пожаловалась Люся, — прям напасть какая-то! Вот и поговорили о романтической эротике… Вы пытались ей помочь?

— Нет, — Вешников посмотрел прямо на Люсю. — В то время я был уверен, что каждый сам выбирает, как ему жить. Лиза ни о чем не просила, а я ничего ей не предложил. Просто сказал что-то в том духе, что хреново так жить. Для чего она рассказала все это мне? Чего ждала от этого признания? Что я пойду войной против ее отца? Украду ее? Я был обыкновенным студентом, а ее отец — начальником видовой полиции. Какие были шансы?

— Кем? — переспросила Люся резко.

— Что? — Вешников нахмурился. — Эта история не для печати, я ведь выключил диктофон!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну разумеется, нет, — тут она так разозлилась, как не должна была злиться.

Нет, Вешников не был героическим парнем, но ведь он имел на это право. Не каждый рожден для подвигов. Просто… просто он выбрал самый легкий путь, как и поступают нормальные люди.

Они не вмешиваются в чужие дела.

Они ждут, пока их попросят о помощи, и не навязывают ее без разрешения.

Ведь это правильно и экологично, и этому учат на различных курсах по развитию личности.

А верить в какие-то идеалы в твоем возрасте — это так наивно, Люся.

Ты каждый день видишь, как несовершенно человечество.

Давно перестала очаровываться и разочаровываться.

— Значит, Дмитрий Юрьевич Лихов, — проговорила она как можно спокойнее. — Простите мою бурную реакцию, просто мы долго работали вместе. У него в кабинете росло дерево. Дерево!

Кажется, Вешников испугался ее.

— Боже, я не подумал, что отношения с одержимым своей работой журналистом могут быть чреваты, — пробормотал он, — не надо было так откровенничать. Вы выглядите очень опасной сейчас.

Люся постаралась расслабиться.

— Просто тяжелый день, — объяснила она, — нервы сдают. Давайте допишем уже это интервью, — и она потянулась к диктофону, желая собрать материал сегодня и не возвращаться к Вешникову снова.

Часы тихо пробили десять.

На улицу Люся вышла уже за полночь.

Глаза слипались, и она без колебаний прошла к машине охраны, забралась на заднее сиденье.

— Не могу за руль, — объяснила она, — вот хоть режьте.

И она сунула вперед ключи от своей машины.

— Я вам не водитель, — тут же завелся давешний кимор.

Зато второй охранник молча забрал ключи и пошел к Люсиному автомобилю.

— Заехали на час, — заводя мотор, проворчал кимор, — а проторчали все пять! Вот бабы!

— А я вашего мнения не спрашивала, — огрызнулась Люся. — Так что везите меня молча.

— А я вас возить не нанимался, — вспылил кимор, — охранять я вас и здесь могу!

— Это как угодно, — согласилась Люся, устроилась поудобнее и, прежде чем заснуть, услышала возмущенное: «Не, ну хорош дрыхнуть, мы же ругаемся!»

Люсе снилось море — оно билось о гранитные скалы и вздыхало совсем по-человечески, и кряхтел старый замок на утесе, где жили запутавшиеся друг в друге люди.

— Не, начальник, ну вот ты скажи мне — я бодигард или таксист? — киморский сварливый голос был совершенно неуместен на скалистом берегу.

— Это как Людмила Николаевна решит.

А вот ветровский голос казался вполне себе к месту. Он был как свежий соленый бриз, несущий с собой бесконечность.

— Пашка, — не открывая глаз, обрадовалась Люся, — ура, я наконец дома!

— Ты мне не пашкай, — сухо сказал он, — на часы давно последний раз смотрела?

— Какая разница, я свободная и независимая женщина, — Люся неохотно разлепила ресницы. Дверь с ее стороны была открыта, Ветров нависал сверху, хмурый, отстраненный. Он уже переоделся в домашнее: видимо, спустился вниз специально, чтобы забрать Люсю. Она что, посылка или беспомощный младенец?

Люся подобрала с пола автомобиля упавшую трость, накинула на плечо сумку и царственно протянула руку. Рот у Ветрова дернулся, но он молча помог ей выбраться.

Второй охранник отдал ей ключи от ее машины, которая стояла на своем обычном парковочном месте.

— Спасибо, что довезли, — язвительно сказала Люся недовольному кимору за рулем.

Он в ответ отвернулся.

В лифте она вспомнила, как они в последний раз поднимались вместе, и, умиротворенно вздохнув, привалилась к Ветрову.

— От работы дохнут кони, только я бессмертный пони! Дед-Дуб довел свою дочь до нави, и сегодня я опять немножко ненавижу людей, и Крылов — не наш маньяк.

Ветров не обнял ее в ответ, но и не отстранился.

— Почему — не маньяк? — спросил он.

— Потому что он главный герой, а убийца — второстепенный. Уотсон, не Холмс! Человек-невидимка.