Цветок забвения (СИ) - Мари Явь

Почему нет? Ему же хватило наглости лезть во Внутренний мир Дев.

— Именно поэтому мы не должны полагаться на наши техники в сражении с ним, — рассудило Дитя. — Защитные печати не помогут нам его победить. Сбежать, может быть, но я уже сказал, что бежать не собираюсь. Потому что для меня именно побег будет означать поражение.

Но защитную печать он всё же поставил. На всякий случай. Дитя боялось. Конечно. Так же, как и я, оно знало, что ожидать от Калеки, но страх не превратил его в дрожащего ребёнка. Он решил показать, что и без своего мастерства достоин занимать трон. Что будет восседать на нём, когда враг, пришедший его свергнуть, окажется абсолютно, по-человечески беспомощен…

О чём-то подобном мечтал предшественник Дитя, построивший тот тронный зал. Похоже, нам было судьбой предначертано встречать Датэ именно там.

— Пойдём.

ГЛАВА 17

Расположившись у статуй основателей, мы провели долгие часы беспокойного ожидания, которое нарушали лишь редкие донесения гонцов. Окружённый гвардией император разглядывал свой меч. Оружие было выковано специально для этого случая, идеально заточено, но смертельным его делала не острота, а яд, нанесённый на лезвие. Император изначально не полагался на своё фехтование.

Я же смотрела на мраморный лик Девы, потому что, в отличие от Дитя, пришла сюда не ради убийства, а для допроса. Если Пламя погребальных костров появится здесь, то сначала он должен объяснить свои мотивы, а только потом умереть.

Голоса и встревоженный вид Жемчужин наводили на мысли о судьбе моих несчастных сестёр, укрепляя мою решимость. Чтобы как-то поддерживать присутствие духа, женщины делились друг с другом забавными историями, следили за маслом в золотых лампадах, что висели вдоль стен на цепях, и даже попытались сыграть в карты.

— Вы в храме, — окоротил их император будто своих разбаловавшихся дочерей, после чего наступила ещё более напряжённая тишина. По-настоящему мучительная.

И тогда я решила запеть.

Мы же в храме.

Первые слова напоминали неразборчивый шёпот и были похожи на заклинание. Мой голос, нервно дрожа, нехотя вливался в русло позабытого мотива. Это не было торжественным гимном или чем-то вдохновляющим. Эта песня была не менее траурной, чем недавнее молчание, но Жемчужины оживились. Даже Дитя подняло взгляд от оружия, внимая плачу Девы, этому мелодичному рыданию, которое уже нигде и никогда не услышать.

Святилище наполнилось моим голосом, и, даже когда я замолчала, он продолжал звучать. Глухо, мрачно, всё никак не стихая… Прошла минута, прежде чем я поняла, что это не эхо.

Покинув пределы храма, песня доносилась из коридора. Она набирала там силу и какую-то чуждую ей злость. Чужой голос превращал её из плача в обличение, отчего знакомые слова обретали несвойственный им смысл. Я вглядывалась в статую, потому что за исключением меня она была единственной Девой здесь. Более способной к пению, чем…

Лязг мечей отрезвил меня. Жемчужины поднялись и достали оружие из ножен, прислушиваясь.

Датэ?!

На мгновение я остолбенела, уподобившись мраморной «сестре».

Он уже здесь? И откуда, будь он проклят, Датэ знал плач Девы? Не мог же он вместе с техниками украсть и наши обряды!

В груди заболело.

Я повернулась к дверному проёму, ожидая. Шагов не было слышно, но, судя по голосу, враг приближался неторопливо, растягивая момент триумфа, никуда не спеша и ничего не боясь. Стража, которая могла встретиться ему по пути, уже была мертва.

Калека, в самом деле, пришёл сюда в одиночку и безоружным, будто соблюдая насмешливые «условия» перемирия, которые я предложила. Несмотря на то, что это было частью нашего плана, именно мы выглядели загнанными в угол, когда он всё-таки добрался до святилища и замер на пороге.

Слухи о его жестокости были преуменьшены. Никто не говорил, что его жестокость проявлялась во всём. В его голосе, превращающем наши молитвы в проклятья. В его внешности: в шрамах покрывавших лицо. В его одежде: в чёрной меховой мантии, накинутой на одно плечо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Илай сказал, что мифи вымерли. Он не стал уточнять, что их вырезали Калеки так же, как и Дев. Одних освежевали, а другим перерезали горло… Не знаю, что хуже, но ведь Датэ гордился и тем, и другим. Его волосы спускались по плечам, выглядя кроваво-красными на фоне чёрного меха, вдвойне драгоценного из-за уникального цвета. Было время, когда только я могла прикасаться к шкуре этого зверя. Он нежил меня, носил на спине, защищал… а теперь стал аксессуаром своего убийцы.

— Ты всё-таки пришёл… — прошипела я, стискивая руки в кулаки. — Мило. Выбирая между меховой мантией и оружием, ты выбрал первое? Великий завоеватель, ничего не скажешь.

— Думаешь, я здесь, чтобы перед тобой покрасоваться? — заговорил Датэ. Не громко, но так, что пробрало до костей. — Я принёс её для тебя. Это ложе, к которому ты привыкла.

Я покосилась на Жемчужин, которые даже не думали на него нападать. Женская природа, которая не мешала им считаться сильнейшими воинами на службе императора, теперь сыграла с ними злую шутку. Вот где не помешали бы повязки на глаза.

— В прошлый раз тебе было больно, — продолжил Датэ, проходя внутрь. Оглядываясь, чувствуя давление чужой техники, но при этом не теряя нить мысли. — Я вёл себя так неаккуратно, потому что был к этому совершенно не готов. Я не собирался тебя… понимаешь? Но теперь всё будет по-другому. Только если ты перестанешь уже испытывать моё терпение. Как показал опыт, я плохо переношу разлуку с тобой. Ты же помнишь, чем всё закончилось в прошлый раз?

Он уставился на меня в ожидании ответа, но я его проигнорировала.

— Ты сюда пришёл, чтобы сдаться, — напомнила я, с трудом скрывая дрожь голоса. — Так давай. Кланяйся.

Датэ остановился, наверняка, возмущённый такой дерзостью. Посмотрел на императора. Потом перевёл взгляд на меня и… боги, медленно опустил голову.

— Ниже.

Глупо было привередничать. Не многие относились к земным поклонам так, как он к этому кивку. Но Датэ снова подчинился. Сняв с плеча меха, он кинул их под ноги и опустился на колени, разводя руки в стороны. Теперь это вообще с почтением не вязалось.

— Так?

— Ниже, — повторила я, глядя на то, как мужчина скользнул руками по меху и коснулся его лбом. Но этого всё равно было недостаточно, даже при том, что никто из нас вообще не рассчитывал увидеть Датэ на коленях.

Тяжело дыша, я мельком глянула на своих союзников. Они видят то же, что и я?

Что это? Шутка? Блажь? Не мог же он, в самом деле, проникнуть в осаждённый его армией город, пройти через парадный вход во дворец, перебить стражу, просто затем, чтобы сдаться?

Хотя для Дитя это при любом раскладе выглядело так, будто Калека подставлял шею для его меча. Поэтому император соскочил с возвышения и рванул к мужчине. Не знаю, выглядело бы это менее беспомощно, если бы мы могли использовать наши техники. Но в тот момент, даже стоя на коленях, Датэ доминировал над нами, и это было очевидно.

— Ого. — Калека поднялся. Короткие ноги императора и простор зала позволили ему сделать это вызывающе неторопливо. — Меньше всего ожидал разгневать милосердное Дитя поклонами. — Он с лёгкостью ушёл от рубящей атаки. — Похоже, моим советником ты становиться не хочешь. А телохранителем?

По сравнению с другими покушениями на его жизнь, это выглядело не просто безобидно, а даже могло сойти за защиту, серьёзно?

— Я убью тебя! — вскричал император, и в святилище эти слова прозвучали так противоестественно, что даже отрезвили Жемчужин.

Они бросились ему на выручку одна за другой. А я наоборот застыла, понимая, что вот сейчас мне «любезно» предоставят возможность освежить в памяти худшие из воспоминаний. Не в состоянии показать всё, на что способен техниками, Калека точно решит компенсировать недостаток эффектности жестокостью.

— Не… не смей их трогать! — вскричала я, опять не пойми на что надеясь. Рефлекс какой-то — в безнадёжных ситуациях полагаться на голос.