Практическая мудрость - Барри Шварц

Салливан любит использовать метафору «строительных лесов» для того, чтобы продемонстрировать путь, которым ученичество приводит новичка к профессионализму. Опытные практики показывают студентам, как делать те или иные вещи, иногда разбивая процесс на отдельные задачи или шаги. Затем студенты начинают действовать самостоятельно, получая рекомендации и замечания наставников[220]: так, как это происходит у Бордоне с его принципом «рассказать – показать – сделать – проанализировать». Правила и процедуры играют при освоении навыков юридической практики важную роль «строительных лесов». Они дают новичку базовое представление о том, как действовать в различных правовых ситуациях. Но особенности каждого конкретного контекста скоро начнут сводить на нет усилия, основанные на одном только применении правил. Опытный наставник может предложить модель того, как нужно поступить на самом деле. Он заставит ученика сосредотачиваться на цели, а не только на формальных правилах, видеть аналогии, которые помогут решить проблему. Он научит распознавать в новых ситуациях сходство с уже успешно разрешенными прежде. И, наконец, экспертным образом улавливать суть ситуации, не прибегая к длительному процессу формального рассуждения[221]. Примечательно, что такое «возведение лесов» поразительно похоже на создание когнитивных сетей, которые мы обсуждали в главе 5.

Салливан и его коллеги не просто призывают к созданию большего количества юридических клиник – сотни их уже действуют в юридических вузах по всей стране, но по большей части остаются на периферии юридического образования. Сейчас такое практическое обучение не является обязательным; работающие со студентами в клиниках преподаватели, как правило, не входят в штат вуза и не имеют высокого академического статуса. Салливан же настаивает, что ученичество, воплощенное в этих юридических клиниках, должно стать ядром правового образования.

Среди вузов, проанализированных его коллегами, был, в частности, факультет права в Городском университете Нью-Йорка. В этом вузе контингент учащихся весьма ограничен в средствах и обладает куда более слабой академической подготовкой, чем гарвардские студенты Бордоне, – но здесь делается акцент на практическом образовании. В дополнение к обычной программе первого курса (уголовно-процессуальное, договорное и гражданское право), первые два года включают также небольшие семинары по юридической практике, которые не только поощряют тесное общение с наставниками, но связывают теорию права с практикой, привлекая студентов к моделированию различных правовых ситуаций. На третьем году обучения от всех студентов требуется реальная юридическая практика – либо на местах (под наблюдением супервизоров), либо в рамках юридической клиники при вузе.

Такой вид обучения дает не просто технические и этические навыки. Он воспитывает волю. Как объяснил один из профессоров, в юридических клиниках студентам пытаются вернуть чуткость и восприимчивость, утраченную ими в юридических вузах. Салливан призывает реорганизовать программы обучения таким образом, чтобы исключить утрату этих качеств. Форма работы в клиниках, считает он, меняет гипотетические вопросы, характерные для юридического образования («Что вы можете сделать?»), на вопросы, требующие немедленного вовлечения и участия («Что вы будете делать?» или «Что вы сделали?»). Салливан подчеркивает, что это ставит ответственность за клиента и за собственные действия в центр приобретаемого в клинике опыта[222]. Такая ответственность должна быть ядром юридического образования. Такой опыт необходим для формирования воли и способности действовать с нравственных позиций.

А после юридического вуза?

Выпускник юридического вуза, который хочет приносить пользу и преуспевать – то есть зарабатывать на жизнь, поступая при этом должным образом, – имеет на выбор несколько вариантов. Он может трудиться в одной из сотен некоммерческих организаций, которые занимаются вопросами охраны окружающей среды, бедности, труда, здравоохранения, прав человека, проблем женщин и социальной справедливости. Может работать в юридической клинике, стать омбудсменом, посвятить себя семейному праву или начать индивидуальную практику. Наконец, он может получить выборную должность или место в государственных органах. Но если юрист решил работать в корпоративном юридическом бизнесе? Что тогда? Ведь найти фирму, которая поощряла бы в сотрудниках практическую мудрость и стремилась минимизировать размывание нравственной составляющей, становится все труднее.

Но нет ничего невозможного. Крис Шульц смог создать именно такую фирму[223].

Mahoney, Bourne, and Thiemes (MB&T) не является социальной службой, адвокатской конторой или фирмой, защищающей общественные интересы. Основные клиенты этой фирмы, работающей в Буффало, – застройщики, больницы, банк и католическая епархия. Но Шульц и его партнеры намеренно создали бизнес, который поощряет практику, существенно отличающуюся от того, что принято в «классических» образцах вроде корпоративной юридической фирмы, описанной выше Патриком Шильцем. В основу своего предприятия они положили приверженность служению интересам общества. В то время, когда традиционные услуги pro bono[224] вытеснялись из практики корпоративных фирм стремлением заработать как можно больше «оплаченных часов», Шульц призвал своих юристов не ограничиваться простым предоставлением безвозмездных услуг. Служение обществу, утверждал он, означает также работу с клиентами из сообществ, имеющих низкую платежеспособность, – как часть обычной, регулярной работы фирмы.

Партнер Шульца Артур Лафлин считал это продолжением великой традиции тех времен, когда право было не товаром, который покупается и продается, но формой служения обществу. Сам Шульц работает в советах организаций, занимающихся вопросами местного и жилищного развития, а также уходом за пожилыми людьми. Но он не просто демонстрирует поощряемую им модель поведения: участие в той или иной форме служения общественным интересам Шульц сделал частью политики фирмы и учитывает эту деятельность в показателях эффективности сотрудников. И что очень важно – он убедился, что система оплаты труда в фирме этому не препятствует.

Шульц ввел систему оплаты, направленную на сведение монетизации труда к минимуму. Он настоял на том, чтобы вознаграждение не было привязано к количеству часов, отработанных конкретным юристом, или к доходу, который этот юрист принес фирме. Количество отработанных юристами часов является абсолютно секретной информацией – дабы избежать деструктивной, с точки зрения Шульца, внутренней конкуренции: «кто набрал больше часов, кто принес больше денег, кто более ценен для фирмы?». Кроме того, разница в вознаграждении между самыми высокооплачиваемыми и самыми низкооплачиваемыми юристами в MB&T необычайно мала по сравнению со стандартами, принятыми в большинстве корпоративных юридических фирм[225]. Все это поощряет сотрудников посвятить себя не только работе, но и служению. Повсеместно распространенного стремления отказываться от безвозмездной работы в интересах общества, чтобы достичь более высокой зарплаты или статуса, здесь попросту нет.

«Я не хочу, – говорит Шульц, – чтобы кто-то считал, что работа для католической благотворительной организации менее ценна для фирмы, чем обслуживание синдиката, торгующего недвижимостью». По мнению Лафлина, служение обществу не менее – а иногда и более – важная вещь, чем экономика. А один из старших юристов фирмы, занятый в основном в сфере банковских операций, пояснил, что чувствует себя гораздо лучше, зная, что он, в сущности, субсидирует работу фирмы, обслуживающей общественные интересы.

Цель служения обществу проявляется в готовности юристов MB&T заниматься нелегким делом взвешенного и мудрого консультирования. Юристы фирмы рассказывали, что им чаще других удается сдерживать клиентов, убеждая их, например, реструктурировать сделку, вместо того чтобы идти на обман. Один из корпоративных клиентов фирмы предположил, что отношение MB&T к служению общественным интересам дает представление и о том, как фирма относится к интересам частных клиентов. Публичное и частное неразрывны, отметил он, поэтому приверженность MB&T служению – это совсем другое, нежели быть просто отстраненным экспертом.

MB&T поощряет углубленное консультирование, способствуя тем самым развитию долгосрочных отношений с клиентами – что, в свою очередь, укрепляет лояльность и доверие. Юристы компании близко знакомятся с организацией клиента и помогают ему определить долгосрочные интересы. Один из сотрудников MB&T отметил, в частности, что ему приятно иметь дело с давними клиентами, поскольку это дает возможность быть полномасштабным консультантом и решать проблемы клиента вместе с ним.