Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг. - Полина Жеребцова

Ходят вооруженные люди (под видом боевиков). Грабят.

У Вовки с Ольгой их дом в частном секторе окончательно догорел и завалился 31 декабря, в новогоднюю ночь!

Будур

14.01.

Старый Новый год! Мы с мукой! Спасибо ребятам! Сегодня день рождения моей прабабушки Юли-Малики. Она родилась в 1900 году 14 января. Жила в Ставрополе. Ее покрестили подростком, и она стала носить имя Юля. По своему отцу она была мусульманкой. Мы досмотрели ее, парализованную. Похоронили в Грозном. Через год, на этом же Карпинском кладбище, мы похоронили моего любимого деда Анатолия.

Помню: ухаживать за прабабушкой было трудно. Мама ушла с хорошей работы. Из старшего товароведа большого завода она превратилась в уборщицу общежития. Каждые два часа нужно было подходить к нашей лежачей больной. Но со временем к прабабушке вернулась речь. Она стала вставать! Это после парализации, в 92 года! Моя прабабушка много рассказывала о своей юности. Ровесница века. В то время я пошла в первый класс. Мне было 6 лет. Несмотря на все трудности, бабулю Юлю, мать маминой мамы, мы очень любили!

Знать бы о грядущей войне! Тогда не бросили бы квартиру-коммуналку в г. Ростов-на-Дону. А мы, наоборот, перевезли в Грозный имущество: предметы старины, книги, посуду. Жилье в Ростове-на-Дону сдали домоуправлению. В Грозном наша семья имела две квартиры в центре города – двухкомнатную и однокомнатную. Обе они располагались в районе Центрального рынка. И у нас с мамой своя однокомнатная квартира, по улице Заветы Ильича.

Теперь наша ванная, вернее, пол в ней, провалилась. Канализации нет, засорена и повреждена. Стены, потолок – все черное, в жирной копоти. Сможем ли мы отремонтировать свое жилье? Устоит ли наш дом? Как мы будем жить дальше? Слабость сильная. Пилить дрова трудно.

В подъезд заглянул парнишка с четками на шее. Он один из тех, что дали нам муку.

– Тетя, – попросил парень мою маму по-чеченски. – Ты брюки мне постираешь? Я не умею. Старших мужчин просить мне стыдно и нельзя.

Парень задал свой вопрос издали, стоя в дверях подъезда. Своим поведением он понравился.

– Давай, неси! – согласилась мама. – Только у меня сердце больное. Всем стирать не смогу. Одному тебе.

Он ушел и быстро вернулся. Ведро воды. Узкая баночка от кофе со стиральным порошком. В пакете грязные брюки. Все оставил у двери. Мама постирала. Рано утром этот паренек забрал мокрые вещи. Сказал, что досушит их в подвале дома, где они живут. Поблагодарил. Пожелал здоровья и удачи.

– Можно, я еще приду? – выходя на улицу, спросил он. – Пожалуйста! Вдруг меня убьют? Чтобы я в чистых вещах был.

Мама кивнула.

Зашла одинокая старушка Маня. Сказала, у нее нет муки на лепешки и деньги заканчиваются.

– Денег и у нас нет. Всего сто рублей, – покачала головой мама. – А лепешку мы дадим! Надо – и завтра приходи.

Она протянула Мане половину от той, что была у нас самая большая! Маня расплакалась. Сказала:

– Если завтра будет тихо, я схожу за хлебом на базар “Березку”. Вам что-нибудь купить?

– Нет! Спасибо! – отказалась мама.

Маня попросила у мамы прощенья. И ушла. Мы долго не могли понять, что именно мы должны простить старой Мане. Вспомнили не сразу. Давно, до войны, был случай: Маня прибежала к нам с внуком Витей. У них дома случилась драка! Бабушка и внук, перепуганные, прятались у нас. После ухода незваных гостей мы обнаружили пропажу. “Испарились” в большом количестве сладкие шоколадные вафли. Вафли лежали в коробке под кроватью, на которой ночевали гости. Тогда мы торговали шоколадом, печеньем, разными сладостями. Поскольку пропала еда, мама даже говорить об этом не стала.

18.01.

Вчера по нашим домам палили из пушек. Один снаряд совершил редкостную подлость: он влетел в окно на первом этаже, к брату Азы. Все в квартире разнесло на мелкие щепки! Брата ранило в голову. Он всю ночь не приходил в сознание. Утром Шахрудин скончался на руках у своей сестры – Азы. Во дворе этого человека звали по-простому – “Шахид”.

Похоронили у подъезда. Могилу тщательно закрыли большими ветками от голодных собак. Они могут выкопать труп и сожрать. Брат Азы был хорошим человеком. Мирным, тихим. Очень жаль! Он был безвреден. Ценное качество, особенно в военное время.

Попадание в жилое помещение на первом этаже – редкость. Обычно “сносит” верхние этажи: третий, четвертый и выше.

Могилу для Шахида, рискуя своими жизнями, копали мужчины нашего двора. Им, как и в прошлый раз (для Раисы), помогал сосед Тагир из частного сектора.

16 января старушка Маня погибла при обстреле улицы из установки “Град”. Маня шла за хлебом на рынок. Мы не знаем, кто похоронил ее. Где? Искать квартирные документы, остатки пенсии и рыться в ее вещах приходили женщины из дома напротив. Значит, они видели тело. Маня болела. У нее были язвы. Однако даже этот факт не остановил любителей наживы.

P. S. Осколки в ногах причиняют мне сильную боль. И болит сердце. Я чувствую, как кружится голова, и приходится держаться за стены, иначе ведь можно упасть. Упасть на пол от голода. И тогда уже очень трудно встать, вы мне поверьте.

Полина-Будур

20.01.

Вчера утром, 19 января, нас вывели из дома русские военные. На моих часах было начало десятого.

– Быстро! Очень быстро! – приказали они. Маме не дали взять ее паспорт и пакет, куда она сложила фотографии умерших родных. Они сказали:

– Паспорт тебе больше не понадобится.

Бабушка Нина вышла на снег в домашних тапочках. Переобуться она не успела. Решила: проверят квартиры, посмотрят документы и вернемся домой. Так ведь уже было в 1995 году. Но на этот раз всех жильцов, кого вывели из квартир, собрали в среднем подъезде дома напротив. В нем живут Аза с Линой. Я видела, когда проходила через свой двор, яркое солнце и белый искрящийся снег. Красиво! Только осколки, которые уже четыре месяца жили в ноге, кололи изнутри, и идти было больно.

На лестнице, ведущей вниз, было много пачек мыла в красной упаковке. Оно рассыпалось из огромной коробки! Я подняла одну пачку и спрятала в карман. Вдруг пригодится – руки мыть? Еще, пока мы шли через свой двор, я видела, как военные выносили коробки, как оказалось – с хрусталем. Потом они открывали их, ругались матом и били хрусталь прямо во дворе, на глазах у всех. Только непонятно – зачем? Потом нам велели спуститься в подвал, а разговаривать запретили. Болтунам пообещали гранату.

Мы сидели в подвале около трех часов. Беззвучно общались, едва шевеля губами. Все боялись, что бросят гранату. Взрослые говорили, что такие случаи бывали. Было тесно, сыро и очень душно. А Юрочка, у которого повредился рассудок, внук бабки Нины, шептал мне про НЛО. Что солдаты ненастоящие, что вместо них прилетели убийцы-пришельцы с другой галактики. А он ждал “своих друзей, русских”, но совсем не пришельцев.

Наконец нам велели выходить. Тетя Аза и тетя Лина вылезли на свет и сразу стали собирать красивое красное мыло. Объявили, что им его оставили на хранение какие-то соседи. Мне было стыдно, но свой единственный кусок я не отдала.

– Разрешите зайти в свою квартиру! Паспорт взять. Как же я без паспорта? – Мама волновалась.

– Нельзя! Паспорт вам не нужен. Вещи не брать! Двери не запирать! Вперед! С сопровождающим.

Аза дала моей маме черное кожаное пальто.

– Ты мне хоть это спаси! – неожиданно попросила она.

Люди из двух домов шли цепочкой. Я увидела одиннадцать человек.

За углом, при выходе со двора, обстрел был сильнее. Шуршали и свистели мины. Недалеко разорвался снаряд. Полыхнуло прямо перед нами. Мы и военные шли вместе. Свои били по своим. Солдат слева кричал матом в рацию. Но часть его речи я разобрала:

– Эй вы, пермяки! Мы это! Мы уже здесь! По своим бьете!

Мы шли первые: бабушка Стася, мама и я. Стася еле шла. Мы взяли ее в серединку, и все держались друг за друга. Я сама еле двигалась от голода и усталости. Когда раздавался шуршащий визг мины, все падали. А потом опять шли. Нас подвели к обрыву. Я взглянула вниз. Там липкая глина и снег. Юрочка трясся, крестил солдат и бормотал что-то типа:

– Кыш! Кыш! Улетайте отсюда!

Кто-то из военных пальнул короткой очередью из автомата, чуть повыше наших голов. Я испугалась и почувствовала, что падаю. У меня закружилась голова. Мама поддержала меня. А блуждающий осколок в правой ноге проснулся и резанул со страшной силой. Старая бабка Стася упала на колени и стала кричать:

– Что вы делаете? Мы свои, мы русские! Не стреляйте!

Мама стояла молча. Солдаты засмеялись. Тот, что был круглый, как колобок, махнул рукой:

– Свободны! Катитесь вниз! А домой не смейте являться – у нас тут зачистка!

Мы его послушались. Действительно покатились вниз по глине и по снегу. Военный, тот, что ругался в рацию, крикнул вдогонку:

– А насчет расстрела это мы пошутили.