МЖ. Роман-жизнь от первого лица - Алексей Колышевский

– У тебя есть чувство, что мы еще увидимся?

Она с грустной улыбкой покачала головой, ничего не ответила, только поцеловала меня в лоб, погладила, проведя рукой по голове, как гладят любимую собаку, и ушла. Я посмотрел вокруг себя: укол переставал действовать, и вирус одиночества, подхваченный мною когда-то, вновь начал одолевать меня. Я вдруг понял, что никогда больше ее не увижу. Хотел было окликнуть, но вокруг уже никого не было. И я ушел.

Adios, Argentina!

Утром следующего дня, перед тем как уехать в аэропорт и покинуть Буэнос-Айрес, я попросил таксиста отвезти меня на могилу генерала Перона и его жены, обожаемой в Аргентине Евы Дуарте, или Эвиты. Я был уверен, что супруги похоронены вместе, в одном склепе, мавзолее, могиле, но я ошибался. Эвита нашла покой совсем рядом с моим отелем, на Cementerio de la Recoleta, кладбище возле церкви Святой Пилар. Самая популярная в Аргентине женщина, безвременно покинувшая этот мир в возрасте тридцати лет, была без всяких особенных отличий похоронена в семейном склепе своей семьи под порядковым номером 114. Возле входа в тесный склеп, ничем не выделяющийся среди других таких же, с правой стороны, была прикреплена небольшая мемориальная доска с барельефом, изображающим сидящую молодую женщину с закинутой за голову левой рукой и держащую в правой руке большую пальмовую ветвь. Только надпись: EVA PERON. Даже в ранний воскресный час народ толпился возле этой могилы. Угрюмые экскурсоводы заученно рассказывали биографию Евы Дуарте, женщины, ставшей сеньорой Перон, вознесшейся к максимальной точке своего земного пути, но, к сожалению, не удержавшейся на ней и продолжившей свое движение к теперь уже небесным высотам. Об Эвите снят фильм, где ее замечательно сыграла Мадонна. Вообще это здорово, когда такие актрисы играют в свою очередь великих актрис – женщин, которые благодаря своему природному дару всю свою жизнь играли в одной большой премьере. Мадонна потрясающе воплотила образ Евы Перон, моя любимая Сальма Хайек – образ мексиканской калеки-художницы Фриды Кало. Они играли женщин, которые были их кумирами, и сделали это так, словно души самих прототипов на время отпустили с того света и те вселились в Мадонну и Сальму на время съемок. Долго задержаться у могилы Эвиты у меня не получилось. Меня оттеснила толпа, и я отправился дальше, на могилу ее мужа, в район города под названием Chacarita. И здесь я не увидел никаких посмертных чертогов. Все было так же, как и в предыдущем месте: тот же семейный склеп, та же мемориальная доска, вот только цветов было гораздо больше. Еще возле входа я купил пять длинных желтых гладиолусов и добавил их к этой предсмертно-благоухающей груде медленно умирающих на могиле великого человека прекрасных растений. Я возложил эти цветы искренне, уважая президента, который так много сделал для своей страны, превознося ее выше всех внешних приоритетов. Он тоже играл, лавировал между многими политическими силами, использовал все средства для возвеличивания и укрепления своей страны, был одним из членов так называемой «Великой Пятерки» двадцатого века: Гитлер, Перон, Рузвельт, Сталин, Черчилль. Перечисляю их в алфавитном порядке. На имя Адольфа Гитлера сейчас во многих странах наложено либо табу, как в Германии, либо он является персонажем театральной комедии, как в Израиле. И только в России, в моей стране, более всех стран пострадавшей от деяний этого воплощения дьявола, Гитлер всегда будет иметь правильную оценку и о нем никогда не забудут. Нельзя нам о нем забывать.

Я ехал в стареньком, гремящем такси, какие, к слову сказать, в большинстве своем бороздят улицы этого города. Ехал и рассеянно смотрел в окно на пробегающие мимо городские пейзажи, стараясь запомнить их получше. Я влюбился в Буэнос-Айрес, он показался мне настолько родным и понятным, что покидать его было тягостно, и я испытывал сожаление от того, что я так мало увидел и так мало запомнил. Я не знал тогда, что мне придется еще вернуться сюда и что однажды, зацепив меня, как рыбак цепляет крючком рыбу из La Plata, этот город не захочет отпускать и будет тянуть к себе постоянно. Прощай, Город Ветров.

Пребывая в подобном возвышенно-поэтическом состоянии, я не сразу обратил внимание на неприметный с виду «Golf», который как приклеенный следовал за нами на одинаковом расстоянии. Вместе мы проехали через весь город, вместе выехали на скоростное шоссе и помчались в сторону аэропорта. Чем дольше мы ехали, тем больше мне не нравился этот «Golf», пассажиров которого, из-за расстояния между нашими автомобилями, я не в состоянии был разглядеть невооруженным взглядом, а бинокль был в чемодане, и достать его на ходу не представлялось никакой возможности. Мы ехали в крайнем левом ряду. «Golf» следовал в тридцати-сорока метрах правее, и я подумал, что если это хвост, то мне нечего бояться: доведут до аэропорта, убедятся, что улетел, и все. Хотя смысла в этом никакого не было. Для этого необязательно заниматься слежкой, достаточно просто залезть в компьютерную базу аэропорта, что, я уверен, было по силам тем, кто мог сейчас находиться в машине, и сличить мою фамилию с подтверждением о регистрации и вылете. Значит, не слежка или, вернее, не просто слежка? В таком деле нужно сразу отталкиваться от самого худшего, а самым худшим исходом в этой ситуации могло быть то, что «Golf» вдруг поравняется с нами и с левого заднего пассажирского места будет открыт огонь. Пули прошьют насквозь и эту ветхую колымагу, чей удел давно быть переработанной во вторичное сырье, и мое не защищенное ничем тело. И такой вариант развития событий меня совершенно не устраивал. Я был уверен в том, что преследует меня не полиция, те так не действуют, а именно «пауки», так я назвал их про себя. Я уже было хотел посвятить в свои мрачные догадки водителя, но «Golf» вдруг стал резко перестраиваться в правый ряд с очевидной целью атаковать и закончить тем самым мою аргентинскую одиссею и неловко подрезал какого-то отчаянного лихача на совершенно неописуемо раздолбанном, но быстром «фордике» лет двадцати от роду, но летевшем со скоростью пули. «Фордик» задел задний бампер «Golf», отчего тот развернуло перпендикулярно шоссе и машина начала крутиться, как шестилетний шалун, скатывающийся со снежной горки. Я насчитал пять кувырков, после чего машинка, как ни странно, не взорвалась, а встала на вывернутые и почти что оторванные колеса. Крыша ее была сплюснута почти до самых дверей, а «фордик» радостно въехал ей вдогонку прямо в бок, скончавшись от таких потрясений. Ожидать продолжения погони не приходилось. Я посмотрел на небо и перекрестился. «Фордик», доживший до мафусаиловых лет, оказался поистине машиной-филантропом и спас мне жизнь, достойно окончив свои дни и заслужив высокое звание «Автомобиль – друг человека». Дальнейшая дорога никаких сюрпризов не преподнесла, я щедро расплатился с водителем, тот помог мне загрузить багаж на тележку и довольный умчался восвояси, не подозревая, что, скорее всего, избежал смерти. Без происшествий я прошел регистрацию и поднялся наверх, на второй этаж, для прохождения спецконтроля. Полицейский, дежуривший у входа в зону для пассажиров, попросил меня предъявить посадочный талон. Я предъявил.

– Сеньор должен оплатить пошлину.

– Какую еще пошлину?

– Сбор аэропорта. Вот касса, прошу вас.

Я пошел к кассе, чертыхаясь и посматривая на входные двери внизу. Пока все было спокойно, но вот мое внимание привлекли двое мужчин, которые не были похожи на обычных пассажиров. У них не было багажа, они заметно нервничали и суетились. Один из них ринулся к стойке регистрации, другой остановился и принялся осматриваться. Я поспешно отвернулся, чтобы не встретиться с ним глазами, и протянул свой билет в окошко кассы.

– С вас пятьдесят шесть песо, сеньор.

– Вот сто песо, и оставьте сдачу себе, я очень спешу.

– О, сеньор так добр. Благодарю вас.

– К сожалению, у меня нет времени как следует воспользоваться твоей благодарностью, красотка.

– Ха-ха-ха, какой смешной сеньор!

Я вернулся к полицейскому, махнул перед его носом талоном с отметкой об уплате сборов и пересек заветную черту, за которой действовал режим полетной безопасности и можно было не опасаться тех двоих неудачников. Я шел по коридору, но остановился и обернулся. Они стояли перед полицейским и молча смотрели мне в спину: двое крепких парней моего возраста или чуть старше. Я запомнил их лица, такие же нетипичные для этих мест, как и лицо внука Глобоцника. Окончательно обнаглев и чувствуя собственную безнаказанность, я остановился и показал им оттопыренный средний палец сразу на обеих руках, затем помахал на прощанье и пошел дальше. Неудачники, сосунки, дедушка Адольф был бы вами недоволен, ха-ха-ха.

Оставшееся время до вылета я провел, словно сидя на иголках, и окончательно успокоился только тогда, когда самолет оторвался от земли и начал набирать высоту. Впереди меня сидел католический священник в своей черной рубашке с белой вставкой в планке воротничка, сзади раввин в шляпе и с роскошной бородой. Я улыбнулся: понял, что безопасность обратного полета гарантирована небесами. Прощай, Аргентина.