Лежачий полицейский - Юля Лемеш

Тихо было. Как в дремучем лесу. А потом, когда я замерзла, стоя у озера, раздался нереально оглушительный взрыв. От неожиданности ноги сами подкосились, завалив меня в сугроб.

Ворон как ветром снесло. Минутную тишину сменил громкий гул, пронзительный треск. Через короткий промежуток над крышами возник первый клуб черного, чудовищного дыма. От которого в разные стороны удирали последние вороны. Их полет напоминал бег по пересеченной местности. Дым преобразовался в плоский бублик и лениво начал расширяться. Огонь появился позже. После пронзительного женского крика.

Сидя в сугробе, отупевшая от чернеющего на глазах неба, я, холодея от ужаса, начинала понимать причину грохота. И надеялась только на одно – чтоб долбанул не мой дом. Хотя шансов на спасение у панельных развалюх было ничтожно мало. Они стояли слишком тесно, чтоб остаться целыми.

Огонь, пробивая смоляную мглу, озарял красными всполохами всю округу. К визгу неизвестной женщины прибавились еще несколько, более истошных. Я приняла вертикальное положение и, спотыкаясь, поковыляла к эпицентру. Дорога вела вверх, поэтому быстро шагать не получалось. Ноги проскальзывали, а глаза упорно не отрывались от огня.

– Немного левее, чем мой, или все-таки мой? Или тот, что по соседству? Господи, услышь меня глупую, за что мне такое? – понимая идиотизм мольбы, шептала я.

Все уже случилось, так что осталось убедиться в неотвратимом.

– Это из-за меня, – решила я. – Кто-то нашел мое убежище и решил избавиться от меня навсегда. Вот почему Николай не приехал. А если это его рук дело? Нет. Скорее всего – сначала убрали его, а теперь добрались до меня. Нет. Сначала они убили маму, а потом…

Потом я подумала, что это маме надоело мое существование.

А потом я поняла, что далеко не все в этом мире крутится вокруг моей персоны.

Вслед за мной неслись наспех одетые люди. Опухшие, расхристанные, многие без шапок. За церковной площадью я перевела дыхание. Теперь стало ясно – уничтожен соседний дом, через два от моего. Сначала мне показалось, что он взорван до основания. Однако, когда порыв ветра унес очередную порцию гари, выяснилось – из здания вырван треугольный ломоть. Из самого центра. Словно какой-то лакомка отхватил себе огромный кусок торта.

Обморочного вида немолодая женщина в ситцевом халате и тапках на босу ногу тонко выла. Захрипела, опасно посинела лицом, заваливаясь на бок. Прямо на землю. Подбежавшие родственники, видимо, муж и сын, в спортивных костюмах и босые, подхватили упавшую. Я сняла пуховик и укрыла женщину. Потом спохватилась и попросила обратно ключи и телефон, что лежали в кармане.

Сын мне показался симпатичным. С таким неплохо познакомиться поближе. Лицо сосредоточенное, движения аккуратные, точные. Чувствуется сила и уверенность. На Коловорота похож. На мой неуместный взгляд парень сердито хмыкнул. Поднял обмякшее тело на руки. Отец шел рядом, причитая, как по покойнику. Ему казалось, все видят, что жена обмочилась, и он пытался прикрыть ее от посторонних взглядов, бестолково бегая вокруг.

Посреди улицы стоял целый стул. Снег стал черный. Небо – тоже.

Первой пожарной машине не хватило воды, и она присосалась хоботом в колодец, трясясь и пуская в разные стороны клубы едкого белого дыма.

– Это нормально? – строго спросила я у злого пожарного.

– Нормально. Если не развалится, то потушим. Шла бы ты отсюда. Здесь тебе не место. Домой иди. Или это твой?

– Нет, – ответила я и поспешила восвояси.

Тем более что толпу уже начали разгонять милицией.

Мое жилище осталось почти в сохранности. Хотя, если быть объективной, хороший взрыв ему бы не помешал. Попытки создать уют были давно забыты по причине повышенной степени убожества как планировки, так и качества всего дома в целом. Достаточно упомянуть проветриваемую щель под батареей. Которую сколько ни замазывай, ей все нипочем.

Растерянно озираясь по сторонам, я обнаружила незначительные потери. Форточки повыбивало на фиг. Я с благодарностью посмотрела на соседний дом. Который выступил в роли заградительного щита. За его плоской крышей вздымались тучи копоти. Порой взлетали в воздух толстые струи воды. Потом раздался жуткий треск. В сквозную дыру форточки метнулся чадный ядовитый смерч. Изгадив все вплоть до входной двери. Пришлось срочно прибегнуть к кляпу из подушек, засунув их вместо побитых стекол. Не скажу, что стало значительно приятнее. Однако вонять стало чуть поменьше.

Мучимая непричастностью к событию, накинув поверх свитера осеннюю куртку, я вновь выскочила на улицу. Пожар притягивал как магнит. Нервная незнакомая женщина громко предупредила меня об отключении газа. Как выяснилось позже, паровое отопление отрубили тоже. К вечеру мы поняли, что нас лишили света и воды. Запасливая соседка снабдила меня половиной желтой витой свечки. По всей видимости, заготовленной к новогоднему торжеству.

К ночи квартира безнадежно промерзла. К утру на время вернули электричество. Быстро поставила телефон на подзарядку. Хотя Николай мог бы позвонить и на обычный городской. Потом пьяный в дупель сосед снарядился на колонку за водой. За тридцать рублей он приволок мне пару флаконов по пять литров. Где он добывал тару, я предпочла не задумываться. Доковыляв до ближнего магазинчика, купила питьевой воды, чтоб в ожидании лучших времен на нее любоваться. Чаю попить не удалось из-за очередного отсутствия электричества. Газ так и не включали. Телефон успел частично зарядиться, но звонков ни от кого не поступало. Включив все выключатели в доме, я надеялась таким образом не упустить возможность сварить кипяток.

На улице заметно похолодало. Несмотря на это я пошла за новостями. Пострадавший дом оградили бело-красной полосатой ленточкой. За ней маячили спины каких-то спецов из МЧС. Зевак разгоняли быстро и безжалостно. Правильно, там живых людей ищут, нечего развлекаться.

К ночи я клевала носом, боясь уснуть и пропустить появление света. Обещали, что его непременно дадут, но когда именно – не уточнили. Про воду вовсе ничего не сказали. Блин. Даже в туалет толком не сходить. Мерзость какая – нагадила, а смыть нечем. Пришлось слить в унитаз жидкость, добытую соседом. Отсутствие горячей еды сказалось на желудке. От доеденной отвердевшей икры стало совсем скверно. Тогда, презирая мороз и неподходящую одежду, я намылилась в кафе.

Теснота – яблоку некуда упасть из-за гомонящей толпы, смутно угадывающейся в клубах табачного дыма. На секунду мое появление утихомирило бравые выкрики, а потом все снова одновременно заговорили, стремясь перекричать друг друга. Не пострадавшие граждане активно опекали выживших в катастрофе, наливая им и себе. Кроме меня и девушки за стойкой, женщин в заведении не наблюдалось.

Как выяснилось, обездоленных расселили в актовом зале школы, но взрослая мужская составляющая погорельцев обосновалась поближе к деятельному участию. Которое заключалось в водке, перетирании подробностей недавних событий и отсутствии жен. Жены пребывали в состоянии закономерного шока, что выражалось в сменном карауле у поверженного дома. Они опасались разграбления останков имущества. Разгоряченные мужчины иногда отходили проведать частично разобранные руины, но быстро возвращались для нового прогрева. Плакал только один. Я из солидарности присела рядом.

– Два человека погибли.

– Четверо, – уточнил кто-то.

– Всего? Странно, все же отсыпались после праздника, – недоумевала я.

– Кому праздник, а кому горе, – укоризненно уточнил сосед по столику. – Мы поминки отгуливали. Всем домом. Почти. Смотри, какой парадокс получается, Коврига помер, значит. Горе. А вроде как он нас всех спас, сучок трухлявый. Робя! Мы на него теперь молиться должны!

– За это выпить надо.

Выпили. И мне предложили, но в этот момент невероятным счастьем мне казалась только чашка горячего кофе. Хотя за Ковригу стало приятно, не зря, выходит, помер. Здесь очень серьезно относятся к похоронам и всему, что с ними связано. Похороны – первейшая новость, и каждый имеет законное право навестить семью усопшего, чтоб откушать и помянуть. Как выяснилось, почти все, даже малые дети в злополучный момент очутились совсем в другом районе.

Сосед снова горько заплакал. Наверное, по Ковриге.

– Меня мама не любит, – зачем-то разоткровенничалась я из солидарности.

– Такого не бывает. Вот моя – до сих пор проверяет, надел ли я теплое белье. – Сосед задрал штанину, демонстрируя голубые потертые кальсоны.

– Повезло, – такое рвение явно нуждалось в поддержке.

Моя тоже всегда присматривала за моей одеждой, ну и что с того? Когда все было нормально, я ни разу не задумывалась, любит она меня или нет. Я просто в ее любви не сомневалась.

– Я ей не нужна. Она меня бросила.

– Ни хрена себе компот. В младенчестве, что ли?

– Да нет. Недавно.

Откинув голову с риском для хрустнувшего позвоночника, собеседник окинул меня придирчивым взором завзятого специалиста по брошенным неблагодарным дочкам. Я не привыкла, чтоб на меня так презрительно смотрели. Чую, лекцию сейчас зарядит про взрослых баб, на которых пахать да перепахивать.