Лежачий полицейский - Юля Лемеш

– И что потом?

– Целый день по лесу они преследовали бедного кота. Загнали на дерево, засунули в мешок и приволокли к нам, похвастаться. Открывают, а там наш Василий воет. Плешивый от лишаев, жуткий урод был.

– Не поняла – какой Василий?

– Да у нас возле заправки кот обычный подъедался. Василий.

– А потом что?

– Василия, понятное дело, пенделем угостили. А я придумала каждый день перса этого прикармливать. Миску с едой ставлю и жду. Никакого толку. Он близко к себе никого не подпускал. Сидит такой красавец, глаза желтые, как у совы. А потом я догадалась кошку загулявшую притащить да в нашей будке запереть. Так и приманила. Теперь у меня лучший кот в городе. Все страшно завидуют. А я котят продаю от проститутки этой. Одна вторая перса получается.

Одна вторая перса выглядели как три четверти. Серые, с белым пузиком или лапочками, пушистые и головастые, как их отец.

У Любы кроме драгоценного кота Степана был еще и муж. Но про него она распространяться не любила. Так как он либо пил, либо промышлял случайными наймами на выруб леса. После чего пил еще больше.

Ночами, почти под утро, я откладывала кисти, протирала уставшие глаза и думала про свою дурацкую жизнь. И про Коловорота. С которым секс был обалденный, а отношения не пойми какие. Ведь он взрослый. Опытный. Умный. А кто я? У меня только одно преимущество – возраст. И дурацкий характер. Не нужна я ему. И мне он не нужен. Или я снова ошибаюсь? Вот если бы мама выделила мне часть своих деньжищ. И была бы я богатая невеста на выданье. И что бы это изменило?

Я жутко люблю деньги. Но, как выяснилось, свои, заработанные деньги я люблю еще больше.

Глава 54

Деньги Коловорота тратились исключительно на еду. Свои я старалась не расходовать. Иногда срываясь на покупку нужных красок. Или оргалита. Незадолго до Нового года путь жестокой экономии привел меня к заветной сумме. Которую я намеревалась с блеском израсходовать на самую приличную фотокамеру, продающуюся в местном магазине.

Внутри все заранее попискивало от восторга. Хоть до лета почти бесконечность, однако как только в моих руках будет вожделенное сокровище, ждать тепла станет проще. Сколько замечательных снимков будет сделано. Как приятно будет отправляться на охоту за красивыми пейзажами. Которые так манили меня в деревне. А тут озеро, монастырь и острова с лесом. Правда, их уже по сто раз местные таланты изображали, но у меня получится лучше. Я точно знаю.

– Посмотри на эту жалкую кучку денег. Скоро, быть может, уже завтра, вместо несвежей бумаги у тебя будет настоящее орудие производства. Остается дело за малым. Нужен ноутбук, – прохлаждаясь в одиночестве, я давно начала находить удовольствие в монологах вслух.

Через день чуда не произошло. Скорее наоборот. Наскопидомив на фотокамеру, я бездарно осталась без нее.

– Светочка, зайди в гости. Мой обормот кое-что приволок. Быть может, тебе, как человеку искусства, стоит посмотреть. – Соседкин кот Степан подтверждающее мяукнул, сверкнув янтарным глазом.

Посреди комнаты стоял большой круглый стол на толстых граненых ножках, покрытый для важности шелковым китайским покрывалом. Вероятно, только что сдернутым с кровати в маленькой комнате. На темно-синей ткани угрюмо высился небывалой красоты самовар. Экспроприированный в заброшенной деревне.

– Там, етить, никто сто лет как не живет. Дома улицами стоят. Только без крыш, значит. Крыш нет, а окна целы, странность такая аномальная. Я рамы на теплицу скоммуниздил, етить. Ну и кое-что по металлу. Не без того. Что мы, пальцем деланные, чтоб железу пропадать? Напарник мой, Серега, ты его не знаешь, так он, сволота, первый полез вовнутрь. А я, дурак, все рамы добываю…

– Гнилух понабрал, куда их теперь?

– Не перебивай, когда я с человеком разговариваю. – Сосед браво подтянул спортивные штаны с лампасами. – Хрен с этими рамами. Я тоже не промах. Успел по домам пошарить. Все остальное сдал кому надо. Знаешь, что они там с самоварами делают? Убивают. Вот так вот. Кувалдой – хренак, и в лепешку. Я его спас, можно сказать. Мне потом зачтется.

Вполуха выслушивая похвальбу соседа, я не отрываясь смотрела на самовар. Никогда таких не видела. От него отказаться – всю жизнь жалеть будешь. Медный, на узорной ноге, весь в медалях, с замысловатым краником. Я немедленно решила, что только он достоин быть подаренным Коловороту. Пусть потом не говорит, что я не вспоминаю о нем. Как увидит подарок, сразу поймет, какая я молодец. Не упустила выгодную покупку. Старина нынче в цене.

– Он грязный какой-то, – выдвинутое обвинение, по моему мнению, должно было привести к понижению цены.

– Не вопрос. Сейчас я его начищу, – из лучших побуждений предложила соседка, уже держа наготове металлическую щетку и порошок.

Струхнув, что она сейчас напрочь отчистит медали, я трусливо отказалась от предложенной помощи и ринулась за деньгами.

Нагруженная приобретением, я задержалась на лестничной площадке, чтоб ногой открыть свою дверь, и услышала отчаянную брань. Соседи активно делили добычу. В этом бою явно побеждала женская сила. Что прибавило мне настроения.

Мысли о неосуществленной покупке камеры немного угнетали. Однако до весны еще оставалась прорва времени. И не исключено, что утром под новогодней елкой меня будет ждать впечатляющая компенсация за моральный ущерб. Еще бы ноут с Интернетом завести…

Была небольшая, но пушистая елка. Ее приволокла соседка в качестве презента. Несмотря на четкий фингал под глазом, она интенсивно светилась от радости. Причина которой крылась в приобретении новой стиральной машины.

Елка сначала не пахла ничем, кроме мороза. Потом – хвоей, а потом запах хвои сменился на знакомое амбре соседского некастрированного кота. Мыть дерево не имело смысла. До праздника оставалось всего ничего, а потом выкину вонючку на улицу. Рядом с ароматной елкой пыжился наглый самовар.

Были два салатика, посыпанные крошевом яичного желтка. Мясная нарезка на тарелках. Была тарелка с яркими икорными бутербродами. Стыдливо прикрытая нарядной салфеткой. На которой ангел дудел в дудку. Была я, наряженная, накрашенная и впервые за долгое время постриженная в парикмахерской.

Коловорота пока не было.

Зашла Люба, чтоб обменяться подарками. Я ей полотенце для мужа и набор шампуней для нее самой. Она мне – кувшин для морса. По бокалу шампанского выпили. Она заспешила домой выслушивать поздравление президента. Чтоб совместно с мужем хоть раз высказать главе государства все, что накопилось.

Потом я смотрела в окно, прижав нос к стеклу. Тщетно надеясь на приезд Николая.

Потом был салют. Богатенькие буратины, нажившиеся на вырубке леса, соревновались друг перед другом в щедрости. Как только переставал салютовать один, эстафету подхватывал следующий. Только головой верти, чтоб не пропустить цветастое зрелище.

Никаких знакомых машин перед домом не наблюдалось. Вместо них колобродила редкая толпа несчастливцев, у которых окна выходили на другую от праздника сторону. Толпа орала «Ура!» и гоготала, взрывая дешевые петарды. Кто-то напоследок от избытка чувств стрельнул из газового пистолета. После чего одна часть празднующих испарилась, а оставшиеся долго гоняли виновника по сугробам.

Потом было утро нового года.

Была я. Спящая в нарядном платье под ватным одеялом.

Утром была больная от шампанского голова. Зря я всю бутылку приговорила.

Были заветренные шарики икры на расплывшемся масле. Которые приходилось отколупывать от бумажной салфетки.

Расстроенная, разозленная, испуганная отсутствием каких-либо известий, я обрядилась в теплую одежду и мрачно направилась прогуляться по обезлюдевшему утреннему городу. Пронзительный ветер небрежно трепал оборванные бумажные гирлянды на затрапезного вида городской елке. Вот жмоты. Леса вокруг необъятные, а они вместо пушистой красавицы метлу дворницкую поставили. Как лес вагонами тырить, так первые в очереди, а тут явно пожадничали.

Одиночный дядька петлял по сугробам, набивая мешок пустыми бутылками и давленными пивными банками. Каждый раз, когда он бил каблуком по банке, на березах хором вскрикивали вороны. Подобранные варежки и шарфы дядька прилежно вывешивал на острия заборов, придавая им вид праздничных торговых рядов. Как только добытчик скрылся за поворотом, вороны осмелели и накинулись на потерянные кем-то мандарины. Которые некрасиво прятались в затоптанном грязном снегу. Озираясь по сторонам, возвращались домой перепуганные канонадой собаки.

Тихо было. Как в дремучем лесу. А потом, когда я замерзла, стоя у озера, раздался нереально оглушительный взрыв. От неожиданности ноги сами подкосились, завалив меня в сугроб.

Ворон как ветром снесло. Минутную тишину сменил громкий гул, пронзительный треск. Через короткий промежуток над крышами возник первый клуб черного, чудовищного дыма. От которого в разные стороны удирали последние вороны. Их полет напоминал бег по пересеченной местности. Дым преобразовался в плоский бублик и лениво начал расширяться. Огонь появился позже. После пронзительного женского крика.