Враг Самогеты - Анна Пушкина

природной магии. Мор послал в Амидеру заклинание, чтобы задержать, и в тот же сект голубая волна ее силы обрушилась и на него. Князь успел отскочить в сторону, но от следующей ему не уйти. Голубоглазка сейчас его прикончит. Я отчего-то зажмурилась. Заставила себя открыть глаза и увидела странную картину, происходящую почти одновременно на разных сторонах погребалища.

Мордау оказался жив, хотя вид у него был потрепанный. Он медленно поднялся на ноги. Синее озеро силы, залившее почти весь зал, отчего-то затухло и исчезло. Голубоглазка, ухватившись за правое плечо, упала без сознания на землю. Никто не понял, что случилось.

– Амидер-ра! – громко зарычал Сетсей где-то рядом.

Эльфийка, услышав рев драгона, задержалась перед порталом и пристально всмотрелась в голубоглазку, кажется, запоминая.

– Убью! – вдруг раздался разъяренный крик Алгерды.

Я обернулась на ее голос и увидела юную княжну на коленях около мертвого тела старшего брата. Ее глаза пылали яростью и зеленью, как у Мора. Алгерда послала неслыханную по своей мощи молнию в эльфийку. Не попала, эльфы успели уйти, портал за ними закрылся и исчез.

Где-то позади гномы издали победный крик, а над головой голубоглазки закружилась не пойми откуда взявшаяся птица.

Глава XVI

Песня иволги

Я очнулась от противного вкуса на губах и закашлялась.

– Наконец, очухалась. – От меня отодвинулась чья-то тень.

Глаза еле открылись. Эфира. Похоже, она капала горький отвар мне на губы. Ужасно противно.

– Что это? – прохрипела я, не узнав свой голос.

– Зелье, которое должно тебя разбудить и вернуть силы.

– По вкусу что-то испорченное. – Я вновь зашлась кашлем. – Армии мертвецов у тебя выходят лучше, чем зельеварение.

– Память и чувство юмора на месте, значит, вполне здорова, – улыбнулась Эфира. Из-за выпирающих клыков ее улыбка, как обычно, вышла чуточку хищной. – Моей силой не только мертвое можно поднимать. Сила шамана выходит за рамки магии. Хороший шаман умеет и без нее обходиться, используя только дары Духов и природы.

– Как друиды, – добавила я, все еще кашляя и пытаясь вернуть свой голос.

– Да, друиды тоже очень способные травники.

По привычке я опустила взгляд на свое запястье. Метка с буквой «Р» на месте. Выдохнула. Эфира помогла мне сесть, и я сразу увидела ее: на изножье кровати сидела птица. Сначала показалось, что это неживая фигурка, но когда она моргнула серебряными глазами размером с горошинки, я остолбенела.

– Ничего не хочешь объяснить? – Эфира заметила мою растерянность.

Небольшая птичка с голубоватым клювом, ярким малиново-бордовым оперением, темной головкой и черными крыльями внимательно смотрела на меня. Казалось, она приветствует меня и радуется, что я очнулась. Птица расправила крылья, не сводя с меня внимательных серебристых глаз-бусинок. Я почувствовала еле уловимое приятное тепло под правой ключицей. Ладонь непроизвольно коснулась кожи. Пальцы ощутили незнакомые линии на теле.

Эфира молча подала мне малюсенький осколок зеркала, но его хватило, чтобы рассмотреть новую метку на коже. Прямо под правой ключицей теперь красовался изящный рисунок летящей птицы, что сидела напротив.

– Судя по выражению лица, ты поняла, что, – рассмеялась орк.

– Да, – промямлила я. – Вулпин. Мой вулпин? У меня появился вулпин… Но как?

– Это пернатое чудо, – Эфира покосилась на гостью, – появилось сразу после того, как ты чуть не убила Мора, а затем порхало над твоей головой, пока ты валялась в отключке. Я мало знаю о ваших вулпинах, но Сетсей сказал, что арканник может получить магическое существо, только победив мага сильнее себя.

– Мордау! – тревожно вырвалось у меня, и я подавилась горечью отвара на губах.

– Не переживай, ты его не убила, – Эфира покачала головой. – Даже не ранила, любимчик Духов, удивительно живучий…

У меня перед глазами побежали картинки: падающий Мор, голубая бездна под моими ногами, эльфийка, бегущая к порталу, кричащая от ужаса Алгерда, мертвый Иритан. Горечь в горле заполнила меня всю, и я задохнулась от мысли, которая пришла последней.

– Они знают где Он! Он у них. – В груди задрожало, поднялся новый всплеск силы.

Улыбка сползла с лица Эфиры, и она насторожилась. Внезапно перед глазами зарябила мутная картинка, и я увидела себя со стороны, растрепанную и сидящую на кровати. Я смотрела на себя глазами вулпина.

Птица издала тихое посвистывание, похожее на звук флейты, и дрожь в груди прошла.

Эфира довольно хмыкнула. На ее лбу и вокруг глаз пролегли морщинки. Давно заметила – это верный признак того, что она смотрит на мир через свой третий глаз.

– Прекрасное создание! Чувствуешь? Твой вулпин помогает тебе, забирает магию, которую ты перестаешь контролировать.

Действительно, мысли о Нем, как и прежде, причиняли боль, но я больше не тонула в пустоте отчаяния, и магия не бушевала разъяренным океаном.

Я протянула руку и даже не успела подумать, как птица уже перескочила на мой указательный палец и осторожно обхватила его тонкими коготками. Она не просто читала мои мысли, ей это было незачем – она была мной, моим продолжением. Я ощутила нашу странную связь.

Аккуратно погладила оперение птички и заметила на каштаново-бордовом хвостике почти неразличимые рунные письмена. Удивительное существо.

– Знаешь, что это за птица? – Эфира придвинулась ближе, чтобы рассмотреть вулпина.

Я отрицательно покачала головой.

– Это кровавая иволга.

Я нахмурилась. Ужасное название.

– Бордовые перья издали напоминают кровоточащую рану, поэтому ее так и прозвали. Говорят, иволга страдает без дождя и не может жить в засухе. Ее пение – одно из самых прекрасных в лесу, и оно всегда о дожде. В засушливых местах ее песни ждут с нетерпением, ведь дождь всегда отзывается на трель иволги. Ее пение – предвестник дождя, а значит, и жизни.

Мои глаза наполнились слезами. Я поспешила отвернуться и опять подумала о Нем. Задержала дыхание при воспоминании о Его запахе. Он всегда пах свежестью дождя, ароматом пряностей и древесины.

Эфира протянула мне деревянную фигурку птички, ту самую, которую нашла в Покинутых землях.

– Как ты узнала? – охнула я от удивления, так сильно она напоминала мою кровавую иволгу.

– Я и не знала, но, кажется, пару раз упоминала, что шаманка.

Мы одновременно улыбнулись, и птичка на моей ладони мелодично чирикнула.

– Что с ней делать?

– Думаю, вам надо привыкнуть друг к другу.

Словно опять прочитав мои мысли и намекая, что пора подниматься на ноги, иволга вспорхнула и перелетела на стул, где кучей валялась моя верхняя одежда. Дверь тихонечко приоткрылась, и я увидела Сетсея.

– Он очень беспокоился, – шепнула Эфира и обернулась к нему, громко добавив: – Я же говорила, болотная тина разбудит кого угодно.

Я сморщилась, вспомнив