Клиент - Джон Гришэм

— Миссис Лав, в этом деле есть усложняющие ситуацию обстоятельства. Так что я не намерен отпустить ребенка до слушания, то есть прежде, чем мы ознакомимся с тем, что он знает. Вот так. Я боюсь его сейчас освобождать. Если я послушаюсь вас и освобожу его, а с ним что-нибудь случится, я до гроба себе этого не прощу. Вы меня понимаете, миссис Лав?

Она понимала, но ни за что не должна была с этим согласиться.

— Боюсь, вы принимаете решения, основываясь на несуществующих фактах.

— Возможно. Но у меня в этих вопросах широкие полномочия, и, пока я не услышу доказательства, я его не отпущу.

— Неплохо будет процитировать эти слова в апелляции, — огрызнулась она, что Гарри явно не понравилось.

— Отметьте в протоколе, что суд предложил отсрочку слушания до явки в суд матери и что отсрочка была отклонена ребенком.

Реджи тут же отреагировала.

— Отметьте также, что ребенок отказался от отсрочки, потому что он не хочет оставаться в центре для временного задержания подростков дольше, чем это необходимо.

— Отмечено, миссис Лав. Пожалуйста, продолжайте.

— Ребенок обращается к суду с просьбой не принимать заявление, так как оно подано без достаточных оснований и с единственной целью — выяснить, что ребенок может знать. Податели заявления, Финк и Фолтригг, используют данное слушание как еще одну попытку спасти свое зашедшее в тупик уголовное расследование. Их заявление — беспомощное месиво из «может быть» и «если». Оно подано под присягой, хотя данные джентльмены и понятия не имеют, какова же на самом деле правда. Они просто в отчаянии, Ваша Честь, вот и шарят в темноте, авось на что-нибудь да натолкнутся. Заявление следует отклонить и отпустить нас домой.

Гарри посмотрел сверху вниз на Финка и заметил:

— Я с ней вполне согласен, мистер Финк. Что вы по этому поводу думаете?

К этому времени Финк совсем расслабился на своем стуле, наблюдая, как Его Честь отклонил одно за другим два возражения Реджи. Его дыхание почти что пришло в норму, и лицо из алого стало просто розовым, когда вдруг судья неожиданно согласился с ней и уставился на него.

Финк вздрогнул и едва не вскочил на ноги, но вовремя сдержался и начал заикаться:

— Ну, Ваша Честь, мы, это, могли бы, гм… доказать свои предположения, если бы нам дали такую возможность. С нашей точки зрения, значит, то, что в заявлении…

— Надеюсь, — усмехнулся Гарри.

— Да, сэр, мы знаем, что этот мальчик задерживает расследование. Да, сэр, мы уверены, что сможем доказать свои предположения.

— А если нет?

— Ну, значит, мы считаем, что…

— Понимаете ли вы, мистер Финк, что, если я выслушаю все доказательства и обнаружу, что вы валяете дурака, я могу обвинить вас в неуважении к суду? И, поскольку я достаточно хорошо знаю миссис Лав, я уверен, что возмездие со стороны ребенка последует незамедлительно.

— Мы собираемся подать исковое заявление завтра утром, Ваша Честь, — помогла ему Реджи. — Против мистера Финка и мистера Роя Фолтригга. Они оскорбляют этот суд и законы для подростков в штате Теннесси. Мои сотрудники в данный момент составляют это исковое заявление.

Ее сотрудник в данный момент сидел с другой стороны двери и жевал «Сникерс», запивая его диетической кока-колой. Но в зале суда угроза прозвучала зловеще.

Финк бросил умоляющий взгляд на Орда, сидящего рядом с ним и составляющего список необходимых дел на день: ничто в этом списке не имело ни малейшего отношения к Марку Свею или Рою Фолтриггу. Орд руководил двадцатью восемью юристами, работающими над тысячами дел, и ему было глубоко наплевать на Барри Мальданно и на труп сенатора Бойетта. Его это не касалось. Орд был слишком занятым человеком, чтобы тратить драгоценное время на Роя Фолтригга с его штучками.

Но Финк все же был не лыком шит. На его долю досталось немало неприятных судебных процессов, враждебно настроенных судей и скептиков-присяжных. Он быстро взял себя в руки.

— Ваша Честь, заявление сродни обвинительному акту. Правду можно выяснить только в ходе слушания, так что если мы продолжим, то постараемся доказать правомочность наших предположений.

Гарри повернулся к Реджи.

— Я приму предложение об отклонении заявления к сведению, а сейчас дам возможность его подателям высказаться. Если им не удастся доказать свою правоту, я приму ваше предложение об отклонении заявления, а дальше мы уже решим.

Реджи пожала плечами с таким видом, будто именно этого она и ждала.

— Что-нибудь еще, миссис Лав?

— Пока все.

— Вызовите вашего первого свидетеля, мистер Финк, — приказал Гарри. — И покороче. Переходите прямо к делу. Если будете тянуть время, я вмешаюсь и, уж будьте уверены, подгоню.

— Да, сэр. Наш первый свидетель сержант Мило Харди из полиции Мемфиса.

Во время всей предварительной возни Марк даже не шевельнулся. Он так и не понял, выиграла ли Реджи или все проиграла, и почему-то ему это было безразлично. Он чувствовал несправедливость системы, позволяющей притащить маленького мальчика в суд, где, окруженный препирающимися адвокатами, готовыми вцепиться друг другу в глотку под презрительным взглядом судьи, среди жонглирования законами, статьями кодексов и юридическими терминами он должен сообразить, что же ему делать. Ужасно несправедливо.

Потому он просто сидел, уставившись в пол, неподалеку от стенографистки. Глаза его все еще были мокрыми, и ему никак не удавалось дать им высохнуть.

Пока ходили за сержантом Харди, все молчали. Судья расслабился в кресле и снял очки.

— Я хочу, чтобы мои слова записали в протокол, — наконец сказал он. Он еще раз взглянул на Финка. — Это дело предельно конфиденциально. Есть причина, почему слушание закрытое. Я запрещаю кому-либо повторить хотя бы одно слово, сказанное здесь сегодня, или обсуждать с кем-нибудь что-либо из происходящего здесь. Я понимаю, мистер Финк, что вы должны отчитаться перед прокурором Нового Орлеана, и мистер Фолтригг, как человек, подписавший заявление, имеет право знать, что здесь происходило. Когда будете с ним разговаривать, передайте ему, пожалуйста, что я крайне огорчен его отсутствием. Раз он подписал заявление, он должен быть здесь. Вы можете рассказать обо всем ему, но никому другому. Никому другому. И вы должны напомнить ему, чтобы он держал рот на замке, понятно, мистер Финк?

— Да, Ваша Честь.

— Объясните мистеру Фолтриггу, что, если я узнаю, что он в какой-то мере нарушил конфиденциальность данного слушания, я издам постановление об оскорблении суда и сделаю все, чтобы посадить его в тюрьму.

— Да, Ваша Честь.

Гарри неожиданно повернулся к Мактьюну и К.О. Льюису. Они сидели непосредственно за Ордом и Финном.

— Мистер Мактьюн и мистер Льюис, вам сейчас придется покинуть зал суда, — произнес он резко. Они дружно схватились за подлокотники. Финк повернулся и посмотрел на них, затем перевел взгляд на судью.

— Гм… Ваша Честь, нельзя ли этим джентльменам остаться в…

— Я велел им уйти, мистер Финк, — громко заявил Гарри. — Если они хотят выступить как свидетели, мы их потом вызовем. А если они не свидетели, им нечего здесь делать, и они вполне могут подождать в холле вместе с остальными. А теперь, шевелитесь, джентльмены.

Мактьюн только что не бежал рысью к дверям, ни в малейшей степени не считая себя обиженным, но мистер Льюис был оскорблен до глубины души. Он застегнул пиджак и уставился на судью, но выдержал только секунду. Никто не мог переглядеть Гарри Рузвельта, и К.О. Льюис не собирался и пытаться. Он с гордым видом прошествовал к двери, которую уже успел открыть вырвавшийся на свободу Мактьюн.

Еще через несколько секунд вошел сержант Харди и сел в кресло для свидетелей. Он был при полном параде. Поудобнее устроив свой широкий зад в кресле, он приготовился отвечать на вопросы. Но Финк застыл, боясь начать без соответствующего указания судьи.

Судья Рузвельт подкатился на своем стуле поближе и принялся внимательно разглядывать Харди. Что-то привлекло его внимание, а Харди, как жирная гусеница, сидел на стуле, не придавая особого значения тому, что судья находится от него на расстоянии нескольких дюймов.

— Зачем у вас пистолет? — спросил Гарри. Харди вздрогнул, поднял глаза, потом резко повернул голову вправо и посмотрел на свое бедро так, как будто вид пистолета удивил его не меньше, чем судью. Он разглядывал его, словно не понимал, как эта чертова штука прилипла к его бедру.

— Ну, я…

— Вы на дежурстве или нет, сержант Харди?

— Нет.

— Тогда зачем на вас форма и почему, во имя всего святого, вы явились ко мне в зал заседаний с пистолетом?

Впервые за много часов Марк улыбнулся. Судебный пристав сообразил, в чем дело, и быстро направился к свидетельскому креслу, а Харди тем временем дергал за ремень, снимая кобуру. Судебный пристав унес ее прочь с таким видом, будто это было орудие убийства.