Такое долгое странствие - Рохинтон Мистри

тратит время на толстуху этого идиота-собачника! Я виноват, что Рошан болеет! Все на свете, что не так, – моя вина!

– Нечего отговариваться! Ты испортил мальчишек с самого начала! Никогда не мог сказать им «нет»! На еду и школьную форму денег не хватает, но баап идет и покупает аэропланы, аквариумы и птичьи клетки!

Они не замечали, что Рошан стоит в дверях, пока та не начала всхлипывать.

– Что такое, моя милая? – сказал Густад, сажая ее рядом с собой.

– Я не люблю, когда вы ссоритесь, – сквозь слезы произнесла девочка.

– Никто не ссорится. Мы просто разговариваем, – сказала Дильнаваз. – Взрослым иногда приходится обсуждать такие вещи.

– Но вы так сердито кричали, – продолжала всхлипывать Рошан.

– Ну ладно, моя bakulyoo, – сказал Густад, обнимая дочку за плечи. – Ты права, мы кричали. Но не сердились. Посмотри, – он улыбнулся, – разве у меня сердитое лицо?

Рошан это не убедило, тем более что ее мать сидела за обеденным столом неподвижно, сцепив руки на груди.

– Пойди поцелуй маму… – попросила девочка.

Он взглянул на гневное лицо Дильнаваз, которая никак не могла совладать с собой.

– Попозже, сначала я поцелую тебя, ты ко мне ближе. – Он поцеловал дочку в щеку.

Но Рошан не сдавалась.

– Нет, нет, нет, я не смогу уснуть, пока ты ее не поцелуешь. Мама сама подойдет сюда.

Поскольку Дильнаваз не шелохнулась, Рошан пошла к ней и принялась тянуть ее за руку, навалившись на нее всем своим скудным весом. И Дильнаваз уступила. Холодно глядя на Густада, она слегка чиркнула губами по его щеке.

– Нет, не так! – закричала Рошан, молотя кулачком по стулу. – Это не настоящий поцелуй. Поцелуй папу так, как целуешь, когда он утром уходит на работу. – Дильнаваз приблизила губы к губам Густада. – Закройте глаза, закройте глаза! – завопила Рошан. – Делайте все правильно!

Они повиновались, но тут же отпрянули друг от друга. Густада поведение дочки позабавило.

– Ты мой маленький целовальный арбитр, – сказал он.

Рошан чуяла, что соединения губ и закрытых глаз недостаточно, чтобы избавиться от гнева и горечи. Но она не знала, что еще сделать, поэтому отправилась в постель.

IV

Мистер Рабади собрал газеты, брошенные за дверью. Но один он не мог поднять их все и попросил миссис Рабади ему помочь. Она была решительно за то, чтобы продать их джарипуранавалле, но он ее даже не слушал.

– Я покажу этому негодяю! Делай, как я говорю!

На площадку выбежала взбудораженная Капелька и, тявкая, стала топтаться вокруг газетных стопок, сложенных мистером Рабади. Он втащил ее в дом, велел миссис Рабади выйти на площадку и закрыл дверь.

– Неси, – распорядился он, указывая на одну стопку, вторую взял сам.

Во дворе они столкнулись с инспектором Бамджи.

– Привет-привет! – сказал он. – Продаете старые газеты? Но магазин вот-вот закроется. – В подтверждение своих слов он взглянул на часы.

– Я ему покажу! – бормотал мистер Рабади. – Вышел, чтобы повести погулять Капельку, и споткнулся о них! Чуть не упал с лестницы и не сломал себе шею! Он же свалил их прямо под моей дверью!

– Кто? – спросил Бамджи.

– Этот… этот негодяй! – брызгая слюной, выкрикнул мистер Рабади. – Даром что по фамилии он Нобл[199].

– Густад?

– Не иначе хотел меня убить, устраивая такую ловушку под моей дверью! Что он о себе возомнил? – Он свалил газеты неподалеку от кустов. Миссис Рабади, крепко прижимая к груди свою пачку, вопросительно смотрела на него. Тогда он, схватив ее за руки, развел их в стороны, газеты упали на землю, а он вынул из кармана коробок спичек.

– Вы уверены? – спросил инспектор Бамджи.

Но мистер Рабади уже чиркнул спичкой и бросил ее на газетную кучу.

– Сначала его сын украл мои газеты! – Бумага занялась. – А теперь… Если он думает, что может свалить их у меня под дверью и я все забуду, то он ошибается! – Через несколько секунд газеты уже полыхали, и вид пламени еще больше разжег гнев мистера Рабади. Лицо у него сделалось ярко-оранжевым. – Мне не газет жалко! Тут на кону такие понятия, как воспитание, уважение, признание вины! Принципы! Пусть раз и навсегда поймет, с кем связался!

Инспектор Бамджи не знал, что сказать. Посмотреть на пламя прибежал Темул.

– Горячогорячогорячо! – Он подошел вплотную к костру, и инспектор Бамджи оттащил его.

– Осторожно, Омлет, а то твое лицо и впрямь поджарится.

Внезапно раздались крики:

– Пожар! Пожар! Aag laagi! Aag laagi![200] На помощь! Позовите бумбавалла![201] – Это поднял тревогу Кавасджи, свесившись из окна с гирляндой из сабджо на шее. Мистер и миссис Рабади улетучились, скрывшись у себя в квартире. Кавасджи перенес внимание на небо. – Ты снова это делаешь! Обрушиваешь страдания только на головы бедных! Вонь, шум, потоп – а теперь огонь! Ты когда-нибудь сжигал дома богатых sethiyas?[202] Хоть когда-нибудь? Ответь мне!

Густад услышал крики и одновременно увидел в окне оранжевое зарево. Когда он выскочил из дома, там оставался только Темул.

– ГустадГустад. Жаркожарко.

Костер уже догорал. Обугленные лохмотья газет лежали под кустами. Вскоре ветер погнал их по двору, и Темул помчался их догонять. Густад вернулся домой, недоумевая, как идиот-собачник мог зайти настолько далеко, чтобы чуть не спровоцировать пожар.

Но, как он вскоре обнаружил, спровоцировано было и кое-что еще. Обезумевшие от дыма москиты взбаламутились как никогда прежде. Они опускались густыми облаками слепой мстительной ярости, врезáлись в стены, бились о горячее стекло лампы, рикошетом отлетали и запутывались у него в волосах, жалили в лицо.

Он помчался выключать свет, на ходу крикнув Дильнаваз, чтобы она собрала все плоские блюда, какие сможет найти. Но когда он подошел к баку и повернул кран, из него не вытекло ни капли. Взобравшись на стул, он заглянул внутрь. Бак был пуст, и в нем, в том месте, где носик был припаян к стенке, имелась трещина. Лишь в одном ведре оставалось немного воды, едва ли достаточно, чтобы дотянуть до утра. На сегодня о ловушках для москитов следовало забыть.

Пришлось возвращаться к шлепанью, хлопанью и «Одомосу».

Глава двенадцатая

I

Густад подошел к «кровати с дверью», держа в руках новую микстуру и пилюли. За последние две недели доктор Пеймастер четырежды менял Рошан лекарства и назначил анализ крови, кала и рентген с бариевой взвесью. На прошлой неделе Густад продал фотоаппарат, чтобы оплатить счета.

Когда Рошан села в постели, чтобы принять лекарства, ему хотелось заключить ее в нежную безопасность своих рук и не отпускать никогда. Но он лишь коснулся ее