На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного - Фридрих Горенштейн

Иван. И этого венгерского мужика с внешностью разбойника боятся русские князья, воеводы? В Москву вернувшиеся из Польши послы утаили от меня, царя: с Баторием идут немногие охочие люди из литовской шляхты, а поляки идти не хотят. Моя же русская армия – в 300 тысяч человек, я, царь русский, могу потопить польскую армию в волнах своего войска и направить его течение на Вильно и Варшаву. (Ходит.) У Батория иссякнут средства, ему не прокормить солдат своими венгерскими вшами! (Смех.) Мстиславский, пошли ли воины к Ведену?

Мстиславский. Не пошли, государь.

Иван (сердито). Не пошли? Я уж дважды давал приказ послать войска к Ведену!

Бельский. Не имеем ли снова дела с изменой, великий государь?

Мстиславский. Государь, воеводы просят отменить приказ идти к Ведену: не с кем, людей мало!

Иван (гневно). В русской армии 300 тысяч – и людей мало?

Царевич Иван. Государь-батюшка, дворянское твое правительство, прежде прочего думные дворяне Афанасий Нагой, Богдан Бельский да Борис Годунов, ложно тебе про дела говорят, чтоб тебя ублажать и дурного не сказать.

Мстиславский. Государь милостивый, вот расчет разрядного приказу. (Берет бумагу.) За вычетом гарнизонов, 23 тысяч бояр, боярских детей и дворян, у тебя остается 10 тысяч служивых людей, и каждый из них приводит с собой двух вооруженных всадников. Это составит 30 тысяч всадников, али по точным подсчетам 31 596 всадников. Кроме того, у тебя, царя, 15 тысяч стрельцов и казаков, пеших и конных, 6461 человек татар и 4513 человек различного рода оружия, средь них иноземцы: голландцы, шотландцы, датчане и греки. В общем то 57 689 человек из 110 тысяч человек всей русской армии. Есть посошные люди, набранные для нужд войны, однак, государь, те люди могут употребляться лишь для земляных работ и некоторых услуг в армии.

Иван. Ежли все так, то означает, что разряд дурно провел мобилизацию, что не равно ли измене в военное время? Было мной указано: все конные и пешие пищальники должны со своим оружием, порохом и свинцом собраться перед ливонским походом, а велел собрать в Вятке, Балашихе, Костроме и иных городах пеших людей, которые были бы собой добры и молоды, и резвы, из пищалей и луков стрелять горазды.

Мстиславский. Государь милостивый, дворяне не идут в войско, много нетчиков.

Иван (гневно). Как так: не идут? Указано ведь в титле: не явившихся на смотр, тем более в поход служивых людей – «нет» ставить. А нетчику в мирное время конфискация имущества, в военное – телесное наказание, тюрьма, смерть даже. Милые мои, Русь – держава самодержавная. Разница в положении моем и Батория – то, что я, государь-самодержец, не имею необходимости выпрашивать у сейма средств и взывать к доброй воле своих подданных, чтоб пополнить армию. Личность и имущество моих подданных – в моей царской власти! (Кричит.) Нетчиков сечь кнутом, а иных, особо злостных, казнить, заживо топить! Пиши указ, Бельский!

Бельский. Слушаюсь, государь милостивый.

Иван. Нетчиков бить кнутом и выселять на государственную службу в порядке принуждения. В случае бегства сына боярского наказанию подвергается семья. Войскам брать под стражу его детей и слуг.

Царевич Иван. Государь-батюшка, на одни наказания полагаться нельзя. Нетчиков и прежде били кнутом, забивали в цепи, предавали на крепки поруки, брали под стражу и детей, и слуг. В последнее время даже и к большим дворянам такие меры. Но мобилизация проводится все трудней, воеводы отменяют наступления, дети боярские не собрались, иные бежали с войны по поместьям!

Иван (гневно). Таких наказывать беспощадно!

Царевич Иван. Батюшка, служивые дворяне не все коней имеют и доспехи, многие воюют просто на коне, в саадаке и в сабле!

Иван. То мне, Иван-сын, ведомо. Иной бедный дворянин панциря не имеет, а слуга богатого дворянина имеет. У главных, таких как Мстиславский, Шереметьев али иные подобные вельможи, лошади покрыты богатой сбруей, седла из золота, парчи, узды также роскошно убраны золотом и шелковой бахромой, унизаны жемчугом и драгоценными камнями. Сам же в щегольской броне из блестящей булатной стали, сверх которой – одежда из золотой парчи, с горностаевой опушкой. А воюют дурно! Так ли, Мстиславский?

Мстиславский. Государь милостивый, мы, вельможи, с иными вместе терпим убытки. Вся Русь разорена войной, утомленные войной дворяне растеряли прежнюю воинственность и не заявляют боле, что готовы положить голову за одну десятину государственной земли.

Иван (гневно). Правда ли то? Не слухи ли то, с умыслом врагами распространяемы? Вы же повторяете им вслед!

Царевич Иван. То истина, государь-батюшка! Разруха усилилась, и усилилось разорение дворянства, особенно мелкого, обедневшего. Служилые люди громко заявляют о том, что не могут нести свою службу с пустых вотчин и поместий. Утомлены войной дворяне. Многие обращались ко мне, наследнику, с настоятельной просьбой войну закончить, поскольку им невозможно служить, имея запустелые поместья. Многие дворяне самовольно покидают полки.

Бельский. Государь великий, и на твое имя писали иные из тех нетчиков, однако мы те письма тебе не давали, а писавших преследовали, как ты указывал и указываешь.

Иван. Иван, сын, знаешь ли, и я стремился и стремлюсь к миру, однако враг того не желает. Я выпроводил оба польских посольства, присланные одно за другим Баторием ко мне, царю, для выигрыша времени, предъявлявших нам невозможные требования. И ныне прислал он посла для того же. Нагой, тут ли посол?

Нагой. Государь, посол Батория Лопатинский, как ты велел, дожидается приема.

Иван. Вели ему еще подождать. Скоро будут вести из Ливонии. (Ходит.) Я согласился подписать перемирие на три года, но остановка военных действий не относится к вотчине нашей Ливонии. Внесен ли в русский текст договора пункт, запрещающий полякам вмешиваться в ливонские дела?

Нагой. Тот пункт внесен, государь. Но поляки отказались принять его, заявив, что и они в Ливонии дома.

Иван. Позвать того Баториева посла да указать ему про сию наглость!

Нагой. Слушаюсь, государь! (Посылает слугу.)

Иван. Обычно разногласия среди нашего царского дома надобно скрывать от врага, чтоб его не возрадовать. Однак ежели бы изменникам то стало ведомо да слух вылез наружу, то сделать наказ послам нашим, особо Писемскому в Англии. Ежели королева спросит: «Нет ли в вашем государстве в людях какой шатости?», послы должны сказывать: «Люди в государстве нашем у государя в твердой руке, а в некоторых людях и была шатость, и люди, вины своей узнав, государю били челом и просили у государя милости, и государь им милость свою показал».

Бельский. То исполним, государь! (Входит посол Венцлав Лопатинский.)

Лопатинский. Ясновельможный русский царь, прислан я к тебе Баторием говорить о мире или о войне.

Иван. О мире ли говорить пришел, не о доме ли моем ливонском?

Лопатинский. Ясновельможный царь, в Ливонии обе стороны чувствуют себя дома, король то велел сказать.

Нагой. Государь наш против короля стать готов.

Бельский. Теперь Москва не старая, государю у них в Литве да Польше мира не выкупить.

Иван. Мы знаем, паны и шляхта утомлены войной и не желают новой войны. Мечта о великой Польше приведет к краху, оттого, желая мира, отпустил я польских пленных без окупу, а за своих заплатил окуп.

Лопатинский. Я пришел иное сказать, пришел, чтобы государь русский знал: нечто изменилось в Вильно и в Варшаве, у нас теперь постоянный король.

Иван. Что такое ваш трансильванский князь? Никто об этом княжестве до сих пор ничего не слыхал! Вашего короля мне, государю, и братом назвать нельзя! Ежели вы захотели б избрать в короли какого-либо Ивана Костку, простого дворянина, я и его должен был бы назвать братом? (Смех.) Ливония – мой дом, не Баториев, так ему и скажи!

Нагой. И драницей, сиречь доской с кровли одного дома в одном городе государь наш не поступится!

Лопатинский. На Москве что делается, мы также знаем: людей нет, а что есть – те худы. Строения людям нету, в людях рознь.

Нагой. То фальшеры так говорят. Над государством нашим какого-нибудь греха не видим, а только милость Божью и благословение. Вы еще с Богом не беседовали, а человеку того не дано – знать, что вперед будет. Государь наш добрый, рослый, полный, красивый, государь разумный и счастливый. Сидит он на своих государствах по благословению отца своего и правит сам, против Батория избранного и ограниченного.