Глазами любви - Кэтрин Довиль

– Короля здесь нет, – сказала разочарованная Идэйн. – Ведь его флаг всегда несут впере­ди? Леопарды Анжуйского Дома?

– Король едет, – ответила ее старшая собе­седница. – Я это знаю, потому что мой муж, сэр Максим, присутствовал при том, как кастелян сэр Генри принимал гонца короля всего семь суток назад.

Леди Друсилла свернула в узел простыни, по­чинкой которых они занимались. Все это время, пока стояли январские холода и шел дождь, они переделывали старые придворные платья леди Друсиллы, чтобы Идэйн было что одеть. Когда с этим было покончено, оказалось, что она распола­гает вполне приличным гардеробом, как и было приказано королем, а потом им было велено за­няться починкой постельного и иного белья, столь необходимого в хозяйстве.

– Не сетуй, дорогая, – сказала жена комен­данта, – теперь, когда король прибыл, у тебя бу­дет немного больше свободы. Ты больше не бу­дешь сидеть здесь взаперти. Смею предположить, что ты будешь ездить на охоту с придворными да­мами, танцевать и носить красивые платья, кото­рые мы переделали для тебя. И жизнь тебе пока­жется много веселее.

Жена коменданта и все остальные в замке не­мало судачили о том, почему в ожидании короля Генриха Идэйн держат в башне. Идэйн не могла не слышать их болтовни, когда они подметали лестницы или убирали в гардеробной. Говорили, что ее держат в замке Бистон для утехи короля. В конце концов, рассуждали горничные и молодые солдаты, она молода и красива, а у короля Генриха была дурная репутация по части женщин. Одна из любовниц короля, прекрасная Розамун­да, только недавно умерла после непродолжитель­ной болезни, а король уже окружил себя привле­кательными молодыми женщинами и утешался с ними. Ходили слухи, что в услужении у короля Генриха появились женщины, сновавшие по улицам Лондона в поисках новых жертв и ставшие его штатными сводницами.

– Да, – ответила Идэйн, помогая уложить стопку постельного белья в корзинку, принесен­ную леди Друсиллой, – хорошо, что король при­езжает. Теперь не придется коротать время за переделкой одежды и починкой постельного белья. Это великая радость и утешение.

Леди Друсилла бросила на девушку острый проницательный взгляд.

– Судьба, девушка, – изрекла она, – это Божий промысел, не забывай об этом! – И по­хлопала Идэйн по плечу. – Помни, он король, великий человек, на которого мир смотрит снизу вверх, а не какой-нибудь обыкновенный нищий проходимец, которому вздумалось поваляться с тобой на сеновале и тотчас же забыть и уйти, не оставив тебе даже краюшки хлеба. Говорят…

Она осторожно оглянулась вокруг, хотя под­слушать их было некому.

– Говорят, король Генрих – сама доброта к тем прелестным девицам, которые ему приглянут­ся, – сообщила она громким шепотом, – и при­сматривает за ними лучше некуда. Точно, как его дед, да упокоит Господь его душу! Король Генрих Горячая Шпора похвалялся, что у него в Англии незаконных детей больше, чем у любого другого жителя этой страны, и о каждом из них он позаботился, как и об их матерях.

Идэйн заставила себя улыбнуться. Большую часть зимы она провела в обществе жены комен­данта, приставленной к ней то ли в качестве ком­паньонки, то ли тюремщицы, и за это время при­вязалась к ней. Спокойные манеры леди Друсиллы напоминали ей монахинь монастыря Сен-Сюльпис. Жена коменданта была добра к ней, когда Идэйн привезли в город Честер и она не знала, что с ней станется дальше.

Почти сразу же по ее прибытии сэр Генри, кастелян замка Бистон, предъявил рыцарю из свиты графа де Морлэ, препроводившему ее сюда, указ короля, гласивший, чтобы означенная Идэйн, послушница монастыря Сен-Сюльпис, считалась отныне подопечной короля, чтобы обращались с нею хорошо и устроили ее с удобствами в башне Бистонского замка, в помещении для узников.

И это был последний раз, когда Идэйн виде­ла эскорт графа де Морлэ, доставивший ее из Дамфриза в Честер. Цыганка Мила, раненый там­плиер Асгард де ля Герш, Тайрос, второй цыган, женщины, собаки и даже блеющие овцы – все исчезли из поля зрения, как только они сошли с корабля и оказались в обнесенном стеной городе Честере. Граф Найэл, которого они встретили на дороге в Дамфриз, остался в Шотландии с ар­мией, как и его сын Магнус.

Последний раз Идэйн только мельком видела Магнуса, он был на огромном гнедом коне, куп­ленном им на ярмарке в Киркадлизе, смывший сок грецкого ореха и одетый в тяжелые доспехи, его длинные рыжие волосы покрывал шлем. Верхом на коне в ряду таких же закованных в латы рыца­рей его отца он и сам казался истинным воплоще­нием сурового и мрачного воина.

А вовсе, думала Идэйн, не грубоватым, кра­сивым негодяем с кривоватой усмешкой, торговав­шим с цыганами лошадьми на шотландской ярмар­ке, которому не могли противостоять женщины и, как она полагала, уступали сотнями. Это был тот самый рыцарь, который спас ей жизнь во время кораблекрушения, тот самый, кто так дерзко украл хаггис у пастуха, чтобы накормить их обоих, кто пешком исходил дороги Шотландии в своих сапо­гах из овечьей кожи в поисках ее, Идэйн, кто украл лошадь и так отважно напал на тамплиеров, один против многих, и спас ее от них в Эдинбурге, кто командовал беспорядочной и не признающей никаких правил цыганской шайкой Тайроса и бла­гополучно доставил их в Дамфриз. И последним, но далеко не самым малым было то, что он сжи­мал ее в своих объятиях и занимался с ней любо­вью, да так, что солнце, луна и звезды остановили свой бег по небу, а весь мир стал сияюще-золо­тистым.

Задыхаясь от этих воспоминаний, Идэйн да­же теперь не могла заставить себя понять, что со всем этим было покончено на дорожном пере­крестке, где граф де Морлэ наткнулся на цыганский табор. Боже милостивый! Никогда до конца дней своих не забудет она того, что случилось потом. Магнус, стоявший на коленях посреди грязной дороги и пытавшийся оттащить жирную сопротивляющуюся овцу, застыл, будто громом пораженный, не сводя глаз с высокого и мощного рыцаря в шлеме и сверкающих латах.

Эти два лица были настолько похожи друг на друга в своей ярости, что некоторые из конных рыцарей расхохотались.

Секундой позже эти двое уже кричали друг на друга. Магнус орал на графа, а граф де Морлэ рычал на него.

– Ах, что это с тобой? – воскликнула жена коменданта. – Позор, да и только! Льешь слезы перед встречей с королем Генрихом, за которую каждая девица отдала бы все на свете. – Обойдя корзину с бельем, она приблизилась к Идэйн. – В чем дело, дорогуша? Тебя мучают глупые стра­хи? Ты огорчаешься, что ты послушница и долж­на получить разрешение носить красивые платья, которые мы для тебя сшили, и что тебе будет ока­зано должное внимание? – Она вздохнула. – Ах, забудь о своих страхах, девушка, никто тебя не осудит. Кроме того, все это по приказу самого архиепископа.