Привидение в кроссовках - Дарья Донцова

– Но почему она хотела меня убить?

– Ты сама виновата, – вздохнул Ремизов, – явилась на дом к ее обожаемому сыночку, понесла бог знает какую чушь про тайный ход, клад и Ксению… Валерий тебя выгнал, а потом, естественно, рассказал все мамочке. Более того, он тебя нарисовал, не забудь, парень художник. Увидав портрет, Алла мигом сообразила, что за покупательница явилась к ее драгоценному сыночку. И сра­зу решила от тебя избавиться. Алла очень испугалась, она поду­мала, что директриса тоже ищет клад, вот и схватилась за строительный пистолет.

– Откуда он у нее?

– Остался пос­ле ремонта книжного магазина. Аллочка живет в Теплом Стане, далеко от метро, возвращается поздно, поэтому носит с собой скрепер в качестве оружия против бандитов, которые могут напасть на одинокую даму. Вот пистолетик и пригодился, что­бы просверлить Дашутку.

– Она сумасшедшая!

– Нет, просто очень жадная, чересчур чадолюбивая мамаша, из тех женщин, которые готовы взорвать, к черту, весь мир, лишь бы ее кровиночке было хорошо. Еще вопросы есть?

– Да. Кто убил Лешу Колпакова?

Виктор вздернул бровь.

– Почему ты вообще решила, что его убрали насильно? Обычное де­ло, к сожалению, – перетерся шланг, в котором циркулирует тормозная жидкость.

– Но мне показалось…

– Что кажется, то мажется, – рявкнул Витька, – тебя иногда глючит. Ведь ты считала и Колпакову погибшей, тоже небось казалось. Нет в смерти Леши никаких загадок, он погиб из-за технической неисправности машины. Еще что неясно?

– Ты будешь смеяться…

– Говори!

– Если Аллочка прикидывалась привидением, то почему у призрака были костлявые ладони. Сама видела, они светились зеленым светом, с перстнями. Жуть!

Витька со вздохом открыл письменный стол, вытащил отрубленную кисть и швырнул мне:

– Такая?

Я взвизгнула и в ту же секунду поняла, что вижу… пластмассовую подделку.

– В магазине «Смешные ужасы» продается, – пояснил майор, – покрыта специальной краской, вот и мерцает в темноте, прикол такой. Алла пугала тебя по полной программе, сообразила?

Я кивнула:

– А где сокровище?

– Лежит себе в директорском кабинете.

– Мы его вынем?

– Завтра, – начал Витька и поперхнулся.

Дверь кабинета с треском распахнулась, и на пороге появился загорелый до черноты и красивый до невероятности Дегтярев.

– Немедленно отвечайте, – зашипел Александр Михайлович, – чем изволите тут заниматься, а?

– Кофе пьем, – брякнули мы с Витькой, перепугавшись до одури: – А что, нельзя?

– Кофе – это хорошо, – злым голосом подхватил полковник. – Ну-ка, Дарья, на рысях в свой магазин. Там Аркадий и Зайка из Питера прибыли, а Маня им невероятные истории про строительные пистолеты рассказывает, про привидения, тайные ходы и клады. Сплошной Стивенсон! Отвратительно! Ни на минуту тебя нельзя оставить без присмотра!

ЭПИЛОГ

Забегая вперед, скажу, что о судьбе Алтуфьевой и Рюминой я ниче­го не знаю. Суд впереди, но, учитывая, что од­на родилась в 1917 году, а вторая все-таки меня не убила, думаю, что наказание бу­дет минимальным. Тем более что Татьяна Борисовна, словно заведенная, твердит:

– Я просто толкнула девушку, не хотела никого убивать, всего лишь пихнула ее в грудь, а она не удержалась на каблуках.

Следователь склонен верить Алтуфьевой, скорей всего та легко отделается. Валера, сын Аллы, притащил в соответствующие органы кучу бумаг о болячках матери. Аллочку, как, впрочем, и старуху Алтуфьеву, отпустили под подписку о невыезде, заместительница примчалась ко мне и, упав на колени, принялась биться головой об пол, крича:

– Прости, прости, бес попутал, все из-за Валерочки!

В результате я предупредила Ремизова, что на суде заявлю, будто мы с Аллой дурачились, играя в привидение, и Рюмина случайно нажала на курок строительного пистолета.

– Семь раз! – взвился Витька.

– Лад­но, – быстро изменила я показания, – мы вешали картины, вот и вбивали гвозди, а ухо мне она поцарапала случайно…

– Дура! – заорал Витька.

Но я стояла на своем: происшедшее – нелепость, меня никто не хотел убивать. От мысли, что потерявшая голову из-за любви к сыну Аллочка окажется в тюрьме, мне делалось не по себе. Ну ведь не убила же она меня! К тому же дала честное слово, что больше нико­гда не станет ни на кого покушаться. Витька обо-злился до белых глаз, но в тот день, ко­гда происходила выемка клада, Ремизов еще не знал о моей позиции, поэтому был очень ласков.

Вам ни за что не догадаться, где лежало сокровище. Помните, я упоминала как-то, что драпировки висели на старинном карнизе? Вот внутри железной трубы и лежало искомое. Борис Алтуфьев рассудил верно: мало кто захочет выдирать из стены наглухо вделанный в нее карниз. Так и вышло, и жильцы коммуналки, и директор магазина просто цепляли на колечки с «крокодильчиками» свои занавески, совершенно не предполагая, что лежит внутри карниза.

Ко­гда Витька вытряхнул на пол футляр, я кинулась к нему, открыла и высыпала содержимое… Знаете, что лежало внутри? Тетрадь, в которой отец, дед, прадед, прапрадед и другие предки Бориса делали пометки о рождении своих детей. Еще там находилось несколько золотых нательных крестов и перстень-печатка с гербом Алтуфьевых. Для Бориса это было самое ценное, память о пращурах, семейная история, фамильные реликвии. Он и подумать не мог о том, что его потомки окажутся настолько сребролюбивыми, что захотят иметь брильянты, изумруды, рубины. Для Бориса Алтуфьева превыше всего стояла честь семьи, ее доброе имя, а не злато и каменья. Узнав о том, что было спрятано в карнизе, Аллочка разрыдалась, а Татьяна Борисовна возликовала.

– Бог мой, – повторяла она, прижимая к груди потрепанную тетрадь, – это лучше, чем деньги, моя история, мой род…

Но я вспомнила, с какой силой старуха толкнула Ксению Шмелеву, что­бы отнять вожделенный план, и отвернулась. Не верю Алтуфьевой. И вообще, у меня к ней двойственное отношение. С одной стороны, жаль ее, с другой – противно находиться с ней в одной комнате. Отче­го-то Аллочка не вызывает у меня гадливости. Мо­жет, от того, что она нико­гда не корчила из себя столбовую дворянку? Не знаю, во всяком случае, пить чай к Татьяне Борисовне я больше нико­гда не пойду.

На следующий день мы с Маней и Лелей возвращались в Ложкино. Наш дом и коттедж Сыромятниковых были полностью приведены в порядок.

– Ну, – спросил Аркадий, – все? Всех забрали?

– Всех, – завопила Маня, – пять собак, три кошки и жабу!

– А крыса Фима?

– На месте.

– Хомяки?

– Уже на заднем сиденье.

Я оглядела пустой торговый зал. Так, осталось потушить свет и сдать магазин «на пульт». Завтра должна вернуться из Таиланда Лена, и я сложу с себя полномочия директора книжного магазина. Если подруга захочет, пусть ставит на это место Аллу Рюмину. Если забыть про милую феньку Аллы Сергеевны, гонки со строительным пистолетом в руках, лучшей кандидатуры на пост директора «Офени» не сыскать.

– Хорошо, – вздохнул Кеша. – Зайка, гаси свет.

– Лад­но, – отозвалась Ольга, подняла руку и вместо выключателя нажала «тревожную кнопку».

– Почему лампы не погасли? – изумилась Зайка.

– Потому что ты перепутала выключатель с милицейской «подключкой»! – заорала Маня.

Че­рез десять минут прибыл дребезжащий «газик». Из его нутра выбрались… Соловьев Дмитрий Юрьевич и Павел. Я не удивилась. Ясное де­ло, никто, кроме них, приехать не мог.

– Что теперь? – безнадежно поинтересовался Соловьев.

– Все в порядке, простите, пожалуйста, – я принялась извиняться.

– Привидение больше не бегает?

– Нет.

– Никто в аквариуме не тонет?

– Нет, нет.

– И убийцы с пистолетом не наблюдается? – остроумничал Павел. – Вообще ниче­го? Полный порядок? Да быть того не мо­жет!

Я развела руками:

– Бога ради, извините. Больше в магазине ночевать не будем. Домой едем.

– Это хорошо, – обрадовались менты, – значит, и у нас спокойно дежурство пройдет, а то затрахались сюда ездить.

– Возьмите книжки, – предложила я.

Дмитрий Юрьевич и Павлуха положили в карман по детективу. Кеша сел в джип, на заднее сиденье легко вспрыгнули Снап и Банди, Зайка влезла в «Фольксваген», прихватив с собой кошек, Жюли, Черри, Хуча, жабу и крысу Фиму. Я открыла «Пежо». Мне достались вещи, Маня и хомяки.

– До свиданья, мальчики, – сказала я ментам.

– Бывайте здоровы, – ответили они хором.

Я села за руль, включила мотор.

– Эй, Даша, – крикнул Соловьев, – погоди!

Я высунулась в окно.

– Что случилось?

Дмитрий Юрьевич улыбнулся широкой, детской улыбкой.

– Хорошая ты баба, Даша, только не пей больше столько коньяка, лад­но?