Привидение в кроссовках - Дарья Донцова

Вдруг мне в голову пришла очень простая, но радостная мысль: мы со Светой две дуры! Звук несся со двора, если я не ошибаюсь, там где-то стоят мусорные баки, а около них, как водится, кучкуются дворовые кошки, разыскивающие пропитание. А что приходит в голову сытому коту? Совершенно верно, он настраивается на игривый лад и начинает искать партнершу. Правда, сейчас не март, но какая, в кон­це концов, разница? Обрадовавшись, что недоразумение так легко объяснилось, я схватила томик Поляковой и пошла к себе.

В девять Маня и Леля привели с прогулки собак.

– Кушать! – завопила дочь. – Вкусная, питательная смесь «Педигри пал», ветеринары всего мира рекомендуют, ваша собака светится здоровьем.

Послышался бодрый цокот когтей, это наша стая торопилась к раздаче мисок.

Че­рез пару минут Манюня влетела ко мне в кабинет:

– Мусик, где Хучик?

Я отложила книгу и, зевая, ответила:

– Бродит по магазину.

– Он не у тебя?

– Нет.

– Странно.

– Почему?

– Я ду­мала, сидит тут за закрытой дверью и не может выйти, – пояснила Маруська. – Он не пришел ужинать.

Я села. Это серьезно. Хучик большой любитель поесть. Правда, готовый корм он уничтожает без всякого энтузиазма. К слову сказать, остальные на­ши собаки тоже недолюбливают сухие комья, которые производители расхваливают до тошноты. А уж кошки! Слышали ко­гда-нибудь по телевизору бодрый голос, вещающий: «Ваша киска купила бы «Вискас», если бы она умела говорить…»

Не знаю, что делают рекламщики с несчастными животными, что­бы заставить тех, урча от удовольствия, вылизывать мисочки. Фифина и Клепа да­же не приближаются к деликатесу, и я знаю, что сказали бы на­ши кошки… нет, совсем не то, на что надеются производители «Вискаса». Фифа и Клеопатра примутся материться как извозчики, отпихивая от себя блюдо с «лакомыми кусочками в желе».

– Ты, хозяйка, никак ума лишилась? – завопят они. – Где мясо?

Да­же сейчас мне приходится покупать кискам сырую говядину. Собаки менее капризны. Дома им варят на мясном или курином бульоне вкусную кашу, а в магазине насыпают «Педигри пал». Сообразив, что других харчей не бу­дет, свора стала нехотя лопать «сухари». Хучик же все­гда прибегает первым. Стоит кому-нибудь загреметь мисками, как мопс тут же мигом приносится на звук в надежде получить вкусненькое. Вообще, у всех собак три радости: гуляние, еда и сон. Но у Хучика полная мисочка вызывает просто экстаз. Я еще нико­гда не встречала собачку, так любящую поесть. И вот сегодня он не явился к ужину.

Мы начали рыскать по магазину, крича на разные голоса:

– Хуч, Хучик, миленький, где ты?

Но мопсик не показывался.

– Мо­жет, он вышмыгнул на улицу? – предположила Леля.

Я посмотрела в окно, на улице свирепствовала пурга.

– Маловероятно.

– Ой, – вскрикнула Леля, – небось утром выводили всех гулять, а Хуча позабыли во дворе!

– Он не захотел выходить, – сказали мы с Маней в один голос и посмотрели друг на друга.

– Его и на завтраке не было, – прошептала Маруська, – все прилетели, начали есть, а Хучика нет. Только я в школу торопилась, решила, что он сейчас подбежит, и ушла.

Я похолодела и стала рыться в памяти, восстанавливая события. Значит, так. Ночь он не спал на моем диване, утром не завтракал, днем Аллочка поискала мопсика, что­бы угостить его сыром, и не нашла, теперь он не явился к ужину. Похоже, Хуча вообще тут нет.

– Мусечка, – со слезами на глазах воскликнула Маня, – неужели я вчера забыла его во дворе! Ужас! Хучик погиб!

Я уставилась на девочку. И впрямь кошмар. Любое животное из нашей стаи, оказавшись на морозе, выживет. Черри и Жюли покрыты густой шерстью, Снап очень сообразителен и забежит в подъезд, Банди тоже попытается спрятаться в подвале, и они большие собаки, их побоятся обидеть и злые люди, и дворовые собратья… Только крохотный глуповатый Хучик сядет на толстую попку и станет, заливаясь плачем, ждать неминуемую кончину…

Следующие два часа мы бегали по окрестностям, вместе с на­ми носились и собаки, которым было велено искать Хуча. Сначала мы орали на разные голоса, подзывая мопса, потом охрипли… В кон­це концов в одиннадцать вернулись назад. Рыдающие девчонки пошли в кабинет Аллочки.

– Ну лад­но, – я попыталась их утешить, – Хучик маленький, очень умильный песик. Небось попался на глаза сердобольным детям, и они взяли его к себе. Завтра расклеим объявления…

В полдвенадцатого Маня и Леля, выпив валокордин, заснули тяжелым сном. Я заглянула к ним в «спальню». Маруся горестно всхлипывала, а у Лели на лице осталось несчастное выражение. Да­же в объятиях Морфея девочки не могли забыть про Хуча.

Честно говоря, у меня из головы тоже не шел несчастный мопс. Слава богу, если кто действительно подобрал собачку и сейчас она спит в тепле, а вдруг нет? Отогнав видение крошечного тела, лежащего возле мусорных баков, я пошла в торговый зал. Бедный, бедный Хучик, он, наверное, ужасно страдал перед смертью, дрожал от леденящего холода, плакал, не понимая, отче­го хозяева бросили его. Слезы брызнули из моих глаз. Стоя посреди зала возле стеллажей с детективами, я невольно вслух произнесла:

– Хучик, мой любимый Хучик!

– Гав, – раздалось от стены.

Я подскочила на месте:

– Это кто?

– Гав.

– Снап, ты?

– Гав, гав, – подтвердил ротвейлер.

Я подошла к нему. Снапик стоял сбоку от автомата с открытками и шумно дышал.

– Что там?

– Гав!

– Мышь?

– Гав!! – нервничал Снап.

Жаль, что собаки не умеют говорить. Ротвейлер явно пытался сообщить мне нечто важное.

– Гав, гав!!!

– Пойдем, дорогой, спать пора, это мыши, но тебе нико­гда их не поймать.

Но Снап сел и настойчиво повторил:

– Гав, гав!!!

Затем он принялся возбужденно скулить и царапать передними лапами пол и стену.

– Перестань.

– Гав!

– Пошли баиньки.

– Гав!!

– Иди сюда, конфетку дам.

– Гав!!!

– Да что ты там ищешь, в кон­це концов?!

Недоумевая, я наклонилась. В Ложкине нет тараканов, а в книжном магазине нет-нет, да и пробежит рыжий гость. Ко­гда на­ши собаки впервые увидели прусаков, они просто обалдели от удивления и мигом открыли на них охоту.

– Пойдем, Снапун, наверх. Оставь несчастного таракана. Он спешит домой к жене и детям, – вздохнула я и невольно прибавила: – Бедный Хучик!

– Вау! – завыл Снап и принялся яростно скрести стену.

– Ау-у-у-у, – отозвалось еле слышно привидение.

– Вау!!!!

– Ау-у-у-у…

Внезапно у меня в мозгу что-то щелкнуло, разрозненные кусочки головоломки встали на свое место, и из груды непонятных ошметков получилась цельная картина. Я мигом припомнила втягивающееся в стену привидение, Хучика, путающегося под ногами, потом кроссовку, которая осталась лежать в зале. Я опросила всех. Спортивный башмак никому из персонала не принадлежал. А теперь скажите, мо­жет ли призрак носить вполне материальную обувь? В памяти мелькнула фраза, сказанная сегодня Викой: «Ксюша там что-то узнала и хотела попасть в магазин из квартиры Алтуфьевой ночью. Я спросила с удивлением: «Сквозь пол думаешь просочиться?» – «Нет, сквозь стену», – ответила Ксюша.

Я подлетела к Снапу и заорала:

– Хучик, маленький!

– У-у-у, – зарыдал невидимый мопс.

– Подожди, любимый, сейчас!!!

– А-а-а, – плакал, надрываясь, Хуч.

Я принялась ощупывать стену. На что надо нажать, что­бы она раздвинулась?

Но руки натыкались на плитки, которыми было обложено скрытое пространство.

– О-о-о, – заходился Хучик в истерическом плаче.

– Сейчас, дорогой, – выкрикнула я и бросилась на улицу.

ГЛАВА 29

– Кто там? – бдительно поинтересовалась из-за двери Татьяна Борисовна.

– Директор книжного магазина Даша Васильева.

– Радость моя, – загремела замками старушка. – Входите, ангел небесный.

– Бога ради, простите, – затараторила я, прямо как Маня, – уже очень поздно, просто непростительно тревожить вас в такое время…

– Что вы, Дарьюшка, – улыбнулась Алтуфьева, – во-первых, я считаю вас своей родственницей. Ну надо же, ведь вас звать как мою маменьку любезную. Кабы вы знали, какие меня обуревают воспоминания. А во-вторых, я полуночница, до четырех утра по комнатам шастаю. Смолоду такая была, а уж к старости совсем сна лишилась. Правда, пос­леднее время, недели две тому назад, ну не поверите, в восемь вечера укладывалась и почти до полудня спала без сновидений, вот уж диво дивное. Но теперь опять…

– Татьяна Борисовна, милая, – выпалила я, – покажите, как открывается подземный ход?

Алтуфьева посмотрела на меня слегка удивленным взглядом, зачем-то поправила камею на воротничке блузки и уточнила:

– Не подземный, а тайный.

– Что?

– Подземный ход, что явствует из его названия, пролегает под землей. А папенька сделал тайный коридор, с третьего этажа на первый.

– Пожалуйста, покажите.