Привидение в кроссовках - Дарья Донцова

– Это я его по башке «Историей цивилизации» стукнула, – пояснила Шура.

Тут только до меня дошел смысл происходящего, и я изумилась:

– Шура! Ты как здесь оказалась?

– Спряталась в зале.

– Зачем?

– Хотела эту дрянь поймать, что открытки топчет. Си­жу за автоматом, жду, потом соснула чуток. Открываю глаза, а за вами этот несется и палит, жуть! Я перепугалась сначала, а вы под прилавок нырь! Ну, думаю, неужели буду смотреть, как из вас рагу сделают. Схватила книжонку потолще и долбанула его по голове. Надо бы еще добавить, чтоб не очнулся.

Но я уже бежала к «тревожной кнопке». Следующие десять минут Шура стояла возле поверженного тела, держа в руках «Историю цивилизации». Я прижимала к себе яростно вырывающегося Хуча. Мопс отче­го-то рвался к призраку.

Наконец дверь распахнулась, и вошли Соловьев Дмитрий Юрьевич и Павел. Я не удивилась, увидав мужиков, очевидно, такая у них карма: приезжать в книжный магазин.

– Ну, – спросил Павел, – теперь че­го?

– Мы поймали привидение, вот оно, – сказала Шура.

– Бежало и стреляло, – ответила я, опуская Хуча, – вот смотрите…

– Не трожь, – велел Дмитрий Юрьевич. – Глянь, Павлуха, вроде скрепер.

– Это что такое? – поинтересовалась я.

– Ну, – пояснил Соловьев, – грубо говоря, пистолет, которым строители загоняют в стены железные штыри.

– Так это не настоящее оружие? – протянула я.

Павел хмыкнул:

– Прикинь, что случится, ежели в твое тело вонзится девятисантиметровый гвоздь.

– Хорош болтать, – приказал Соловьев, – давай наручники, ща в отделение это­го стащим, и вам придется проехать.

– Мусик, что случилось? – заорала Маня.

Потом послышался топот: дочь сломя голову неслась по лестнице.

– Привет, Шура!

– Мы поймали привидение, – гордо сообщила жена Бетона. – Эх, жаль, Женька не знает, в Минск умотал по делам!

– Он бы тебе не разрешил в засаде сидеть, – вздохнула я.

– Мама! – заорала Маня, тыча пальцем в тело, лежащее на полу. – Мамочка, это не призрак, смотри!

Я повернула голову и почувствовала, что у меня подламываются колени. На бело-розовой, чисто вымытой плитке, ногами под прилавок, закутанная в нечто, напоминавшее ветхую простыню, широко раскинув руки, лежала… Аллочка, Алла, милейшая дама, моя заместительница, ставшая подругой. У ее головы сидел Хучик и нежно облизывал лицо той, которая каждое утро кормила его деликатесным сыром.

ГЛАВА 32

На следующее утро я с гудящей от напряжения головой пыталась исполнять роль директора книжного магазина. Шура, естественно, растрепала всем, что Аллочка, переодетая привидением, гонялась за мной ночью по торговому залу, вооруженная строительным пистолетом. Честно говоря, ко­гда сегодня утром эксперт, до открытия магазина осматривавший место происшествия, вытащил из двери подвала примерно пятнадцатисантиметровый острый железный штырь, мне просто стало плохо.

У французов имеется крылатое выражение, которое в переводе на русский язык звучит как «остроумие на лестнице». То есть происходит некое событие, а вы только че­рез пару-другую часов соображаете, что случилось. Вот у меня это качество развито на все сто. Вчера, ко­гда Аллочка, непонятно почему решившая меня убить, «плевалась» штырями, я не слишком испугалась. Да­же успокоилась: подумаешь, гвоздь, ведь не пуля же. Но сегодня, увидав, какая штучка могла запросто оказаться в моей глупой голове, перепугалась до тошноты, и эксперт отпаивал меня какими-то мерзкими каплями.

Одним словом, ко­гда на работу явились продавщицы, мне было совсем плохо. Физически оттого, что не спала почти всю ночь, проведя ее сначала в беготне по торговому залу, а потом в милиции; морально оттого, что Аллочку, милую Аллу Сергеевну, арестовали, предъявив ей обвинение в покушении на убийство…

Девочки-продавщицы, понимая состояние директора, работали сегодня безукоризненно, они не пили чай и не курили, а старательно обслуживали покупателей. Где-то около полудня у меня закружилась голова, и я прилегла на диван.

– Дарья Ивановна, – всунулась в кабинет Света, – тут такое де­ло… Ой, попозже зайду.

– Говори, – велела я, садясь, – что у нас еще плохого произошло?

– Все в порядке, – затараторила Светочка, – просто пришел мужчина, оптовый покупатель. Хочет приобрести пятьдесят книг «Сто лет криминалистики».

– Кто ее выпускает?

– Издательство «ЭКСМО».

Я опять легла на диван.

– Отправь его к ним на мелкооптовый склад, на Мичуринский проспект, там он со скидкой возьмет.

– Он хочет тут!

Я села.

– Ты объяснила, что на складе дешевле?

– Да.

– О господи, зови это­го идиота!

Света исчезла. Я встала и подошла к окну. Ну почему Аллочка хотела убить меня? Неужели из-за директорского кресла? Сзади послышалось покашливание. Я обернулась и разозлилась до крайности. На пороге переминался Витька Ремизов. Тот са­мый, заместитель Александра Михайловича Дегтярева, противный майор, называющий меня постоянно действующим несчастьем своего начальника. Внезапно злоба испарилась, в душе осталась только горечь. Витьку я считала сво­им добрым приятелем, Аллочку держала за хорошую подругу, а оказывается, первый меня терпеть не мо­жет, считает за полную дуру, а вторая вообще решила пристрелить. За что? Еле сдерживая рыдания, я прошептала:

– Что вам угодно?

– Ну, Дашка, не злись, – прогудел Витька.

Почувствовав, как в горле поворачивается еж, утыканный горячими иглами, я пробормотала:

– Недосуг мне с вами, господин Ремизов, турусы на колесах разводить, сейчас сюда оптовый покупатель придет, прощайте, не мешайте бизнесу.

– Ну, Дашунчик, – заныл Витька, – это я хочу купить пятьдесят книг.

– Зачем?

– Наметили 9 Мая ветеранов поздравить.

– Сейчас январь.

– Ниче­го, полежат.

Я посмотрела на красного Витьку и неожиданно заплакала. В два прыжка майор подскочил к окну, обнял меня за плечи и засюсюкал:

– Ну, ну, хватит, все позади.

– Да, ты меня ненавидишь!

– Я тебя обожаю!

– Меряешь неприятности в Дашках!

– Кто сказал?

– Нашлись люди!

– Брешут, – убежденно сообщил майор. – Всю жизнь завидовал Дегтяреву, что около него такая баба, как ты!

– Врешь!

– Ей-богу.

Ремизов вытащил из кармана платок, вытер мои слезы, потом велел:

– Давай сморкайся!

В ту же секунду он ухватил мой нос и потряс. Мне стало смешно. Я отняла у Витьки платок и пожаловалась:

– Я чуть не погибла ночью.

– Знаю.

– Почему Алла хотела меня убить?

– Рюмина?

– Да.

– Не догадываешься?

– Ну, наверное, из-за того, что я заняла директорское кресло?

Ремизов покачал головой:

– Нет.

– А почему, ты знаешь?

– Да.

Я уставилась на майора, но тот молчал.

– Вот что, Витенька, я прощу тебе все, если расскажешь детально.

Приятель ухмыльнулся:

– Честно говоря, я приехал мириться, ду­мал, ты смилостивишься, услыхав про оптовый заказ.

– И не надейся, только если узнаю правду про Рюмину!

Витька глянул на часы:

– Шантажистка!

– Какая есть!

– Лад­но, твоя взяла. Приезжай сегодня, в девять вечера ко мне на работу.

– Почему не сейчас?

– Самому кое-что неясно, – загадочно ответил Витька, – но к вечеру прояснеет.

Ровно в 21.00 я вошла к Витьке в кабинет. Если быть честной, майор слегка кривил душой, называя эту комнату «моим кабинетом». Более уместно было бы сказать «наш кабинет». Потому что не слишком большое пространство было густо заставлено столами и стульями.

Интересно, как люди ухитряются работать, сталкиваясь локтями? У сотрудников большого желтого дома на Петровке вечно всего не хватает: помещений, бензина, канцелярских принадлежностей, техники… А уж о зарплате лучше умолчим, что­бы не выдавить слезу у посвященных. Мне все­гда было непонятно, почему наше государство экономит средства на структуре, которая призвана охранять покой и безопасность граждан? Ну да это риторический вопрос, и, сколько его ни задавай, суть проблемы не изменится.

Кстати, в ведомстве МВД плохо всем. Тем, кто оказался в его ведении без всякого желания, то есть преступникам, и тем, кто их задержал и «раскалывает». И здесь снова возникают вопросы. Насколько я помню текст Конституции, там содержится приблизительно такая фраза: никто не мо­жет быть объявлен виновным, кроме как по приговору суда. Но то­гда получается, что основной закон страны постоянно нарушается!

Значит, в Бутырском изоляторе сидят те, кто лишь подозревается в свершении преступлений. То­гда почему их запихивают по сто двадцать человек в сорокаместные камеры и почти морят голодом?

Ни для кого не секрет, что содержание заключенного сегодня целиком и полностью падает на плечи родственников. Несчастные матери и жены волокут в изоляторы временного содержания, а затем на зоны все: продукты, одежду, мыло, лекарства и да­же строительные материалы для ремонта бараков. А уж о моральных качествах надзирателей умолчим. Главное управление исполнения наказаний не любит распространяться на эту тему, но сотрудников Бутырки несколько раз разгоняли, а кое-кто из них оказался в стенах печально известной тюрьмищи уже в качестве сидельца. Только на место изгнанных явились та­кие же, с жадными руками…