Прощание - Паскаль Кивижер

прекрасно все зная. – Однако в таком случае, капитан, я возобновляю переговоры. Две звезды и телохранитель.

Гийом поклонился.

– Две звезды, один китель, один охранник, сир. По рукам.

Каждому захотелось забыть на время о нависшей над дворцом угрозе. Жених с невестой были наглядным доказательством, что земля по-прежнему вертится и нужно продолжать любить, несмотря ни на что. Только камергер, казалось, не радовался. Тибо заметил это и, предчувствуя упрек, сыграл на опережение:

– Ступайте, Манфред. Передайте мои распоряжения и разыщите виновного.

– Но как же десерт, ваше королевское величество?

– Ваше королевское величество еще помнит, как орудовать ножом.

– В распределении поровну у короля богатый опыт, – пошутила Эма.

– Что ж, в таком случае… – сдался Манфред. – Однако для сорбета, сир, я бы советовал использовать ложку.

Тибо указал ложкой на дверь. Манфред вышел.

Десерт не затянулся. Когда все разошлись, Лоран Лемуан вновь начал долгий подъем в обсерваторию. Чтобы скрыть, что он планирует остаться там до утра, он не взял с собой ни одеяла, ни любимой грелки. Он разложил в темном углу девять томов «Энциклопедии естественного мира», которые Феликс только что внес по лестнице словно десяток яиц. Книги послужат ему постелью.

– Феликс, взгляни в окуляр, – попросил его заодно астроном, – что ты видишь? Готов поспорить, что не звездное небо.

– Мда… – только и сказал штурман.

– И что там?

– Восточное крыло… Хм…

– Восточное крыло… – задумчиво повторил Лемуан.

Кто из окружения Тибо живет в восточном крыле? Там только гостевые комнаты. Так что сейчас оно почти пустое. Ни один чужестранец не рискнул посещать Краеугольный Камень накануне морозов. Были только двое купцов из Лесов и последняя двоюродная бабушка Тибо: она была известна своим снобизмом и поселилась в комнате для послов. И еще доктор Корбьер.

Лемуан поразмыслил, протирая очки. Лошадь у посыльной, пустельга у Лисандра, книга у Гийома и Элизабет, вино у короля… доктор хорошо укладывался в ряд, и, возможно, самое дорогое, что у него есть, в опасности.

– Господин Лемуан, а вам не боязно тут одному оставаться? – забеспокоился великан, старательно наводя телескоп туда, где как раз зажглась Глориоль.

Лемуан, которому, конечно, было не по себе, перевел разговор:

– Феликс, ты не мог бы заглянуть на обратном пути к доктору Корбьеру?

– Вам плохо?

– Нет-нет. Просто скажи ему, чтобы он позаботился о своей гитаре.

Феликс ничего не понял, но не посмел перечить столь уважаемому старцу. Однако он должен был поторапливаться, потому что король строго наказал ему не отходить от Лисандра ни на шаг, хочет тот этого или нет. Он сбежал по нескончаемой лестнице, то и дело ударяясь головой, и побежал в восточное крыло.

Астроном остался один и, как ни был он приучен работать по ночам, вскоре его одолела усталость. Прежде чем улечься на тома Энциклопедии, он открыл один наудачу.

«Научная гипотеза, – писал Клеман де Френель, – служит для приближения к истине. И пока не будет достигнута уверенность, гипотеза должна идти рука об руку с сомнением. Потому удел человека как правило неразрывно связан с сомнением».

Астроном задул свечу и лег. Придет ли кто-нибудь в эту ночь? Телескоп уже был перенаправлен во время ужина, но, быть может, таинственный гость вернется перед рассветом, в тот час, когда обычно Лемуан возвращался к себе? А пока его ждет сон на книжном ложе, что вряд ли обрадует суставы. Ну и пусть. Он должен во что бы то ни стало все прояснить. Он любил науку и любил уверенность. И, в отличие от Клемана де Френеля, терпеть не мог сомневаться. «Ужас сомнения» – с этой последней мыслью он снял очки и положил их поближе на пол.

Феликс тем временем мчал к Лукасу, будто в семимильных сапогах, так что даже пропустил его дверь, и пришлось возвращаться. Он постучался увесистым кулаком.

– Чего еще? – раздалось из-за двери.

Феликс открыл ее и увидел странную сцену. Лукас, в одной рубашке, нервно раскручивал колки вертикально стоящей у него на коленях гитары и снимал струны. И, хотя из открытого окна веяло ночным холодом, волосы у него прилипли к затылку. Он узнал стук штурмана, но по-прежнему сидел спиной.

– Отстань от меня, Феликс, не видишь, я занят.

Великан был бы рад протиснуться в замочную скважину и исчезнуть. Еще никогда Лукас с ним так не разговаривал. Он быстренько выпалил послание Лемуана:

– Я зашел передать, чтобы ты позаботился о гитаре, потому что телескоп смотрел на восточное крыло.

Лукас так и не обернулся, но колки замерли.

– Всё, – сказал Феликс.

Лукас слышал, как штурман ушел, стукнувшись головой о дверной короб. Сам он только что обнаружил, что струны гитары обрезаны так же зверски, как хвост Зодиака. Накануне концерта. Все до одной. При чем тут телескоп, он понятия не имел.

37

Габриэль жил с семьей на ферме, в небольшом удобном домике. Он всегда охотно ужинал дома, но на этот раз вернулся поздно и прошел мимо накрытого стола. Он рассчитывал, что Эмилия, сказав, что идет учить уроки, уже будет у себя в комнате выдумывать новую прическу. Он вошел без стука, и его в который раз поразила красота дочери. Бархатные глаза, которые так красят ее мать. Идеальный овал лица, губы как две розовых ягоды. От детства не осталось и следа. Эмилия заметила в зеркале отца и запоздало схватила первую подвернувшуюся книгу.

Габриэль не стал ходить вокруг да около.

– Хвост Зодиака, окно Лисандра – это была ты?

Эмилия только приоткрыла рот.

– Ты? – повторил Габриэль, надеясь, что ошибся.

– Нет, – прошептала она.

– Ты отнесла Лисандру жилет, чтобы войти в его комнату? – настаивал Габриэль против собственной воли.

Эмилия разрыдалась.

Да, жилет был предлогом, чтобы проникнуть в спальню Лисандра: вдобавок сама же она его и спрятала, пока тот вычесывал Эпиналя. Лисандр снес крики учителя, даже не подозревая, что недостающая часть школьной формы лежит комом в сумке его соседки по парте.

Габриэль подошел и встал между зеркалом и дочерью. Она рыдала, рыдала, рыдала. Возможно, от раскаяния, а возможно, это была уловка; он не знал, что ему делать: утешать ее или наказать. Она разрешила дилемму сама, внезапно успокоившись. Промокнув уголки глаз платком, она вынула из ящика точнейшую копию королевского серебряного кулона.

– Это что еще за глупость? – Габриэль вырвал кулон из ее рук. – Твоя плата? Ты что, королевой себя возомнила? Безмозглое дитя!

Поскольку он перешел на крик, жена, разумеется, пришла вмешаться.

– Габриэль, как ты говоришь с дочерью? Что на тебя нашло?

– Лошадь. Пустельга. Это всё Эмилия.

Перед женой Габриэля дилеммы не стояло. Она резко подошла к