Витязи из Наркомпроса - Валерий Белоусов

— Есть душа — есть и надежда. Салам вам, люди добрые… Можно к вам подойти?

— Это кто здесь добрый? — удивился Бекренев. И поудобней прехватил рукоятку отобранного у привокзального чекиста нагана. — А кто ты таков?

— Разбойник я, говорят…, — раздался смиренный вежливый голос…

… Да будет известно благородным читателям… Для татарина свинья — животное нечистое. Ну, так уж повелось. Говорят мудрые бабаи-ага, что когда однажды Пророк, да будь Он прославлен, шел джихадом на злых язычников, Его джигиты поели перед боем жирной свининки, и от этого им лучше не стало… Не любят татары свиней! Татарин тонко чувствует и не может переносить даже запах конской сбруи, смазанной свиным салом, как бы потом её не мазали чистым березовым дегтем!

Не держали татары свиней в своём хозяйстве никогда. А ведь пришлось. Приехал уполномоченный из ТемЛага, и в приказном порядке раздал сельчанам привезенных с собою поросят. А на все возражения стариков отвечал:

— Нечистое животное? Да ерунда. Помоете! И враз ваш поросёнок станет чистым…

Поросят выдали не просто так, а под строгую расписку. Каждый домохозяин обязался в конце года сдать выкормленного поросенка на бойню, и получить за это свой кусок мяса.

Подложили гулаговцы свою свинью, так сказать, и Наилю Бабакаеву…

К зиме подсвинок стал большим, его уже можно было заколоть. Но по существовавшему закону самовольный забой не разрешался. Скот, с разрешения поселковых или районных властей, забивали на ТемЛаговской бойне…

Свиная шкура и внутренности при этом подлежали обязательной сдаче в заготовительные организации, хотя на пунктах приёмки, чаще всего, всё сданное населением сырьё гнило и разлагалось из-за того, что не умели и не успевали его обрабатывать да из-за отдалённости центральных приёмных пунктов. Потом это гнильё актировалось и списывалось. Но таков был закон. Его нарушителям полагался штраф или… исправительно-трудовые работы в лагере.

Но… «Татар — таш ватар». Бабакаевы, как, впрочем, и все рачительные хозяева, не хотели снимать и сдавать свиную шкуру и внутренности: без шкуры не выкоптишь окорока, без кишок не сделаешь домашней колбасы. Да вдобавок шкура свиньи вместе с жиром и мясом, это же продукт, который можно съесть, это около 10–15 кг, если не больше, ценной и вкусной пищи. Но! как заколоть свинью, если за вами зарегистрирована и числится единица гулаговского свино-поголовья? Бабакаевы поступили в полном соответствии с поговоркой «Татар — ташка кадак кагар»: они тайно прикупили второго поросёночка, но не зарегистрировали его. Отчитаться теперь можно… а отчего он такой маленький? Болел, начальник! Плохо кушал. Поросёнок, само собой. Начальник всегда якши кушает.

Но как заколоть свинью, чтобы она не визжала? Как разделать, опалить её, чтобы вся канитель с закалыванием, а потом возня с разделыванием свиной туши не привлекла постороннего внимания?

Сел Наиль, покумекал малость… И решился! Из старых ватных брюк они сшили специальный намордник, ловко накинули его на рыло свиньи и сзади завязали. Затем закололи её, бережно собрав и сохранив в тазах и ведрах всю вытекшую из неё кровь. Визг умершвляемой хрюшки действительно заглушился намордником! Затем за задние ноги подтянули тушу к потолочной перекладине и опалили её паяльной лампой, очистили и разделали. Само собой разумеется, вся тайная операция хищения соцсобственности проходила глубокой ночью. К утру всё так убрали, что от большой свиньи не осталось и хвостика. Вместо неё в хлевушке-стайке хрюкал худосочный поросёночек, заменяющий собой числящуюся за домом единицу свино-поголовья. А у семьи из девяти человек, в которой работающим был один Наиль, на зиму появилось около десяти пудов мяса, в том числе в виде окороков и всевозможных домашних колбас…

Увы! Не предусмотрел Наиль только одного! Их новый сосед, настоящий коммунист, заместитель директора МТС, обратил внимание на интригующий факт: в селе все дети, как дети… Идут в школу, их ветром шатает… Худенькие, бледненькие, с огромными синими подглазинами… А у Бабакаевых детишки, словно с рекламы конфет «Гематоген»! Или с плаката «Давайте детям рыбий жир!»

Сам-то Наиль свинину как-то… Не очень. Для своих детей он старался, ага…

Приехала в школу добрая тётенька, в белом халате поверх синей формы, угостила детишек конфетками «Мишка на Севере», да и расспросила их, как они кушают? Да что именно?

И над преступной головой Бабакаева разразилась гроза.

Долго смеялись товарищ народный судья вместе с товарищем прокурором над премудрым Наилем… И вынес весёлый судья приговор. Если татарча над государством решил пошутить, то и оно над ним пошутит…

Резали? Организованной группой? По предварительному сговору? Причинен вред госсобственности? А, даже и значительный, по рыночным ценам? Так и получи. Разбой!

И влепили Наилю десять лет… Почему десять? Так, пояснил ему потом весёлый судья, советские криминологи установили, что наилучшие трудовые показатели наблюдаются у группы осужденных на 8-10 лет! Если срок меньше, особо на работе не ломаются, мол, два года на одной ножке простоишь! Если срок больше, то тоже не усердствуют, мол, всё одно не доживу… А вот если срок лет десять, работают усердствуя! Надеются, и не без оснований, на зачеты… Не понимая, что если ты отбыл пять лет как за десять, то уж ещё один пятерик такому ценному работяге грех не добавить! Например, за саботаж. Да, но вот наше самое гуманное в мире правосудие и подтягивает любое преступление к этому сакраментальному сроку: изнасилование ли, убийство ли… Вот и за разбой так же навесили…

— А почему у вас лицо такое опухшее? — участливо спросил Бекренев. — Почки больные?

— Нет, гражданин начальник…, — на всякий случай обходительно-вежливо, отозвался Наиль. — это меня мал-мало казнили…

— Как это казнили? — вскинула брови Наташа.

— Да вот так получилось… Решил я жалобу товарищу Калинину, Всероссийскому старосте, написать… А вот на чем? Бумаги-то нет! Заготовил со всякими предосторожностями, не посвящая в замысел даже товарищей по бараку, несколько тонких пластин бересты и принялся за дело. Пишу-то я не шибко хорошо, образование — три класса да два коридора… Писал заодно уж и том, что в Темниковском лагере голодные и раздетые-разутые люди надрываются на лесоповале по двенадцать часов в сутки, что конвойные избивают их прикладами, травят собаками… Разве это по-советски? Знал бы это наш дорогой товарищ Сталин! Но… Как ни таился, но меня засекли, видимо, выдал сука-стукач… В лагере стучат многие…

Бекренев с пониманием кивнул… Это уж кому-кому, а ему-то было знакомо… Стучат за кусок хлеба, стучат, спасая свою жизнь… Отнимая жизнь чужую.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});