Витязи из Наркомпроса - Валерий Белоусов

— Это-то, отрыжки частной собственности, психология мелкого хозяйчика, порождающая капитализм ежечасно, мне понятна… Но как у вас на ровном месте вдруг возник такой катаклизм?! Почему в той же южной части того же самого района никакого голода нет?

— Мы — стражи революции, выполняем волю Партии, её решения и поручения! — гордо выпрямился большевик. — И если Партия приказала… Осенью 1936 года в наших колхозах зерно прямо с токов, во время обмолота, затаривали в мешки и увозили на склады Заготзерна — в счёт хлебозаготовок, натуроплаты за работу МТС и в уплату за ранее выданные государством семенные, продовольственные и кормовые зерновые фонды. Многие колхозы не смогли засыпать даже семенные фонды. Показатели урожайности летом 1936 года учитывались не по намолоченному валу зерна, а по случайным участкам и биологическим показателям при колосовании. Предупреждения агрономов не принимались во внимание, и по составленному хлебофуражному балансу всего было в изобилии. Ретивые и рьяные уполномоченные по хлебозаготовкам спешили рапортовать о досрочном выполнении плана хлебопоставок и о производстве других расчётов колхозов с государством. А потом мол, поставите вопрос об отпуске семенных фондов и оказании продовольственной и кормовой помощи.

Ну, я — как инструктор обкома по сельскому хозяйству, и поставил этот вопрос… Потом… После перевыполнения плана! Мы, работники сельского хозяйства Особой Зоны, с гордостью смотрели на жалкие показатели в обычных районах Мордовии… А потом я выехал к товарищу Эйхе, в Западную Сибирь, принимать семенное зерно для наших чекистских хозяйств. Положение осложняла ограниченность во времени их доставки и получения на месте: требовалось хотя бы несколько дней, чтобы успеть их протравить и проверить на проращиваемость. Эта процедура проверки на всхожесть должна была быть обязательна проделана здесь, в Сибири, перед отправкой семян. Иначе можно непозволительно начудить: привезут семена, их посеют, а они не взойдут. Пропадет и зерно, и работа, а главное — не будет никакого урожая. Увы, времени провести проверку мне не хватило… Конечно, могло показаться странным, что наше посевное зерно израсходовано на продовольствие или иные цели, а поля готовились засевать первым попавшимся случайным зерном. И всем работникам сельского хозяйства также было абсолютно ясно, что из обычного товарного зерна, да тем более выращенного в совершенно других климатических и почвенных условиях, трудно было ждать хорошего урожая.

В спешке работники отдельных элеваторов Западно-Сибирского края вместо семенного зерна отгрузили нам сушёный фуражный овес и лущеный ячмень из кормовых фондов…

Представьте себе, что могло бы произойти, если бы этот факт был мной квалифицирован не как недоразумение, ошибка работников элеваторов, которую они совершили в спешке и о которой они же сами сообщили мне, а как вредительство! Ну, а я дал команду сеять тем, что завезли… И теперь вредителем оказался я… Мол, крупу сеял…

— Короед! — констатировал Савва Игнатьевич кратко и ёмко. — Куда его ни посылали, доводил всё до ручки, сжирал все до коричневой трухи… А теперь, здесь спасается…

— Не спасаюсь! Не спасаюсь! — гневно вскинул подбородок бывший ответработник. — Просто жду, пока Партия разберется во всём, и правда восторжествует!

2.

— А что, теть Наташа? — задумчиво сказал дефективный подросток Маслаченко, до того скромно, как и подобает воспитанному ребенку, во взрослые разговоры не вступавший. — Может, пощекотать мне перышком гражданина начальничка? Уж больно место здесь тихое, укромное…

— Господь с тобою, сыне! — грозно сверкнул на него глазами из-под мохнатых бровей о. Савва. — И думать не смей… Сам он преставится. Человек он рыхлый, неумелый, кроме того, что руками водить ничего не умеет. Доест консерву, что от прежнего начальства осталась, да и околеет.

А Бекренев подумал, что будь они в столице, то он лично не преминул бы повязать огорченного до невозможности маслокрада, да и подбросить его к воротам Лубянки. Пусть пользуются, аспиды, его добротой.

К счастью для товарисча инструктора, Наташа запретила своим друзьям его обижать… Но и ночевать с этим отродьем под одной крышей не пожелала…

Тихо трещал костер, и к тёмно-синему бархату неба взлетали огненные искры… Путники тихо сидели, и смотрели на огонь…

— А что, Филипп Кондратьевич, неужели же здесь так всё… хреново? — вдруг спросила тихим голосом Она.

Лесной человек печально улыбнулся:

— Со мной на лесосеке, куда меня после Рузаевской ИТЛ определили, чалился один местный учитель, Знаменский, из Чебурчинской школы… И заспорили они раз в учительской: является ли лебеда культурным растением или же нет? Знаменский констатировал: «До колхозного строя лебеда являлась дикорастущим растением, а теперь, то есть после коллективизации, лебеда является культурным растением! Потому и употребляется вместо хлеба». Пять лет…

— Смешно. — грустно сказал Бекренев.

— А у нас мордва, вообще народ смешливый! Вот, я даже шутку слыхал: в одном селе мужики, пахавшие на себе, прикрепили на соху транспарант с надписью: «Лошадей у нас отняли, рук и ног не заберут». В этом они крупно ошибались — 27 мая 1937 года прокурор республики наставлял: «За последнее время в некоторых районах МАССР имеют место случаи пахоты на людях. Особенно в Зубово-Полянском, Темниковском и Торбеевском районах. Нет ли в этом контрреволюционного умысла? Если наличие контр-революционного умысла установлено, виновных привлекать к ответственности на основании ст. 58 УК».

— Смешно. — мертвым голосом ответила Наташа.

— Да, смешно… сейчас лето только началось, а люди уже умирают. Вот, в селе Атяшево Темниковского района Раздолькин Иван Дмитриевич на почве продовольственных затруднений перерезал себе горло...

— Господи…, — тихо перекрестился о. Савва. — Это какие же затруднения надо испытывать, чтобы на себя руки наложить?

— Да у него от голода умерли два сына в возрасте 2 и 9 лет.

— Да ответит ли кто-нибудь за это? — требовательно спросила Наташа у звездного неба… Небо в ответ глухо молчало…

Однако совершенно неожиданно ответ донёсся из-за освещенных неверными, оранжевыми отблесками, стволов глухо, недобро шумящих сосен:

— Есть душа — есть и надежда. Салам вам, люди добрые… Можно к вам подойти?

— Это кто здесь добрый? — удивился Бекренев. И поудобней прехватил рукоятку отобранного у привокзального чекиста нагана. — А кто ты таков?

— Разбойник я, говорят…, — раздался смиренный вежливый голос…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});