Серебряный змей в корнях сосны – 2 - Мария Дубинина

и тихо совсем.

– Точно крадутся.

– Именно. – Хизаши подозревал, что мало кто станет красться, если не задумал чего-то дурного. – Хорошо, что мы оставили там фусинца.

Кента засомневался.

– Думаю, кому-то стоит вернуться, чтобы узнать, что это за ночное шествие.

– Иди, – согласился Хизаши.

– Прости, что бросаю тебя одного.

– Светлые ками! Я же не беспомощная девица, – воскликнул Хизаши. – Иди-иди. Только будь осторожнее.

Он не стал ничего добавлять, Кента не такой дурак, сам должен понимать, что дело темное, и лезть напрямую пока не стоит. Кента мягко улыбнулся. Но тут встал вопрос об освещении – фонарь у них был один на двоих.

– Забирай, мне не очень-то надо, – сказал Хизаши.

– Глупости. Ты останешься на незнакомой горе, тут могут быть обрывы, ямы, колдобины, – принялся перечислять Кента. – Тебе фонарь нужнее, чем мне. Просто спущусь тем же путем, что мы пришли, и все. И к тому же свет привлечет внимание. Как мне подкрадываться и следить с фонарем?

Он так быстро и так складно выдал целую вереницу доводов, что Хизаши оставалось только удивленно вздернуть брови.

– Ну хорошо, уговорил.

Он удобнее перехватил ручку тётина и отступил на шаг, наблюдая за спиной уходящего Кенты. Тот двигался ловко и быстро, несмотря на все опасности, которые так азартно перебирал вот только что. Вскоре он совсем скрылся из виду, и Хизаши повернулся к деревне спиной.

Клены тут же угрожающе зашуршали, зашептали, будто читая слова проклятия. Где-то пронзительно вскрикивала ночная птица. Хизаши двинулся вперед, сам не зная, что рассчитывая найти. Он просто чувствовал – все, что ни делается в Янаги, связано с этой горой. Иногда ему даже казалось, его подталкивают в спину, но то были лишь ветер и ветки, слепо тянущиеся к живому теплу.

Вдруг прикосновение к затылку стало слишком реальным, и Хизаши замер, завертел головой, и тут сбоку между древесными стволами появилось светлое пятно. Будто поняв, что обнаружено, оно сдвинулось, пошло в его сторону, пока не обрело вид женщины в белой накидке, покрывающей голову. Она шла плавно, не замечая коряг под ногами и веток, способных выколоть глаза, ее тонкие бледные руки изящно придерживали края накидки, и они развевались за ней подобно крыльям ночного мотылька.

Хизаши поднял фонарь повыше.

– Кто ты такая? – спросил он грубо, и ответом ему был мелодичный смех, разлетевшийся в тишине россыпью гладкого жемчуга.

– Мы уже встречались, Мацумото-сама. И не один раз.

Женщина вышла из-за деревьев, накидка соскользнула со снежно-белых волос. Глаза у нее были желтые, змеиные, как у самого Хизаши в прошлом. Видя его недоумение, незнакомка снова негромко рассмеялась, подошла и коснулась холодным пальчиком лба.

– Вспомни. Ну же.

Алые губы изогнулись в коварной улыбке, и Хизаши на мгновение потонул в золоте глаз, видя в них не женщину, а огромную белую змею.

– Посланница богов! – вырвалось у него.

– Ты можешь звать меня Увабами[61]. Вспомнил?

– Ты спасла нас от Хякки яко.

– Раньше, – прошелестела она загадочно. – Раньше…

Хизаши отшатнулся, и Увабами, придерживая волосы, дунула ему в лицо. Свет внутри фонаря погас, и тьма навалилась со всех сторон, такая неестественно плотная, тяжелая, скользкая. Она сжималась тугими кольцами, давила на грудь.

– Ты знаешь, как жители Янаги открыли свой источник целебной горячей воды? – услышал он возле уха. – Нет? Тогда я тебе расскажу, пока мы тут совсем одни.

Мелькнуло светящейся белой волной покрытое крупной чешуей тело. Хизаши дернулся, обнаружил, что свободен, но вокруг осталась лишь тьма и невидимая, то появляющаяся, то вновь исчезающая, гигантская змея.

– А если я не хочу знать? – крикнул он.

– Придется, ведь эта история напомнит тебе, кто ты есть на самом деле.

Хизаши резко обернулся на голос, но увидел лишь размытый огонек золотого глаза размером с его бумажный фонарь.

– Двенадцать лет назад одна женщина из деревни Янаги заблудилась на горе. Она долго бродила, кричала и звала на помощь, пока не выбилась из сил. Никто не искал ее, ведь люди были слишком заняты тяжким каждодневным трудом. От долгой страшной засухи посевы превращались в бесполезный сухостой, дети и старики страдали от жажды, а боги будто не слышали их молитв. Та бедная женщина ждала ребенка, но это бремя тяготило ее, ведь она уже была не молода и ее тело высыхало так же, как поля в округе.

– Зачем же она полезла в гору? – спросил Хизаши.

– Но ведь история вовсе не об этом, а о том, что под вечер женщина так устала, что брела, не разбирая дороги, пока не увидела маленького монаха. Ростом он был ей по колено, согбенный и лысый, с кожей цвета придорожного камня. Она пошла за ним, моля о помощи, и получила ее, но не так, как ожидала. Удивительный монах провел ее сквозь толщу камня, и женщина оказалась в пещере, где из стены бил холодный ключ, а в каменной чаше размером с двенадцать татами была горячая вода. Монах велел женщине окунуться туда, она подчинилась и после сразу почувствовала себя лучше. Утром ее чудесным образом нашли односельчане, войдя в пещеру через дыру в скале на юго-западном склоне, и, выслушав ее историю, возвели внутри святилище маленькому монаху. А несколькими дня позже у входа в пещеру нашли камень, по форме похожий на их доброго помощника, и только они установили его в алтаре, как пошел долгожданный дождь и не прекращался три дня. Так деревня Янаги выжила, обзавелась целебным горячим источником и ками Идзуми-доно, который привел их к благополучию.

Она замолчала, Хизаши тоже не спешил нарушать тишину, и тогда Увабами мягко произнесла:

– Разве не чудесная история? Из никому не известного ёкая сразу в собственное святилище.

– Замолчи! – взревел Хизаши, выхватил веер из-за пояса и рывком раскрыл. – Замолчи немедленно!

Он рассек иллюзия одним взмахом, ломая хрупкие ветки молодых кленов и поднимая в воздух листву. Выброс ки оказался такой силы, что образовался круг из полностью облетевших деревьев. Фигура Увабами в белой накидке была уже далеко, но ее насмешливый голос раздался прямо внутри головы:

«Такие схожие условия и такой разный результат. Может, просто стоит покаяться? Боги милостивы даже к гордецам, подобным тебе».

– Никогда! – закричал Хизаши в темноту. – Слышишь? Никогда они не услышат от меня таких слов! Так им и передай!

В шорохе листвы отчетливо прозвенели колокольчики, а потом Хизаши ощутил, что посланницы богов здесь больше нет, как если бы снял мокрую, липнущую к телу одежду. Он очень не любил такое, но гораздо меньше ему нравилось, когда его унижали и тыкали носом в пыль у чьих-то ног, пусть это и шелковые туфельки какой-нибудь небожительницы.

Ну уж нет, не дождутся! Мацумото Хизаши не приползет к ним на брюхе, моля о снисхождении. Он ни в чем не виноват и, вернув себе силы, докажет это.

На горе больше нечего было делать, и он в