Овертайм - Вячеслав Фетисов

Владика сняли с игры, заменили на Мышкина, который великолепно отстоял решающий матч в 1979 году, когда сборная выиграла у канадцев 6:0. Думаю, что слава Третьяка не давала покоя Виктору Васильевичу, и он решил одним махом с ней покончить — это мое твердое убеждение. Тихонов до этого дня никогда Третьяка с игры не снимал, всегда говорил, что Владик в трех периодах может ошибиться лишь один раз. Я до сих пор считаю, и у меня есть на то причины, что Владика «закончили» рано не без «помощи» Тихонова.

Продули мы американцам, и оставалась последняя надежда, что финны их обыграют или хотя бы сведут матч вничью. Нам было достаточно их ничьей, чтобы стать олимпийскими чемпионами. Но чуда не произошло, мы проиграли Олимпиаду. Договорились на общем собрании с тренерами — на обратном пути не пить, матом не ругаться, в Москве держаться одного мнения, что проиграла вся команда, а не кто-то один виноват.

Летим на «Ил-62» обратно на Родину. Валера Васильев послал меня как молодого за багажом, он обещал летчикам подарить клюшки. Стюардесса показала, как попасть в багажное отделение, я вытащил клюшки из хоккейного баула, полез из люка наверх и вижу: Васильев трясет Виктора Васильевича за шкирку: «Я тебя сейчас выкину из самолета». Скандал, все бросились их разнимать. Оказалось, Васильев сидел у летчиков и услышал, что в первом классе Тихонов стал обвинять Харламова и Михайлова, других опытных игроков, мол, они старые, зачем мы их взяли, из-за них проиграли. Васильев это услышал и вылетел как пробка от летчиков: «Мы же договорились, что вся команда проиграла».

Знаменитые армейские сборы существовали и раньше, но с приходом Тихонова хоккейная команда ЦСКА перешла на полное казарменное положение. Отпуск — ровно тридцать дней в году. Даже после сезона мы были обязаны ходить на тренировки по три раза в день, бегали и прыгали. Отдохнуть за такой короткий отрезок времени сложно, к тому же почти все учились в институтах и приходилось в отпуск еще и сдавать экзамены. Многие учились в военном институте физкультуры в Ленинграде. Полагалось ездить в Ленинград на сессию, а после нее не только отдохнуть, но заниматься семейными делами, обычно довольно запущенными, не было времени. На все отводился срок с 30 мая по 5 июля.

В 1981 году образовалась наша знаменитая «пятерка», Сергей Макаров пришел в ЦСКА в 1978-м, одновременно с Касатоновым. Крутов, как и я, уже входил в сборную, играл на Олимпийских играх. «Пятерке» не хватало только хорошего центрального нападающего. Взяли Игоря Ларионова из Воскресенска. В тот год чемпионат мира в Швеции мы выиграли легко, всех буквально разгромили.

Тогда же начала распадаться великолепная «тройка» Михайлов — Петров — Харламов. Закончил играть Борис Михайлов. Конец карьеры ему устроили некрасивым, после Олимпийских игр он выводил команду на лед, а сам садился на скамейку запасных. По-моему, в декабре, перед призом «Известий», Михайлов сам не выдержал, подал заявление, и его торжественно проводили на пенсию. Володя Петров в этом же году с большим шумом перешел в СКА Ленинград. В ЦСКА остались Валерий Борисович Харламов, «тройка» Жлуктова и молодое поколение.

Предстоял Кубок Канады-81, к нему шла интенсивная подготовка. Нас назвали экспериментальной сборной, так как в нее уже не вошли «тройка» Петрова и еще несколько известных игроков.

Могли ли Петров, Харламов, Михайлов играть еще или действительно пришло время им уходить? Не знаю. По тем временам они и так задержались в спорте. Что касается Харламова, то он серьезно готовился и находился в приличной форме, я это сам видел. Мы с ним сблизились. Касатонова, Крутова и меня Харламов опекал, потом опека перешла в хорошую, добрую дружбу. С Харламовым меня всегда связывали какие-то невидимые нити: во дворе, где я рос, жил в соседнем подъезде его дед — дед Сергей. Увидев меня в цеэсковской форме, дед Сергей сказал, что у него внук играет в ЦСКА. Кто? Харламов. Я не поверил, что у нас вот так, запросто, во дворе вдруг живет дедушка легенды.

Однажды Харламов сам приехал к нам на Коровинское шоссе после какого-то чемпионата мира: белая «Волга», номер 0017. Все выбежали во двор, я в числе первых, мне было лет двенадцать. Я уже ходил в армейскую хоккейную школу и смотрел на Харламова как на божество, сошедшее с небес на землю и стоящее рядом. Пока Харламов сидел у деда, около его «Волги» пацаны бегали и прыгали, как ненормальные. Потом дед Сергей вышел внука провожать. Стоят они у подъезда, и дед говорит: «Слушай, Валера, вот видишь — мальчишка, мой сосед, он тоже в ЦСКА играет». Харламов — мне: «Парень, иди сюда». Поздоровался за руку, по волосам потрепал: «Парень, может, когда-нибудь удастся сыграть вместе». И засмеялся заразительно, как он всегда смеялся. Они с дедом обнялись, поцеловались, Харламов уехал, а я еще какое-то время стоял у подъезда, пошевелиться не мог.

Когда я в первый раз попал на сборы с основной командой ЦСКА, я напомнил Харламову о давней встрече во дворе. Он про нее, конечно, забыл, но я напомнил со всеми подробностями, так и так, на Коровинском. «Ну да, точно, дед у меня там жил». Дед Сергей к тому времени уже умер, но я для Харламова стал вроде мальчишки с одного двора. Харламов — мой проводник в настоящей хоккейной жизни. Он рассказывал мне разные истории, многое объяснял. Когда Валерия Борисовича поставили в «тройку» к Крутову и Макарову, он их подбадривал, учил, воспитывал. Невероятный оптимист и жизнь любил необыкновенно. Лучше не придумаешь наставника. Харламов был великим игроком, легендой советского хоккея и в то же время добрейшей души человек. У него не водилось врагов, их и не могло быть по складу его характера.

Последнее его лето мы отдыхали вместе, ездили в Ялту. Харламов очень хотел сыграть на Кубке Канады, готовился, держал форму. Накануне вылета в Америку ЦСКА сыграл турнир за европейский кубок в Италии. Там Харламов получил приз как «лучший нападающий».

Оставались последние две недели до Кубка Канады. Вечером мы приехали из Италии, на следующее утро — сбор, на который, естественно, был приглашен и Харламов. Перед отлетом в Канаду, за день или за два, Виктор Васильевич отпустил нас домой. Но сразу после тренировки он вызвал Харламова: «Ты пришел на сбор плохой, ты не в форме». Харламову — 33 года. Даже если в этом возрасте спортсмен и вышел из формы, до турнира еще было в запасе две недели. И Харламов все же Харламов, а не пацан какой-то. Не буду гадать, какие расчеты были у Тихонова, что заставило его сказать Харламову, что его оставляют дома, поскольку он выпил. Зная Харламова и постоянно с ним общаясь, я понимал, какой это был для Валерия удар. В те времена не могло такое случиться, чтобы кто-то в сборной встал и сказал: «Человек столько лет играл за страну, он так хотел поехать на турнир, и, если его не берут, мы тоже не поедем». Такого даже в мыслях не было, дух коммунистической морали, точнее, ханжества, из нас еще не выветрился. Не взяли, значит, так и надо. А он на следующий день перед отъездом сборной пришел к автобусу, попрощался и пожелал всем удачи. Может, каждый и жалел про себя, что не заступился за старшего друга, когда мы узнали в Виннипеге страшную новость.