Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине - Вальтер Скотт

Ричард в волнении ходил по комнате, низко опустив свою гордую голову.

– Ты говоришь, ни благодарности, ни великодушия! Нет, лучше быть трусом, чем таким, каким ты меня называешь. Мне тяжело исполнить твою просьбу, хаким, но я отдаю тебе шотландца. Сейчас я вручу тебе приказ, по которому выдадут рыцаря.

Ричард быстро написал несколько слов и подал восточному лекарю.

– Пусть он будет твоим рабом, делай с ним, что хочешь, – сказал король, – но не забудь передать ему, чтобы он не попадался мне на глаза. Я никогда не прощу ему того, что он, дерзкий, осмелился иметь виды на нашу родственницу.

– Государь, я ваш преданный слуга, – отвечал хаким, снова принимая прежний подобострастный вид, – и в точности исполню вашу волю. Я слышал ваше приказание, а выслушать – значит повиноваться.

– Ну, довольно! Так смотри, передай ему: я не хочу его видеть. Не хочешь ли ты еще чего-нибудь попросить у меня? Говори!

– Я так благодарен Вашему Величеству за вашу милость, что других чувств и желаний нет в моей умиленной душе. Вы так же щедро одарили меня, как некогда обильно потекла вода из скалы, по которой Моисей ударил своим жезлом.

– Да, – сказал улыбаясь король, – твой удар по силе, вероятно, был похож на удар Моисея, извлекший из недр скалы живительную влагу. Мне хотелось бы сделать тебе что-нибудь приятное, но уже не насилуя себя.

– Позвольте мне прикоснуться к вашей руке, государь, в знак того, что вы разрешаете хакиму смело обращаться к вам при случае с какой-нибудь просьбой.

– Даю тебе мою руку и перчатку, – сказал Ричард, – только помни одну маленькую деталь: если тебе снова не будет хватать до нужного числа исцеленных тобой людей, то не требуй от меня, чтобы я отпускал на волю заслуженно осужденных.

– Да продлятся светлые дни вашей жизни на долгие годы, – с глубоким поклоном присовокупил хаким, удаляясь из шатра.

– Как странно судьба благоволит к шотландскому рыцарю, – проговорил с досадой король. – Ну, да теперь нечего об этом думать, пусть пополняет собой число храбрецов. Пора приняться за австрийского эрцгерцога. Эй, кто там? Пошлите ко мне исландского шута, барона де Во!

Сэр де Во пришел к Ричарду и встал у двери, через которую следом за ним проскользнул энгаддийский пустынник.

Ричард, не обращая внимания на присутствие последнего, обратился к де Во:

– Барон Гилсленд, возьмите сейчас трубача и герольда и отправьтесь в шатер австрийского эрцгерцога. В присутствии рыцарей и окружающей его свиты вы передадите ему от моего имени, что я обвиняю его в похищении нашего национального знамени. Не забудьте прибавить, что я требую, чтобы знамя было поставлено на прежнее место через час. Я хочу, чтобы он сам нес знамя в сопровождении своей блестящей свиты. Рядом с нашим знаменем он должен положить опрокинутое австрийское знамя и отрубленную голову того, кто первый посоветовал ему подшутить надо мной. Если он в точности исполнит мое приказание, то я прощу ему его вину.

– А если австрийский эрцгерцог ответит мне, что знамя похищено не по его указанию? – спросил сэр барон де Во.

– Тогда вы скажете ему, что король Ричард сумеет доказать, что он лжет. Я добьюсь своего!

– Государь, подумайте сначала, – сказал де Во. – Ведь вы дали слово свято соблюдать мир во время Крестового похода, ваши слова, несомненно, вызовут раздоры.

– А ты подумай о том, что тебе давно пора научиться немедленно исполнять приказания твоего государя, а не постоянно с ним спорить, – нетерпеливо проговорил Ричард. – И ты толкуешь о церковном мире! Да кто же теперь заботится о сохранении его? Мы все пришли сюда для чести и славы! Пропажа знамени позорит мою честь! Ступай, да поскорее!

Де Во пожал плечами и хотел уже выйти из палатки, как кармелитский монах сделал ему повелительный знак рукой, чтобы он не уходил. Он подошел к королю, одежда спустилась с его плеч, обнажив широкие рубцы на теле, его глаза горели вдохновенным пророческим блеском. Он стоял, протянув вперед правую руку, словно великий пророк древних времен.

Ричард, хотя и был сердит, но всегда с известной долей уважения относился к людям священного сана, поэтому он первый поклонился ему и приготовился выслушать его речь.

Пустынник еще раз показал знаком сэру де Во, чтобы тот не уходил, затем быстро подошел к королю и стал перед ним на колени. Это сильно смутило Ричарда.

– Встань, встань, – старался он поднять его. – Тебе не подобает преклонять передо мной колени, служитель Всевышнего! Говори смело, что тебе нужно от меня? Или тебе грозит какая-то опасность?

– Сегодня ночью, государь, я долго следил за небесными звездами. Мне тяжело сообщать тебе неприятные известия, но это мой долг, так слушай: вблизи тебя есть враг, который хочет посягнуть на твою жизнь. Если ты не сломишь хоть немного свою гордыню, то, как вещает Сатурн, смерть поразит тебя немедленно.

– Замолчи наконец, безумный старик. Ты ведь христианин, монах, а занимаешься богопротивными делами, мудрые люди не верят в эту науку!

– К сожалению, я еще не сошел с ума, хотя и желал бы подчас этого. Я сознаю, что во мне еще не совсем угасла искра рассудка, я могу заботиться не о себе, а о церкви и людях. Если ты меня спросишь, в чем заключается благо христианства и Крестовых походов, то мои ответы, наверное, покажутся тебе мудрыми. Если же ты заговоришь со мной о моем личном «я», то сочтешь меня безумцем.

– Слушай, я не хочу расторгать священного союза, – сказал, смягчившись, Ричард, – но ведь они оскорбили меня и должны загладить свою вину.

– Я и пришел к вам, государь, от имени верховного Совета, который был созван Филиппом Французским для обсуждения этого постыдного дела. Все члены Совета единодушно решили, чтобы знамя снова было водворено на холм Святого Георгия и во что бы то ни стало был найден и казнен преступник.

– Как ты думаешь, отец, справедливо ли я подозреваю участие в этом деле австрийца? – спросил король.

– Видишь ли, государь, австрийский эрцгерцог заявил, что готов к испытанию, которому его подвергнет Иерусалимский патриарх, чтобы только оправдаться в глазах рыцарства.

– Но согласится ли он на поединок? – быстро спросил король.

– Его клятва не позволит ему принять твое предложение, да и верховный Совет тоже.

– Не позволит! – запальчиво перебил монаха король. – Но довольно, отец мой, я понял теперь все безрассудство моего намерения оскорбить австрийца. Однако я буду добиваться, чтобы его подвергли испытаниям, и с любопытством стану смотреть на клятвопреступника.

– Полно, Ричард, успокойся! – сказал пустынник. – Ведь никто не захочет чтить своих властителей, если они сами не уважают друг друга. Государь, как мне больно и стыдно бывает за тебя, когда ты предаешься необузданному гневу. Кому больше дано, с того больше и спрашивается!