Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине - Вальтер Скотт

– Что мне за дело до его несправедливого гнева, – возразила Эдит. – Я не боюсь разъяренного льва! Пусть он скорее казнит достойного и храброго шотландца: Эдит, за которую он умирает, сумеет оплакать его незабвенную кончину! Я не могла быть его женой при жизни, так как сословные предрассудки препятствовали нашему браку, смерть же равняет все различия, и с этой минуты я становлюсь супругой мертвеца!

Король был вне себя от гнева, он задыхался от душившей его злобы. Только он собирался излить на Эдит свою ярость, как в шатер быстро вошел монах. Он был одет в длинную рясу с капюшоном из грубой шерстяной материи, которую всегда носили монахи его ордена. Он бросился на колени перед Ричардом и стал умолять его отсрочить казнь рыцаря хотя бы на несколько часов.

– Клянусь моим мечом, – воскликнул король с изумлением, – весь свет объединился против меня, чтобы лишить меня рассудка! Дураки, женщины и монахи на каждом шагу преграждают мне путь. Я хотел бы знать, однако, отчего он еще не казнен?

– Государь, я упросил лорда де Во отложить казнь до тех пор, пока я не вернусь от вас.

– И он согласился исполнить твою просьбу? В этом я узнаю его упрямый характер. Говори же, ради самого дьявола, что тебе нужно от меня?

– Государь, шотландский рыцарь на исповеди сообщил мне важную тайну. Я не имею права открыть ее вам, но клянусь моим священным саном, моей одеждой и блаженным пророком Илией, основателем нашего благочестивого ордена, что этот молодой человек погибает безвинно. Если бы я мог рассказать вам, в чем дело, вы сейчас же приказали бы отменить ваш жестокий приговор.

– Святой отец, вот этот крест пусть служит доказательством моего уважения к церкви и служащим ей! Открой мне эту тайну, и ты увидишь, что я поступлю справедливо. Не забывай, что я не слепой конь, готовый скакать в темноте.

– Государь мой, посмотрите на меня, – отвечал монах, откидывая свой капюшон и распахивая рясу, причем он обнажил свое тело и лицо, до такой степени изможденное постом, суровой жизнью и бичеваниями, что его скорее можно было принять за скелет, чем за живого человека. – Я двадцать лет скитаюсь в Энгаддийской пустыне, подвергая себя всевозможным лишениям и строгому покаянию за мое преступление. Неужели вы думаете, что мертвецы лгут? Как вы можете предполагать, что я изменю своему обету и расскажу вам тайну, вверенную мне на исповеди? Ведь это такая низость, что я без отвращения не могу говорить о ней.

– Так это ты и есть тот самый пустынник, о котором я так много слышал, – промолвил государь. – Скажу откровенно, ты напоминаешь злых духов, населяющих пустыни и горы, но Ричард не страшится их. Это к тебе отправлялся преступный шотландец, посланный союзом христианских рыцарей, для переговоров с султаном. Я тогда ничего не знал об этом, так как лежал больной. Ты останешься невредимым, но и я не попаду в петлю, которую ты хочешь затянуть на моей шее, кармелит. Уже одно то обстоятельство, что ты просишь за него, ускорит его казнь.

– Да опомнитесь вы, государь! – в сильном волнении произнес пустынник. – Вы хотите совершить преступление, в котором потом будете горько раскаиваться. Ослепленный безумец, остановитесь, пока еще не поздно!

– Уйди от меня! – воскликнул Ричард, топнув ногой. – Уже взошло солнце, а позор Англии еще не отомщен. Женщины, монах, удалитесь отсюда, чтобы не слышать моего грозного приказания! Клянусь святым Георгием, что я сейчас же…

– Не клянитесь! – раздался голос только что вошедшего в шатер.

– А, это вы, искусный хаким, – сказал король. – Ну, какой весточкой порадуете вы меня?

– Я пришел просить у вас аудиенции, Ваше Величество, мне нужно несколько минут, чтобы поговорить с вами об одном крайне важном деле.

– Посмотри сначала на мою жену, ведь она в первый раз видит спасителя своего супруга.

– Мне не подобает смотреть на женскую красоту без покрывала, во всем блеске ее величия, – с восточным смирением и подобострастием отвечал лекарь, скромно опустив глаза.

– Так уйди, Беренгария, и вы также, Эдит, – сказал монарх, – оставьте меня в покое и не приставайте с вашей просьбой. Все, что я могу для вас сделать, – это отложить его казнь до полудня, будьте довольны и этим. Ну, ступай, моя милая Беренгария. Эдит, – прибавил он, притом так грозно, что привел в ужас даже и эту храбрую девушку, – уходите и вы, если только не совсем еще сошли с ума.

Женщины, испуганные и трепещущие, выбежали из королевского шатра, словно стая птиц, разогнанная налетевшим соколом.

Они вернулись с рыданием и слезами в шатер королевы. Одна Эдит внешне оставалась совершенно спокойной и не предавалась бесполезному отчаянию. Ни одного вздоха, ни одного упрека не вырвалось из ее груди, ни одна слеза не скатилась по ее бледным щекам. Она ласково ухаживала за королевой, которая металась, кричала, плакала и билась в нервном припадке, стараясь заглушить в себе досаду и горе.

– Нет, она не любит несчастного рыцаря, – шептала Калисте придворная дама Флориза. – Она потому только принимает в нем такое участие, что послужила невинной причиной его гибели.

– Тише… перестань, – отвечала Калиста, более опытная, чем подруга. – Ты забываешь, что Эдит происходит из гордой фамилии Плантагенетов, которые никогда не признаются в своих страданиях. Умирая от потери крови из полученных ран, они способны перевязывать ничтожные царапины своих малодушных товарищей. Знаешь, Флориза, я охотно бы отдала все свои драгоценности, чтобы только не было этой роковой шутки.

Глава XVIII

Это дело требует вмешательства духа Юпитера и Земли; но эти великие духи надменны. Стоит великих усилий, чтобы побудить их, находящихся в вечном движении, служить смертным.

Альбумазар

Отшельник пошел следом за женщинами, на пороге он обернулся к королю и сказал ему, простирая руки, с грозным пророческим видом:

– Горе тому, кто не слушает поучений церкви, а следует нечестивым советам. Ричард, я не прощаюсь с тобой. Меч еще не скоро поразит тебя, хотя он и держится на одном волоске. Мы увидимся с тобой еще раз, надменный монарх.

– Очень буду рад, гордый монах, – насмешливо ответил король, – ты более самонадеян в своей козьей шкуре, чем все властители, одетые в шелк и пурпур.

Пустынник ушел, и король обратился к восточному лекарю:

– Мудрый хаким, скажи мне, так же свободно говорят со своими властелинами ваши дервиши?

– Наши дервиши бывают или мудрецами, или сумасшедшими, середины для них не существует, а из этого само собой вытекает, что умный дервиш умеет себя держать в присутствии государя, а с безумного нечего и требовать ответственности за его поступки.