Дальнейшие похождения Остапа Бендера - Анатолий Вилинович

— А-а, спортивные?! — догадался Шура, смеясь.

— Вот-вот… Лучше бы мне больше платил, чем на лекарства рубли тратить, — вздохнула славная разговорчивая домашняя работница, которой за эту информацию Балаганов со своим спутником были несказанно благодарны. Уходя, Козлевич сунул ей десятку со словами:

— Уважаемая, это вам вместо лекарств вашего хозяина. И не говорите ему, что мы были у вас.

— А как же я скажу, когда так все вам и порассказывала, — заулыбалась добрая женщина, разглаживая полученную купюру.

И вот теперь молодой искатель подводного клада, вооруженный информацией добрейшей Глаши, пустился в объяснения своего визита.

— Прежде всего, передаю вам привет от Ивакина…

— Семена Александровича, — добавил Козлевич.

— Спасибо, как он там? Мы подружились, когда до перевода сюда я в Мариуполе работал, — кивнул Сукиасов.

— Нормально, кораблики делает, рыбку ловит, — лучезарно улыбнулся ученик великого Остапа. — Но наш визит не только для привета от него, Вениамин Гидальевич. Начну с истории. Много лет назад поляки, — указал он на Козлевича, — отыскали лекарство, делающее человека если не бессмертным, это только Христу — сыну Бога дано, то продлевающим жизнь человека за сто лет…

— Отыскали и нашли такое лекарство, чтобы сделать долгожителем нашего короля, — вставил довольно удачно Козлевич.

Балаганов одобрительно взглянул на него и продолжал развивать свою выдумку:

— Польский доктор — родной брат одного генерала… Он знает, — указал лгун и выдумщик, как и его командор, на Козлевича, — послал это лекарство своему родному брату — генералу, который служил у Врангеля в то время, он знает, — снова указал Балаганов на Адама Казимировича. — И послал не только лекарство, но и рецепт его, на случай, если доктор вдруг сам умрет по воле божьей… Ведь это каждого ждет, как вы знаете, Вениамин Гидальевич… — вздохнул тяжело Балаганов.

Сукиасов глазами полными невероятного интереса смотрел на бравого моряка, потрясшего его сообщением о сказочном лекарстве.

— И предчувствие доктора оправдалось… — печальным голосом промолвил Балаганов.

— «Матка боска», воскликнул генерал, получив сообщение о смерти своего брата-доктора, — вскочил Козлевич, говоря эти слова. И трагическим голосом повторил — Матка боска!

Сукиасов привстал и голосом театрального суфлера, как завороженный, повторил:

— Матка боска…

— Матка боска! — ударил себя в грудь снова Козлевич.

После этого рыжеголовый молочный брат Остапа продолжил:

— После смерти брата генерал стал беречь лекарства и рецепт долголетия пуще прежнего. Он хранил их в капсуле, ведь так, пан Казимирович? — спросил Балаганов, кивнув тому.

— Так, в капсуле, которую не могли взять ни огонь, ни вода, ни взрывы, — подтвердил «пан Казимирович».

— Но когда Антанта побежала домой, генерал со своими офицерами поплыл из Мариуполя на катере, — Сказал Балаганов, глядя на Козлевича.

И старший брат-компаньон тут же сообщил:

— Катер подорвался на мине и затонул, — взмахнул рукой Адам Казимирович, как бы подчеркивая всю трагедию, что вместе с ним ушла под воду и тайна лекарства долгой жизни человека.

— Да как же так?! — вскричал Сукиасов, всплеснув руками.

— Вот так, дорогой Вениамин Гидальевич, — сокрушенно покачал головой Козлевич. — Затонул, — печальным голосом добавил он.

— Затонул, — в тон своему старшему другу промолвил Балаганов, но тут же вскочил и твердо вскричал:

— Но мы его найдем! У нас правительственное задание, товарищ Сукиасов!

— Это точно! — встал и рубанул воздух рукой Козлевич.

— А я? Я как же? — заметал свой просительный взор то на одного, то на другого «моряка» Сукиасов.

— И вы, Вениамин Гидальевич, — снизил голос до шепота Балаганов. — Вы выменяли у соседа по причалу Иванина карту моря у Мариуполя…

— У лоцмана Семена Александровича, — вставил Козлевич.

— Вот на этой карте, может быть, и указано место, где затонул катер интервентов с генералом… вы понимаете, товарищ Сукиасов? — с удивлением смотрел на поникшего вдруг ни с того, ни с сего управляющего «Пенькотрестом» Балаганов. — Вам нехорошо? — спросил он, видя такую значительную перемену во всем облике борца за свое здоровье.

— У меня… у меня, — пролепетал после молчания Вениамин Гидальевич, — нет ее…

— А где она?! — вскричал рыжекудрый посланец Бендера, вскакивая.

— Где? — угрожающе потянулся к хозяину кабинета и Козлевич, шевельнув усами.

— Я обменял ее на «Популярную медицинскую энциклопедию»… — дрожащим от волнения голосом ответил Сукиасов. — Не знал я, не знал! — чуть не рыдающим голосом взмолился он. — Не знал я!

— Ну, хорошо, успокойтесь, успокойтесь, давайте спокойненько обсудим. Кому вы отдали эту карту, адрес?

— Адрес, Вениамин Гидальевич? — задал вопрос ласковым голосом Адам Казимирович, на какой он был только способен.

В кабинете воцарилось тягостное молчание, слышался только скрип под переминающимися ногами искателей подводного клада.

— Не знаю… — наконец пролепетал бывший владелец так нужной компаньонам карты. — Он приезжал к нам в командировку, разговорились, тоже интересовался историей…

— Историей интересовался, уважаемый руководитель треста? Фамилия, имя, отчество, откуда приезжал? — выпустил трель вопросов Балаганов, копируя своего командора.

— Откуда? Да с того же Мариуполя, товарищи. А фамилия его записана на этой самой энциклопедии…

— Это уже что-то… — вздохнул облегченно Балаганов. — Покопайтесь, покопайтесь в памяти, уважаемый, и вспомните все же.

Сукиасов наморщил лоб и компаньонам показалось, что они слышат, как заскрипели мозги в голове управляющего «Пенькотрестом». Козлевич и Балаганов с надеждой сверлили его глазами, но тот упорно молчал и наконец тихо прошептал:

— Нет, не вспомню, дорогие товарищи…

— Так, а по какому делу он приезжал? — спросил тоном следователя Балаганов.

— За нарядом на пеньку, естественно, — твердо ответил Вениамин Гидальевич. — Разве что вот моя секретарша вспомнит, она отмечала ему командировку. — Встал и вместе с «моряками» Сукиасов вышел в приемную.

Балаганов вместе с хозяином треста и его секретаршей и, конечно, не без участия старательного Козлевича провел настоящую следственную работу. В результате было установлено, что этот любитель исторических документов приезжал из того же Мариуполя за нарядом на пеньку для передачи его фабрике, которая крутила канаты, а затем поставляла их для морских судов. Фамилия снабженца была Батанов с инициалами И. К.

— Фуф, — вытер пот с лица Сукиасов, после того, как это было установлено.

— А как же имя и отчество? — тут же задал вопрос Козлевич. Балаганов с одобряющей улыбкой взглянул на своего старшего друга. А Сукиасов заверил:

— Да вы не волнуйтесь, я же говорил, что его полное факсимиле имеется на первой странице энциклопедии. За нарядом на пеньку он приезжал из Мариуполя.

— И мы из Мариуполя, и тоже за пенькой, — засмеялся способный ученик Остапа Балаганов.

И не соврал, так как ища повод для командировки, Остап узнал, что в Харьков многие командировочные сдут за нарядами на пеньку для канатов. И он убедил Пристройкина своим всезнающим морским авторитетом, что для морского клуба крайне необходимы прочные морские канаты, а для этого нужны наряды на пеньку. А наряды можно получить только в харьковском «Пенькотресте». И такой наряд уже был в руках двух искателей клада. На пеньку для кручения 5 километров каната. Которые, разумеется, ни клубу «Два якоря», а тем более добровольному обществу спасения утопающих, были вовсе не нужны. Но управляющий Сукиасов, заимев таких необходимых ему друзей, тут же снял эти пеньковые километры с фонда какого-то черноморского порта и с легким сердцем вручил их начальнику подводной экспедиции по подъему малых затонувших кораблей. Для этого он устроил у себя целое производственное совещание, говоря особенно начальнику сбыта о важности ведения подводных работ по подъему затонувших в войну кораблей. Его красноречие и довольно сносное знание этого дела не мало удивило не только Козлевича и Балаганова, но и самого Остапа Бендера, если бы тот присутствовал на этом совещании.

— Вениамин Гидальевич, — положила трубку секретарша, — вот телефонограмма…

— Все, бегу, бегу, дорогие, — прочел тот листок. — Меня срочно вызывают в главк. Вечером прошу ко мне за именем и отчеством этого самого Батанова.

После того как Сукиасов умчался по полутемному коридору в вышестоящую организацию, которая находилась на другом конце этого же коридора, Балаганов положил перед секретаршей свою и Козлевича командировки со словами: