Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Генри Хаггард

— Молчи же и слушай теперь, что я тебе расскажу. Только будем говорить тише. Наш рулевой, наверное, шпион, кроме того, я чувствую у себя на спине взгляд Симбри. Надо торопиться, неизвестно, надолго ли нас оставят одних.

И я рассказал все, что знал.

— Кто же эта Гезея, которая послала письмо с Горы? — воскликнул Лео. — Кто жена хана?

— А как ты думаешь?

— Аменарта! — прошептал Лео нерешительно.

— Я тоже так думаю.

— Если старый буддийский монах Ку-ен помнит свое прошлое, почему бы этой женщине не помнить своего прежнего земного существования?

— Берегись однако, Лео, не ошибись. Я очень боюсь, что это искушение, за которым последуют и другие испытания. Горе тебе, если ты ошибешься!

— Знаю, — отвечал он. — Но не бойся, кем бы ни была для меня в прошлом жена хана — вопрос еще была ли — все кончено. Я ищу Аэшу и только ее. Сама Венера не в силах соблазнить меня.

С надеждой и страхом вспомнили мы о таинственной Гезее, которая приказала шаману Симбри выйти нам навстречу, и о могущественной жрице, у которой есть слуги в воздухе и на земле.

Между тем лодка причалила к берегу, и Симбри перешел из своей лодки к нам. Наступала ночь, и шаман, вероятно, боялся, как бы мы не бежали род ее покровом. Лодка поплыла дальше. В нескольких милях уже виднелись плоские кровли города, куда мы должны были прибыть к ночи.

Город стоял на островке, образовавшемся между двумя рукавами реки. В центре возвышалось здание с башнями, должно быть, ханский дворец. Город, как и вся страна, исстари назывался Калун, тогда как территория вокруг Горы в честь древнеегипетской богини именовалась Гез.

Шаман рассказал нам, что на горе живут жрицы и жрецы, конгрегация которых сменила еще более древнюю конгрегацию огнепоклонников, устроивших святилище и храм.

— Кому же поклоняются там?

— Богине Гез, — сказал Симбри, — но мы мало знаем об этом культе. Между нами и горцами — вечная вражда. Они убивают нас, мы их. Они ревниво оберегают свою святыню, позволяя восходить на гору только тем, кто желает вопросить Оракула или принести жертву во время неурожая, засухи, землетрясения, другого народного бедствия. Мы же, если на нас не нападают, не трогаем их. Мы — трудолюбивый земледельческий народ и любим мир.

Действительно, на пастбищах спокойно паслись стада. Поля были засеяны. Поселяне в длинных серых одеждах возвращались после трудового дня в свои обсаженные тополями деревни. Какой контраст — эта плодородная равнина и бесплодные пустыни, которые мы недавно прошли! Озаренный лучами заходящего солнца, пейзаж несколько напоминал Голландию. Вполне понятно, что, проникнув через кольцо увенчанных снегами гор в эту прелестную страну, завоеватели не хотели идти дальше, а поселились здесь, взяли себе жен из покоренного племени и решили жить и умереть в этом краю.

Стемнело. Клубы дыма над огненной горой озарились светом вулкана. Чем больше сгущался мрак, тем ярче становилось зарево. Из гигантского ока Символа жизни струились лучи, и бросая далеко-далеко полоску света, освещали вершины гор. Полоска эта тянулась высоко на небе, над крышами города Калуна, через реку, через горы. Зрелище великолепное. Наши спутники-туземцы испуганно зашептали молитвы. Они считали пламя над Горой дурным предзнаменованием.

— Разве это пламя не постоянное? — спросил Лео.

— Нет. Много лет не видели мы его. Три месяца тому назад оно показалось впервые и сегодня во второй раз, — отвечал Симбри. — Мы молимся, чтобы какое-нибудь бедствие не постигло Калун.

Через несколько минут пламя погасло, но еще какое-то время отражалось на небе. Взошла луна. Только плеск весел нарушал тишину ночи. Вдруг издали донесся лай собак. На восточном берегу реки мы увидели скачущего на белой лошади всадника. Он обернулся на мгновение к реке, и при лунном свете мы увидели на его лице выражение крайнего отчаяния. Он промчался, как молния, вынырнул из тьмы на мгновение и быстро погрузился в нее снова. Но за ним неслась ужасная погоня — страшные рыжие собаки, целая сотня собак.

— «Собаки смерти»! — воскликнул я, хватая Лео за руку.

— Да, — отвечал он, — они преследуют этого несчастного. А вот и охотник.

Он ехал на великолепном коне. Ветер развевал его плащ. Он взмахнул в воздухе бичом. Когда охотник оглянулся, лунный свет упал на него, и мы увидели лицо безумного.

— Хан! Хан! — испуганно произнес Симбри и поклонился.

Но хан ускакал, за ним последовали егеря. Я насчитал их восемь человек.

— Что это значит, друг Симбри? — спросил я.

— Друг Холли, так хан наказывает тех, кто его прогневал.

— Что мог сделать этот несчастный?

— Человек этот знатный, из рода самого хана. А вина его в том, что он полюбил ханшу и предложил ей объявить войну хану, если она согласится выйти за него замуж. Но она ненавидит его, как ненавидит всех мужчин. Вот и все.

— Счастливый хан, у которого такая добродетельная жена, — сказал я.

Старый шаман пытливо посмотрел на меня.

Снова послышался лай собак. Несчастный всадник еще раз проскакал мимо нас. Но его лошадь была измучена вконец. И вот огромная, рыжая собака впилась ей в бок. Несчастное животное закричало от боли. Тогда всадник спрыгнул с лошади и побежал к берегу, надеясь, вероятно, спастись у нас в лодке, но он не успел добежать: собаки настигли и растерзали его. Не стану описывать, что было дальше: слишком ужасны эти рыжие волкодавы, и слишком жуток хохот сумасшедшего хана, натравливающего их на добычу.

Глава IX

При дворе хана

Мы продолжали путь с горечью в сердце. Не мудрено, что жена хана не любит мужа. Женщина эта влюблена в Лео, а мы видели, как ревнивый хан мстит своим соперникам. Что и говорить, приятная перспектива!

Между тем лодка причалила. Мы прошли через ворота в высокой городской стене и пошли по вымощенной камнями улице. Дома ничем не отличались от обычных построек Центральной Азии. Нас, по-видимому, ожидали. Любопытные толпились на улицах, выглядывали из окон, смотрели с крыш домов. Миновав рыночную площадь, мы вошли в калитку во внутренней стене и очутились среди садов. Вот мы и перед выстроенным в египетском стиле дворцом с двумя массивными башнями.

Попав во внутренний двор, окруженный верандой, на которую выходили двери всех внутренних покоев, мы прошли в назначенные для нас богато, но безвкусно убранные комнаты. Здесь Симбри оставил нас. Рабы переодели нас в белое, подбитое горностаем, платье и проводили в большой, хорошо натопленный зал с колоннами, стены которого были увешаны коврами. Посреди зала, под балдахином, находился узкий, длинный стол. На нем стояли золотые и серебряные кубки и тарелки. Ударили в гонг, и в дверях показались вельможи. Все в белом, как мы. Среди них и женщины, большинство которых хорошенькие. Нам кланялись, мы отвечали на поклоны. Раздался звук литавр. Из-за портьеры показались хан с женой, впереди шли герольды в зеленых ливреях и Симбри, сзади следовали другие придворные. Взглянув на хана, никто бы не узнал в нем зверя, который травил собаками своего ближнего. Это был отяжелевший, грубоватый, но довольно красивый мужчина. Неспокойные, бегающие глаза изобличали в нем недалекого человека. Жена его была все так же красива, только лицо ее было несколько утомлено. Румянец вспыхнул на ее щеках, когда она увидела нас. Она знаком подозвала нас и представила мужу.