Русский романс - Полонский Е. П.

259. Арестант[270]

Ночь темна. Лови минуты! Но стена тюрьмы крепка, У ворот ее замкнуты Два железные замка. Чуть дрожит вдоль коридора Огонек сторожевой, И звенит о шпору шпорой, Жить скучая, часовой. «Часовой!» — «Что, барин, надо?» — «Притворись, что ты заснул: Мимо б я, да за ограду Тенью быстрою мелькнул! Край родной повидеть нужно Да жену поцеловать, И пойду под шелест дружный В лес зеленый умирать!..» — «Рад помочь! Куда ни шло бы! — Божья тварь, чай, тож и я, — Пуля, барин, ничего бы, Да боюся батожья! Поседел под шум военный… А сквозь полк как проведут — Только ком окровавленный На тележке увезут!» Шепот смолк… Все тихо снова… Где-то бог подаст приют? То ль схоронят здесь живого? То ль на каторгу ушлют?. Будет вечно цепь надета, Да начальство станет бить… Ни ножа! ни пистолета!.. И конца нет, сколько жить!.. 1850

260. «Чего хочу?.. Чего?.. O! так желаний много…»[271]

Чего хочу?.. Чего?.. O! так желаний много,         Так к выходу их силе нужен путь, Что кажется порой — их внутренней тревогой         Сожжется мозг и разорвется грудь. Чего хочу? Всего со всею полнотою!         Я жажду знать, и подвигов хочу, Еще хочу любить с безумною тоскою,         Весь трепет жизни чувствовать хочу! А втайне чувствую, что все желанья тщетны,         И жизнь скупа, и внутренно я хил, Мои стремления замолкнут безответны,         В попытках я запас растрачу сил. Я сам себе кажусь подавленным страданьем,         Каким-то жалким, маленьким глупцом, Среди безбрежности затерянным созданьем,         Томящимся в брожении пустом… Дух вечности обнять за раз не в нашей доле,         А чашу жизни пьем мы по глоткам, О том, что выпито, мы все жалеем боле,         Пустое дно все больше видно нам; И с каждым днем душе тяжеле устарелость,         Больнее помнить и страшней желать, И кажется, что жить — отчаянная смелость;         Но биться пульс не может перестать, И дальше я живу в стремленье безотрадном,         И жизни крест беру я на себя, И весь душевный жар несу в движенье жадном,         За мигом миг хватая и губя. И все хочу!.. Чего?.. О! так желаний много,         Так к выходу их силе нужен путь, Что кажется порой — их внутренней тревогой         Сожжется мозг и разорвется грудь. <1844–1847>

261. «Дитятко! милость господня с тобою!..»[272]

      «Дитятко! милость господня с тобою! Что ты не спишь до полночи глухой? Дай я тебя хоть шубенкой прикрою, Весь ты дрожишь, а горячий какой!..»       «Мама! гляди-ка — отец-то, ей-богу, С розгой стоит и стучится в окно…» «Полно! отец твоей уехал в дорогу. Полно! отец твой нас бросил давно».       «Мама! а видишь — вон черная кошка Злыми глазами косится на нас?..» «Полно же ты, моя милая крошка, Кошка издохла — вот месяц как раз».       «Мама! а видишь — вон бабушка злая Пальцем грозится тебе из угла…» «Полно же — с нами будь сила святая! Бабушка с год уж у нас умерла».       «Мама! гляди-ка — все свечи да свечи, Так вот в глазах и блестит и блестит…» «Полно, родимый, какие тут свечи, Сальный огарок последний горит».       «Мама!.. темнеет!.. мне душно, мне душно! Мама!» — «Тс!.. спит. А огарок погас… До свету долго, и страшно и скучно!.. Крестная сила, помилуй ты нас!» <1858>

Иван Тургенев

(1818–1883)

262. Весенний вечер[273]

Гуляют тучи золотые Над отдыхающей землей; Поля просторные, немые Блестят, облитые росой; Ручей журчит во мгле долины, Вдали гремит весенний гром, Ленивый ветр в листах осины Трепещет пойманным крылом. Молчит и млеет лес высокий, Зеленый, темный лес молчит. Лишь иногда в тени глубокой Бессонный лист прошелестит. Звезда дрожит в огнях заката, Любви прекрасная звезда, А на душе легко и свято, Легко, как в детские года. 1843

263. Баллада («Перед воеводой молча он стоит…»)[274]

Перед воеводой молча он стоит; Голову потупил, сумрачно глядит; С плеч могучих сняли бархатный кафтан; Кровь струится тихо из широких ран. Скован по ногам он, скован по рукам: Знать, ему не рыскать ночью по лесам! Думает он думу, дышит тяжело: Плохо!.. видно, время доброе прошло, «Что, попался, парень? Долго ж ты гулял! Долго мне в тенета волк не забегал! Что же приумолк ты? Слышал я не раз — Песенки ты мастер петь в веселый час; Ты на лад сегодня вряд ли попадешь… Завтра мы услышим, как ты запоешь». Взговорил он мрачно: «Не услышишь, нет! Завтра петь не буду — завтра мне не след; Завтра умирать мне смертию лихой; Сам ты запоешь, чай, с радости такой! Мы певали песни, как из леса шли. Как купцов с товаром мы в овраг вели… Ты бы нас послушал — ладно пели мы; Да недолго песней тешились купцы… Да еще певал я — в домике твоем; Запивал я песни — все твоим вином; Заедал я чарку — хозяйскою едой; Целовался сладко — да с твоей женой». 1841