Проснуться ото сна (СИ) - "Maiyonaka"

— Елана, прекрати! — как гром среди ясного неба прозвучал голос Николоса, он подошел к никак не успокаивающейся девушке и дал пощечину. — Возьми себя в руки!

Она всхлипнула, выронив из рук большое блюдо, и, уткнувшись ему в грудь, заревела навзрыд.

— Пойдем моя дорогая, я провожу тебя в комнату, ты поспишь. — Николас щелкнул пальцами, и я уловил некую мысль, умчавшуюся в темный коридор. — Ты подожди меня и никуда не уходи с этого места, — шепнул он, проходя мимо меня, держа на руках вздрагивающую девушку.

Не знаю, почему я действительно не шелохнулся с места, будто прирос и лишь крутил головой, окидывая взглядом напоминающую помойку комнату. Разломанный стул, битая фарфоровая и стеклянная посуда, разбросанные цветы, перевернутый стол — это только часть хаоса, в который превратилось помещение. Я не знал, что и думать. Пульсирующая в руке боль мешала сосредоточиться, я опустился на пол, сев в дверном проеме.

— Как ты? — поинтересовался Николас. Я заметил, что Фернандо выскользнул во входную дверь. — Я дал ему поручение.

— Как Елана?

Николас сел на корточки и выдернул перо. Ткань рукава успела пропитаться кровью.

— Не в себе. Отреагировала так, как я и ожидал: очень эмоционально. Сейчас она спит, проснется не раньше завтрашнего вечера. Я напоил ее крепким настоем из трав. — Он разорвал рукав, колотая рана темно бордовым пятном выделялась на светлой коже. — Промой водой, через пару дней рана полностью затянется. Я понимаю состояние Еланы. Жаль, что она отказывается понимать мое, обезумев от горя.

— Слушай, что это было за непонятное ощущение… — я не успел договорить, Николас меня перебил.

— Я передал Фернандо приказ сварить настой, время на слова просто не оставалось. С тобой такой фокус будет затруднителен, чем крепче связь, тем проще делать подобное. Под связью я понимаю не отношения, ты мыслишь, как человек. — Он усмехнулся, так как первой моей мыслью было именно это. — А связь в плане «обративший и обращенный», чем дальше эта связь, тем необходимо больше затратить сил. Между нами утрачена часть цепочки. Ну и беспорядок устроили. — Николас моментально сменил тему, мне и так было ясно, о ком шла речь.

— С сегодняшнего дня все измениться, да? — Я перевернул кресло, вытрясая попавший в него мусор, от напряжения мышц из раны вновь начала сочиться кровь.

— Разреши, я тебе помогу.

— Ты такой внимательный. — Вдохнув воздуха и набравшись мужества, я спросил: — Кто я для тебя?

Он поставил кресло, взглядом дав понять, чтобы я сел, сам устроился рядом на подлокотнике:

— Помнишь нашу первую встречу? Тогда я испытывал к тебе неприязнь, ведь я увидел в тебе отражения себя. Я решил рискнуть, оставив тебя в живых. Изменилось ли мое отношение к тебе… а разве ты не видишь?

— Ты специально уходишь от ответа, а твои знаки внимания пропустить невозможно. Я никогда не сопротивлялся тебе, так как внутренне чувствую твою силу и знаю, насколько это бесполезное занятие.

Усталость сквозила в его голосе:

— Я никогда не переходил ту грань, после которой знание о твоем проигрыше будет для тебя ровным счетом ничего не значить, когда решишь лучше умереть, чем подчиниться. Один раз обладать кем-то, после потеряв его навсегда, разве что-то может быть страшнее?

Память, как по волшебству, преподнесла мне воспоминания с графом Экшеленом, мое чувство злости и желание не подчиняться, идти наперекор его приказам.

— Граф был никчемным учителем, не зная ничего сам, он хотел научить незнанию тебя. — Уловив мое движение заметил. — Ты дотронулся рукой до шеи. Превращая, мы кусаем именно туда, таким образом, мы создаем связь. Если же не хочешь обращать человека, то это необходимо делать крайне осторожно. Одно неверное движение и, повредив вены, его уже будет не спасти. Самый лучший выход — не оставлять следов.

Я поменял позу на более раскованную:

— Порою оставаться наедине с тобой страшно, ты читаешь меня, словно книгу.

Николас усмехнулся:

— Это не так, если бы я понимал тебя настолько хорошо, мне непременно б стало скучно. Твое жеманство и порой непонятные действия, как с открыванием двери в доме Торрентов, меня сильно забавляют. Мне доставляет огромное удовольствие учить и видеть, что уроки не проходят даром. — Он встал и, разломав валяющийся стул на части, отправил его в камин, сам зажег огонь, начал ходить по комнате и бросать туда все что горит. Николас стоял ко мне спиной, но почувствовал мой порыв встать. — Сиди. Иногда появляется желание сделать то, что обычно делают другие. Ты считаешь, это странным?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет. Я часто приносил маме чай, — на секунду погрузился в воспоминания. — Радовался ее счастливому, улыбающемуся лицу, она всегда улыбалась в такие моменты. Когда мы уезжаем?

— Мне сейчас хотелось поговорить на другую тему, еще есть то, чему я могу научить тебя. Один секрет передается в строжайшей тайне и о нем знает только узкий круг избранных. У нас есть много секретов (под «нас» он имел в виду нам подобных), также есть те, кто следит за неразглашением этих сведений широкому кругу.

Николас неожиданно быстро оказался возле меня и сжал мою руку, вновь открыв рану. На поверхность выступило немного крови. Я ойкнул от неожиданности, совсем как человек.

— Иллюзия, это все иллюзия, все мои молниеносные движения. Ты увидел только то, что позволил я.

Следующие его действия оказались настолько неожиданными, я даже не представлял, что такое можно делать.

Николас наклонился и впился ртом в рану, высасывая кровь. Я оттолкнул его и, слетев с кресла, бросился прочь, обернувшись, запнулся за часть сломанного стула и плашмя упал на пол. Белки глаз Николаса приобрели красноватый оттенок, он мне напомнил обезумевшего дикого зверя.

Друг расхохотался оглушительно громко, отшвырнув попавшийся на пути столик в стену и шагнул ближе ко мне. Деревянный столик с неприятным звуком разлетелся на несколько частей.

— Твое сердце бьется как у загнанного зверя. Ты настолько напуган?

— Ты ненормальный. — Его глаза пугали меня больше всего.

— Да. Пить кровь себе подобным запрещено, ты знаешь об этом? Вижу, что слышал и о наказании. За это следует наказание, вплоть до смертного приговора.

— Зачем? Ты хочешь умереть? — мой голос дрогнул, сорвавшись на жалкий крик.

— Иногда такие мысли посещают меня… но нет, сейчас мое желание другое. Тебе еще стоит многое узнать, и ты даже не представляешь, насколько многогранна жизнь и какие случаются чудеса.

— Ты ни разу не ответил прямо на вопрос: кто я тебе? — повторил я, меняя тему и инстинктивно прижимаясь к полу, стараясь укрыться от возможной угрозы.

Николас встал, возвышаясь надо мной:

— Мой милый мальчик, я даже не знаю, кого из вас люблю больше.

Не знаю почему, я чуть не расплакался от его слов. Оказывается, настолько важно мне было услышать это. Огонь в камине съел все подброшенные деревянные обломки мебели и принялся шипеть, возмущаясь и выпрашивая добавки.

— Правила и запреты делают не случайно. — Его взгляд стал хитрым, он прикоснулся указательным пальцем к губам, делая вид, что целует, поводил им по нижней губе. — Так приятно, кожа губ мягкая. — Слова прозвучали с еле заметной страстью в голосе, все-таки получив отголосок в моей душе.

— Не делай так. Даже не предполагал, что ты такое ко мне чувствуешь, — с горечью признался я, но я лукавил.

— По этому поводу все сказано, мне хотелось предложить тебе нечто иное — знания, которые непременно пригодятся в дальнейшей жизни. Я устал от жизни, которой живу. Сейчас я понимаю ценность непродолжительной человеческой. Чтобы это понять потребовалось так много времени. — Николас отшвырнул ногой цветные кусочки разбитой вазы и сел на пол рядом со мной. Деревянный пол ничем не был застелен, я любил сидеть на нем, привычка осталась еще с детства, поэтому для удобства в большинстве комнат лежали или ковры, или небольшие меховые коврики. — Сегодня я расчувствовался. Не бойся из-за того, что я попробовал твоей крови, небеса не обрушатся на землю. Фернандо уже далеко и не узнает.