Иван - Александр Ванярх

И он, положив лопату, присел на сруб колодца.

— А там-то что нашел? — спросила Настя.

— Ничего, скелет и все, да вот два креста Георгиевских, — и он вытащил из кармана штормовки ордена.

— Положу я их в шкатулку, — сказала Настя. — Вот что значит — девочка. У нас с Ваней никаких проблем не было, а тут…

Виктор еще долго сидел на срубе колодца. Комары, надоевшие в это время, куда-то пропали, видимо ветер разогнал их. А обычно в тихий предвечерний час миллионные комариные стаи тучами носились низко над землей и буквально облепляли любой открытый участок человеческого тела, поэтому люди ходили всегда в закрытой одежде и нередко в накомарниках. А вот комарья не было, и хотя ветер с большой скоростью летал над травой и гудел в листве, было тепло. К вечеру ветер утих, и тут же появились комары.

— Что-то Людмилы нет, схожу-ка я к Дусе, — сказала Настя.

— Сходи, сходи, только я думаю, что там ее нет.

— А я все равно схожу.

«Может, сто грамм врезать, что-то у меня сегодня ничего не клеится», — подумал Виктор и вошел в дом. Не раздеваясь, прошел к серванту, чтобы взять початую бутылку вина, привезенную Яковом с Камчатки, но бутылки на месте не оказалось. «Вот тебе и «Мадера», улетела «Мадера» в Крым, — подумал Виктор, но вспомнил, что видел ее буквально вчера, когда брал свои очки (он часто их туда клал), — тогда, где, же она? А если Людмила?» — вдруг осенила его догадка, и внутри все похолодело.

Вернулась Настя.

— Нету ее там и не было, а Дуся сразу сказала, что она у физика. Значит, все знали, и только мы одни… Воспитатели!

Уже темнело. Настя и Виктор пошли в школу: там, рядом во флигеле жил в маленькой комнатушке учитель. На нижнем этаже школы горел свет, в спортзале шли тренировки — были слышны крик и свист.

Сердюченко подошли к флигелю. Постучали во входную дверь. Тихо. Вошли в коридор. Никого. Потом дверь в комнаты быстро и шумно открылась и прямо в дверном проеме показался физик. Виктор через плечи учителя увидел в глубине комнаты Людмилу, которая сидела на диване и прямо из бутылки пила «Мадеру». Спокойно отодвинув учителя, вошел в комнату, за ним — Настя.

— Это все она, она сама, я ее отговаривал! — бормотал сзади учитель жалобным голосом.

Людмила, увидев Настю и Виктора, попыталась встать, но тут, же села обратно, бутылка выпала из ее рук и покатилась по полу. Глядя большими серыми пьяными глазами на Виктора и Настю, она лепетала:

— А что… я могу… с кем хочу, и вы мне не указ оба… двое.

Она облизала кровавые пухлые губы и с ногами забралась на диван.

— Вот тут возьму и спать лягу, а Юрке охранять прикажу. Юрка! Ко мне! — пьяно закричала она.

Физик был совершенно трезв, но перепуган насмерть. Глядя на громадную фигуру Виктора, он бочком протиснулся к стоявшему тут же столу и предложил вошедшим сесть.

— Вы — учитель?! — вдруг заорал Виктор. — Да вас надо, подлеца!..

— Успокойся, успокойся, — взяла его за руку Настя. — Бери Людмилу и пойдем отсюда.

Виктор подошел к дивану, взял Людмилу, как ребенка, на руки и, легко подняв, понес к выходу. Она вначале вырывалась, визжала, хохотала, а потом, прильнув к шершавой щеке Виктора, зашептала: «Дяденька, миленький, дай я тебя поцелую, хоть раз до тебя дотянуся, верзила… ты кедровый!» — и громко расхохоталась.

На улице они поставили Людмилу на ноги, и повели домой. Вначале она порывалась запеть, а потом вдруг поникла, сначала тихо всхлипывая, а потом почти навзрыд разревелась.

Глава двенадцатая

В этот день Иван с Николаем приехали домой рано. Во-первых, была нелетная погода, с самого утра шел дождь, а во-вторых, Иван-таки сдал должность завхоза и перешел работать на склад ПДИ.

Когда они, мокрые, затащили во двор мотоцикл, то удивились, увидя в окнах дома свет, да еще днем.

— Мы что с тобой, свет не выключили? — сказал Иван.

Но, зайдя на веранду, увидели, что дверь в дом была открыта и внутри слышался разговор.

— И что бы это могло значить?! — Иван шагнул через порог.

И остановился, увидев сидевших и мирно беседовавших Николая Николаевича и Риту Ивановну.

— Вот это да! — воскликнул Иван. — Я только об этом подумал, а всевышний уже претворил в жизнь!

Обнявшись с Ритой Ивановной, он представил ей Николая.

— Познакомтесь — ваш зять Николай.

— Вот действительно парадокс, — сказала Рита Ивановна, — на фото видела, а живьем — нет!

Пока Рита Ивановна была занята с Николаем, Иван отвел старика в сторонку и заговорщицки сказал:

— Помнишь, я тебе невесту обещал, — так вот она, проворонишь — пеняй на себя!

— Какая невеста! Мне уже скоро шестьдесят.

— Все продумано, не дрейфь, дядя Коля!

— О чем это вы там шепчетесь? — спросила Рита Ивановна.

— Это мужской секрет, — сказал Иван, — я вам вообще не завидую, Рита Ивановна, аж три мужика. Как вы на это смотрите? Да они же весь наш бюджет съедят! А вообще я очень рад, что вы надумали к нам приехать! Тезки! Накрывайте, пожалуйста, на стол, а мы с Ритой Ивановной посекретничаем.

И они ушли в другую половину дома и там долго беседовали, пока одновременно обед и ужин не были готовы.

— Прошу к столу! — позвал их Николай.

— Я вообще-то давно хотела приехать в Крым, но все не удавалось, а тут вот решила — поеду. Переговорила с Оксаной, она сказала, что Николай тут, и я рискнула, — как бы оправдываясь, говорила, уже сидя за столом, Рита Ивановна.

— Все будет хорошо, вы тут поправитесь, уедете вполне здоровой — это я вам гарантирую как бывший фельдшер, к которому когда-то ходили со всех сел, — сказал Николай Николаевич.

— Или, может, останетесь тут жить здоровой и счастливой, — дополнил Иван, — все тут — и природа, и люди, наверно, лучше, чем в Ростовской области.

— Да люди-то одинаковые: есть и хорошие, и плохие, а природа тут действительно чудесная — горы, лес, воздух.

И Рита Ивановна все смотрела на Николая, видимо, определяя: что же нашла в нем Оксана? И, сравнивая с ним Ивана, все больше приходила к выводу, что Иван во всем бьет Николая, и, разочарованная и одновременно гордая своим выводом, сказала:

— Я вообще-то не пью, а тост предложила бы за молодых. Может, нальем, не зря же я бутылку везла.

— Вот тут вы, Рита Ивановна, попали на карантин: мы с Николаем не пьем — такая работа, только вот дядя Коля, если что, — сказал Иван.

Николай молчал, он каким-то внутренним чутьем угадал, что не понравился теще, и это его угнетало.

— Да нет, чего же, я могу и выпить, — сказал Николай Николаевич, — но у меня карантин другой: еще не прошло сорока дней, как не стало Софьи Ивановны, а мы с ней были очень большие друзья.

Ели молча. Николай Николаевич почему-то поднялся из-за стола и вышел. Через несколько минут он вернулся с двумя яйцами в руках.

— Что это вы, Николай Николаевич, фокусы решили показывать? — спросил Иван.

— Вот думаю начать показательно лечить Риту Ивановну, — с долей юмора ответил он и стал очищать яйца.

Отделив белок от желтка, он сказал:

— Начнем, Рита Ивановна?

— А это не страшно?

— Нисколечко, просто я хочу вам поставить свой диагноз, а так все безвредно.

— Тогда давайте! Николай с Иваном пересели из-за стола на диван-кровать и стали наблюдать.

Николай Николаевич предложил Рите Ивановне съесть белок, потом через несколько минут сразу два желтка. Женщина проделывала все это без особого желания, особенно ее удивляли вопросы Николая Николаевича, каждый раз спрашивающего: «Ну как?» — «Ничего». Но спустя несколько минут после того, как она съела оба желтка, резкая опоясывающая боль в левом подреберье перегнула ее пополам. Застонав, Рита Ивановна, взявшись обеими руками за левую сторону груди, стала искать глазами, куда бы прилечь. Николай с Иваном тут же вскочил с дивана-кровати и помогли ей прилечь, только Николай Николаевич сидел там же на стуле и улыбался.

— А вы говорили, — загадочно произнес он, поднимаясь, — вот вам и фельдшер! Итак, милая, диагноз установлен, теперь будем лечить, но что меня радует, так это то, что никакого сердца у вас нет, то есть оно есть, только по-моему, совершенно здоровое. Полежите немножко, успокойтесь, дышите ровно — через несколько минут я приду.

И действительно, минут через десять он пришел со своим медицинским саквояжем.

— Вы когда-нибудь глотали зонд? — обратился он к Рите Ивановне.

— Да, да только это бесполезно — у меня ничего не идет, желчи нет.

— Ну-ка ложитесь на спину, пожалуйста, — сказал Николай Николаевич уже как заправский врач, и стал через одежду пальпировать печень и желчный пузырь.

— Да, милочка, печень у вас увеличена, желчный пузырь воспален, мой диагноз верен — посвятим этот вечер вашему лечению. С дороги бы отдохнуть, но лучше сделать дело, а потом отдыхать. Сейчас вы глотнете зонд, и мы попробуем открыть протоки.