Бернадот. От французского маршала до шведского короля - Григорьев Борис Николаевич

Т. Хёйер пишет, что к марту 1813 года в русском лагере окончательно сформировалось благожелательное отношение к Дании и охлаждение к норвежскому плану Швеции. Судя по всему, царь Александр стал испытывать сожаление по поводу данных им в Обу Карлу Юхану обещаний и стал подумывать о том, чтобы каким-то образом повлиять на его позицию в соответствии с пожеланиями Австрии. Но в это время пришло известие о том, что наследный принц Швеции дал обещание Хоуну принять участие в военных действиях в Германии. В окружении царя этот шаг расценили как желание шведов объединить свои усилия с главными силами коалиции, и Александр I дал своим дипломатам указание никаких демаршей в отношении Стокгольма не осуществлять.

Нужно было теперь сосредоточиться на привлечении в коалицию Дании, и в Копенгаген послали князя Долгорукого.

Миссия Долгорукого в отношении Данин не только провалилась, но едва не стоила коалиции потери Швеции. В устной ноте, которую князь должен был вручить датскому королю, говорилось о том, что по согласию Швеции и Англии решение вопроса о Норвегии откладывалось на более благоприятное для этого время. В беседе с Фредриком VI русский дипломат заявил, что норвежский вопрос исключался из дискуссии вообще. Поскольку текст данной Долгорукому инструкции до сих пор так и не найден, Т. Хёнер полагает, что её не было вообще, и князь, действуя на основании полученных от Румянцева и царя устных указаний, допустил непростительную оплошность при их выполнении.

В русском лагере были чрезвычайно озабочены развитием событии в Скандинавии. С одной стороны, русские были благодарны Карлу Юхану за его позицию в 1812 году, а с другой, сожалели, что за его благосклонность пришлось заплатить так дорого. К тому же у них не было никакого желания из-за шведов портить отношения с австрийцами и англичанами, которые датские интересы принимали близко к сердцу. Поэтому царь и его советники решили тянуть время, которое должно было неизбежно сыграть на руку датчанам.

Последствия "долгоруковской дипломатии" оказались для Швеции тяжелыми. Стокгольм разорвал отношения с Копенгагеном и потребовал того же от Петербурга. Кроме того, Карл Юхан настоял на отзыве Долгорукого из Дании. Царь был вынужден выполнить все эти требования, но горького разочарования Карла Юхана, вызванного всей этой историей, Александру I погасить не удалось. Хуже всего было то, что она подрывала и без того неустойчивое положение наследника трона, поскольку дала антирусской и профранцузской партии в Швеции дополнительный повод для хлёстких заявлений о ненадёжности и коварности русских варваров.

И Карл Юхан, то ли повинуясь своему горячему темпераменту, то ли идя на поводу у врагов России, предпринял ряд шагов, недостойных его положения и враждебных России. Он, к примеру, стал угрожать ей поднятием восстания в Финляндии и Польше, послал своих эмиссаров к туркам и стал науськивать их на русских, он завёл возню по сколачиванию новой коалиции без участия России. Отношения Швеции с Россией накануне решительных действий против Наполеона достигли своей низшей точки.

17. В ВОЙНЕ С НАПОЛЕОНОМ

Идея выше факта.

Бальзак

В марте 1813 года Карл Юхан с курьером Дюзаблем направил Наполеону своё последнее письмо, которое было датировано 13-м числом и опубликовано в печати. В нём, в частности, говорилось: "Ваша система, Государь, повелевает лишать народы употребления прав, полученных ими от природы: права торговать между собой, помогать друг другу и жить во взаимном сношении и мире". Письмо, фактически послужившее объявлением войны Наполеону, было опубликовано во всех европейских газетах и широко комментировалось общественностью. Видимость добрых отношений со старым соперником исчезла, все мосты были сожжены, и Карл Юхан вступал на путь войны со своей родиной. Это было неприятно и рискованно, и об этом своему Жану не забывала напоминать из Парижа супруга Дезире, но Карл Юхан был спокоен. По вопросу о Норвегии он заручился поддержкой России, Пруссии и Англии, и обстоятельства не оставляли ему никакого иного выбора.

8 мая в Карлскруне появился постоянный специальный представитель Александра I генерал Карл Осипович Поццо ди Борго (1764–1842), корсиканец, происходивший из семьи, враждовавшей с Бонапартами, и поступивший на службу царю в 1804 году. Он должен был довести до сведения кронпринца мнение царя о том, что вопрос о присоединении Норвегии к Швеции следовало отодвинуть на ближайшее будущее. Главным сейчас было сокрушение армии Наполеона.

А. Палмер пишет, что выбор посла был неудачным: Поццо ди Борго был консерватором до мозга костей и общего языка с бывшим республиканцем найти не смог. Антипатия между ним и Карлом Юханом возникла с первого взгляда. Корсиканец пытался втолковать принцу, что Швеция не могла рассчитывать на получение Норвегии, если не примет участия в войне с Наполеоном. "Мы провели всю ночь в разговорах, — писал в своём отчёте царю ди Борго. — Дискуссии с ним были живые, но страдали отсутствием логики. Он говорит много, но без всякого построения идей. Тщеславие в каждом слове. Солнце без его команды не встанет". Чувствовалось, что Карл Юхан пытался говорить с неприятным ему корсиканцем с подчёркнутым высокомерием и с высоты своего положения. Ночная беседа закончилась словами наследного принца: "Если я не добьюсь Норвегии и не пожну успех, то моя судьба — насильственная смерть". С тем и ушли спать.

Впрочем, к утру настроение у него сменилось к лучшему, и он попросил ди Борго заверить Александра I, что пошлёт шведскую армию к Эльбе, но при условии, что она получит подкрепление от России и Пруссии.

Итак, весной 1813 года Карл Юхан в сопровождении своего друга детства Ж.-П. Гре сел в Карлскруне на корабль, пересёк в южном направлении Балтийское море и 18 мая, день спустя после высадки шведского десанта, сошёл на штральзундский берег. Перед отъездом министр юстиции Л. Энгестрём умолял кронпринца беречь последние остатки шведской армии и не лить понапрасну шведской крови. Но Карл Юхан во время германского похода и сам придерживался этой тактики — ведь он одновременно не хотел проливать кровь и своих бывших соплеменников. Он отлично понимал, что потеря армии была бы для него неисправимой катастрофой. "Моя судьба зависит от исхода одного сражения, — говорил он. — Проиграю — никто не даст мне и шести франков!"

Уже на данном этапе у Карла Юхана имелись особые виды на Францию и представления о своей роли там после свержения Наполеона. Стедингк в своих воспоминаниях рассказывает о том, как 23 июня 1813 года в Штральзунд прибыли посланцы графа Артуа (брат будущего короля Франции Людовика XVIII и будущий король Карл X) с просьбой принять графа в любом качестве в шведскую армию, и как Карл Юхан резко отреагировал на эту просьбу и ответил на неё категорическим "нет". Стедингку он разъяснил, что не может оказывать покровительство принцам-эмигрантам, поскольку не хочет создать в Европе и Швеции впечатления, что он ведёт войну за возвращение на трон семейства, которого прогнала французская нация.

Итак, несмотря на огорчения, причинённые царём Александром, Карл Юхан принял решение воевать против своих соотечественников — иначе не получалось. К этому его склоняли англичане, предоставившие ему военные субсидии. Именно против такого развития событий его предупреждала Дезире из Парижа: "Не объявляйте себя открытым врагом Франции, иначе потеряете популярность, которой вы здесь пользуетесь. Если Наполеон уйдёт, вы можете сыграть немалую роль на вашей родине и решать, кто здесь будет править". В эти роковые дни дал о себе знать Наполеон: с курьером, шведским полковником, он отправил послание, в котором говорил, что если кронпринц будет только оборонять Штральзунд и не пойдёт со шведами на французов, он готов позабыть прошлое. По всей видимости, Карл Юхан, раздираемый между любовью к Франции и политической необходимостью, решил выбрать среднюю линию: он будет воевать с французами, но на своих условиях.