Колымские тетради - Варлам Шаламов

1966

Живопись[199]

Портрет — эго спор, диспут,Не жалоба, а диалог.Сраженье двух разных истин,Боренье кистей и строк.

Потоком, где рифмы — краски,Где каждый Малявин — Шопен,Где страсть, не боясь огласки,Разрушила чей-то плен.

В сравненье с любым пейзажем,Где исповедь — в тишине,В портрете варятся заживо,На странной горят войне.

Портрет — это спор с героем,Разгадка его лица.Спор кажется нам игрою,А кисть — тяжелей свинца.

Уже кистенем, не кистьюС размаха художник бьет.Сраженье двух разных истин.Двух судеб холодный пот.

В другую, чужую душу,В мучительство суетыХудожник на час погружен,В чужие чьи-то черты.

Кому этот час на пользу?Художнику ли? Холсту?Герою холста? Не бойсяШагнуть в темноту, в прямоту.

И ночью, прогнав улыбку,С холстом один на один,Он ищет свою ошибкуИ свет или след седин.

Портрет это или маска —Не знает никто, покаСвое не сказала краскаУ выбеленного виска.

1967

В судьбе есть что-то от вокзала

В судьбе есть что-то от вокзала,От тех времен, от тех времен —И в этой ростепели талой,И в спешке лиц или имен.

Все та же тень большого ростаОт заколдованной сосны.И кажется, вернуться очень простоВ былые радужные сны.

(1960-е)

По старому следу сегодня уеду[200]

По старому следу сегодня уеду,Уеду сквозь март и февраль,По старому следу, по старому следуВ знакомую горную даль.

Кончаются стежки мои снеговые,Кончаются зимние сны,И тают в реке, словно льдинки живые,Слова в половодье весны.

1968

Нет, память не магнитофон[201]

Нет, память не магнитофон,И не стереть на этой лентеЗначение и смысл и тонЛюбого мига и момента.

И самый миг не будет стерт,А укреплен, как путь и опыт:Быть может, грозовой аккорд,Быть может, только слабый шепот.

Услышанное сквозь словаИ то, что видено случайно, —Все сохранила головаПредвестником для новой тайны.

1968

Я тоже теплопоклонник[202]

Я тоже теплопоклонникОгня или солнца — равно,Я лезу на подоконник,Распахиваю окно.

Знакомая даль ЯрославныДорога, кривое шоссе,Раскопки в периоде давнем,Трава в непросохшей росе.

Я жду новостей, как княгиняНа башне когда-то ждала,Земная моя героиняНа страже добра, а не зла.

Но ветром захлопнуты рамы,И я наклоняюсь к огню —К печурке, где отсветы драмы,Ему я не изменю.

1968

Не шиповник, а пионы[203]

Не шиповник, а пионы,Точно розы без шипов,Утвердят во мне законыНовых мыслей, новых слов.

И приносит запах смутныйЧьей-то жизни слабый тлен,Как мгновенный, как минутныйИ неотвратимый плен.

Это голос отдаленныйНезабытых дней, времен,Стон коленопреклоненный,Хорошо известный стон.

1968

Грозы с тяжелым градом[204]

Грозы с тяжелым градом,Градом тяжелых слез.Лучше, когда ты — рядом,Лучше, когда — всерьез.

С Тютчевым в день рожденья,С Тютчевым и с тобой,С тенью своею, теньюНынче вступаю в бой.

Нынче прошу прощеньяВ послегрозовый свет,Все твои запрещеньяЯ не нарушу, нет.

Дикое ослепленьеСолнечной правоты,Мненье или сомненья —Все это тоже ты.

1968

Три корабля и два дельфина[205]

Три корабля и два дельфинаНа желтый остров приплывут,При шторме девять с половинойОтыскивая приют.

Они меняют дни на ночи,Берут концы вместо начал.И путь становится короче,И приближается причал.

И волны, волны… Нет им меры.Три корабля, три корабля,Не каравеллы, а галерыПлывут по курсу января.

И по Колумбову компасу —Не то зюйд-вест, не то норд-ост —Плывут Дежневские карбасыПод синим светом старых звезд.

1968

На память черпнул я пол-океана

На память черпнул я пол-океана,Храню у себя на столе,Зажить не хотят эти ранние раны,Забыть о подводной скале.

Давно б затянулись в просторе небесном,В космической высоте,Где резали воздух Галактики вести,Дрожа на магнитном щите.

В простом, угловатом граненом стаканеНайти я границы хотел,Предел бесконечного океанаИ бездны бездонной предел.

И вы в разговоры о смерти не верьте,Там тления нет и следа.В стакане бурлит, утверждая бессмертье,Живая морская вода.

А может быть, все это вышло из модыСтаканы, приметы, цветы,Игра или только игрушка природыСтихи эти, я и ты…

1968

Усиливающийся дождь[206]

Усиливающийся дождьНе нужен мне.И скоро высохнет чертежДождя в окне.

И осторожные штрихиЕго рукиКак неуместные стихи —Черновики.

Все ветра вытерто рукой,Стекло блестит.Ложится солнце на покойИ долго спит.

1968

Усиливающийся ливень

Усиливающийся ливеньНе делает меня счастливым.Наоборот —Неразрешимейшая задача —Лишая мир истоков плача,Идти вперед.

1968

Быть может, и не глушь таежная[207]

Быть может, и не глушь таежная,А склад характера, призваньеЗовет признания тревожные,Зовет незваные названья.

Автобусное одиночествоИ ненамеренность дороги —Приметы для предмета зодчества,Для слов, разломанных на слоги.

Служить на маяке механиком,Подмазывая ось вселенной,Следя за тем, как люди в паникеЕе смещают постепенно.

Не труд машины вычислительной,Оборванный на полуфразе.А всех созвездий бег стремительныйВ еще Колумбовом экстазе.

Природа славится ответамиНа все вопросы роковые —Любыми грозами, кометами,Увиденными впервые.

Далекая от телепатии,Воспитанная разумно,Она лишь звездочета мантия,Плащ серебристо-лунный.

1968

Все осветилось изнутри

Все осветилось изнутри.И теплой силой светаЛесной оранжевой зариВсе было здесь согрето.

Внезапно загорелось дноОгромного оврага.И было солнце зажжено,Как зажжена бумага.

(1960-е)

В лесу листок не шелохнется[208]

В лесу листок не шелохнется —Такая нынче тишина.Никак природа не очнетсяОт обморока или сна.

Ручей сегодня так бесшумен —Воды набрал он, что ли, вот,И сквозь кусты до первых гуменОн не струится, а течет.

Обняв осиновую плахуИ навалясь на огород,Одетый в красную рубаху,Стоит огромный небосвод.

1969