Порт-Артур – Иркутск – Тверь: туда и обратно - Чернов Александр Борисович

В прозрачной бездне под массивными тележками шасси рваной белой полосой тянется вдаль, пенится прибой побережья. Почти на горизонте, на иссиня-седой водной глади пролива видны едва различимые белые черточки – кильватерные следы маневрирующих кораблей минных дивизий. А совсем рядом, почти под крылом, громоздятся массивные броневые башни и опутанные снастями «марсианские» боевые треножники – мачты могучих дредноутов «Хохзеефлотте». Вот на одном из них распустились флаги сигнала и замигал ратьер с верхнего мостика: «Фридрих Великий» желает «орлам» доброй охоты…

Справа и слева, чуть покачиваясь в восходящих потоках, подходят и пристраиваются «крыло в крыло» ведомые. За ними подтягиваются «пристяжные»: фланговые звенья. Формация «тройной клин девяток». Гигантский, величественный пазл неторопливо собирается над островом Мартас-Винъярд, поднимаясь все выше и выше…

– «Подцеп» выпустили? Я «маленьких» не вижу. Куда запропастился наш Красный барон?

– Не туда смотрите, Всеволод Федорович. Слева внизу.

– Так-так… Ага! Теперь рассмотрел. Спасибо… Но что-то не шибко они спешат к «мамочкам».

– Пока рано. Мы еще лежим в повороте…

Маленький красный биплан со стойкой причального захвата, черными крестами и жирной цифрой «22» на верхнем крыле медленно и аккуратно подходит под огромную тень бомбардировщика. Пара экономных маневров, уравнивание скоростей, плавная, как будто в замедленном кино, «глиссада вверх».

Корабль слегка качнуло, а на приборных панелях командира и бортинженера вместо прерывисто мерцавшей желтой ровным светом загорелась зеленая лампочка.

– Бортовой истребитель принят. Зацеп штатный!

– Дайте связь с летчиком.

– Есть!.. Готово. Можете говорить, товарищ адмирал.

– Манфред, приветствую на борту! Почему так долго на этот раз?

– Здравия желаю, герр адмирал! Сильный, порывистый боковой ветер внизу и вихри за кораблем довольно неприятные сегодня.

– К цеппелинам проще, наверное, «пристегиваться»? Турбулентности никакой…

– Везде свои нюансы, герр адмирал. Хотите, как-нибудь покажу вам на спарке?

– Дерзить изволите, господин капитан цур зее?

– И в мыслях не было, ваше высокопревосходительство!

– Сколько истребителей в воздухе?

– Мы подняли ровно пятьдесят четыре машины, согласно плану. Но две на задание не пойдут, не взлетели «муромцы», их носители.

– Бомбы подвесили?

– Только на «лебедях» у Петренко по паре фугасных двухпудовок. Для зенитчиков. Если таковые там вдруг объявятся, этого должно хватить с избытком. Мои же «фоккеры» летят налегке на случай внезапного появления перехватчиков по маршруту. Хотя мы этих «лафайетов» и пощипали от души в прошлый раз над Бруклином, не думаю, что янки балансом «девять-два» в нашу пользу окончательно удовлетворятся. Во всяком случае, на обратном пути шансы на встречу с ними весьма высокие.

– Ясно. Но не думайте, что они всегда будут опаздывать. То, что они четыре раза не смогли встретить наши эскадры на подходе к цели, еще не гарантия, что так будет всегда.

– Мы упредим их при любом варианте, адмирал. Видимость – миллион на миллион.

– Ну-ну… Кстати, появилась ли новая информация о ваших сбитых? Ведь парашюты в воздухе видели…

– Нет. Пока ничего вразумительного. Янки молчат. Если бы парни попали в плен, их журналюги уже растрезвонили бы об этом на весь свет.

– Тем не менее будем надеяться на лучшее.

– А что нам еще остается? Только не позволять этим ковбоям заходить себе в хвост.

– Манфред, я давно хотел вас спросить: а почему вы, столь блестящий командир и ас, решили вдруг бросить «охоту на бургундских фазанов» и перейти в морскую авиацию? Да еще и с лучшими своими летчиками? Ведь возможны кампании в Африке, на Ближнем Востоке…

– На моего «Макса» я честно настрелял еще над Галлией. А вопросы с лаймиз и янки разве могли бы разрешиться без моего участия? Да и дать дорогу бойкому молодняку надо было, а то нас уже начали величать «стариками». Но главное, на флоте есть летающие адмиралы, а летающих генералов пока нет, и даже не предвидятся. В германской армии, во всяком случае.

– Хм… Вот оно что! От скромности точно не умрете, мой дорогой. Но раз так, значит, далеко пойдете…

– Рад стараться, герр адмирал! Хотя для меня самое главное – небо…

– Сколько топлива примете, барон?

– Шестьдесят литров.

– Причальный захват держит нормально? Не трясет?

– Все в порядке. Обороты сбросил. Еду, как в пульмане.

– Добро. Глушите вашу кофемолку…

В монотонный гул моторов внезапно ворвалась частая звонкая дробь. Резкие удары, звон бьющегося стекла. Тугой поток ледяного воздуха рвет с лица очки, перехватывает дыхание. Тряска, скрипы. Новые удары…

– Со стороны солнца спикировал, ублюдок! Миша, к верхней турели, быстре… А-ах!..

Еще очередь… Штурман тряпичной куклой – уткнулся в замолчавшие пулеметы. Дырявое остекление впереди в розовых брызгах…

«Занятное совпадение. Я ведь сижу на том же месте в кабине, как и Исороку-сан тогда, над Бугенвилем!.. Правый внешний встает. И ближний дымит, уже еле тянет, похоже. Эх барон, барон. “Миллион на миллион!” Вот вам классическая недооценка противника! Прошляпили-таки…»

* * *

– Mon dieu… Всеволод, что с вами! Réveillez-vous, mon amiral!

– Ох, простите, простите, друг мой Наташенька… Я вас испугал?

– Немножко…

– Умоляю, извините…

– Приснилось что-то плохое, да? Война?..

– Как вы догадливы, радость моя.

– Это было вовсе не трудно, поверьте. Пока я вас будила, вы приказывали прыгать некоему Николаю, а потом всему экипажу тотчас покинуть борт, иначе застрелите лично всех оставшихся.

– Не знал, что могу говорить во сне. Старею, видимо…

– О, mon amiral, вы излишне пессимистичны, должна вас заверить.

– Правда?

– Если бы было иначе, возможно, вы проснулись бы в гордом одиночестве.

– Звучит жестоко.

– Зато честно. Разве это плохо?

– Я сморозил глупость, да?

– Ну, мой милый, после вчерашних разговоров одной глупостью больше, одной глупостью меньше…

Рождение очередной его «нешибкоумности», уже вертевшейся на языке, было нежно и решительно предотвращено негой долгого, чувственного поцелуя…

– Дорогая… А который сейчас час?..

* * *

Генерал-губернатор Восточной Сибири приказал прицепить к литерному поезду Тирпица и принца Адальберта Прусского свой личный салон-вагон. Предназначен он был для единственного VIP-пассажира адмирала Руднева и его верного ординарца, шустрого и хваткого унтера Чибисова, чьим парадным усищам мог бы позавидовать не только граф Кутайсов, но и сам кайзер Вильгельм Гогенцоллерн.

Встреча транзитных германских гостей была, как и положено, организована им по высшему разряду, с гвардейским караулом, духовым оркестром и подачей прямо на перроне шампанского, коньяка, мороженого и закусок.

Успеху организационного мероприятия в немалой степени поспособствовала погода. С утра над Иркутском синело бездонное небо с редкими прочерками облачков. Весеннее солнышко припекало ласково и щедро, а вчера еще пронизывавший до костей ветер со стороны стремительной Ангары стих. Как будто и не было этой недели с разверстыми над городом хлябями небесными, с ее затянувшимся половодьем, дважды едва не унесшим куда-то к Енисею понтонный мост; с ее смытыми дождевыми потоками лиственничными тротуарами да грязной жижей во всю ширь улиц.

И все бы было прекрасно. Если бы не одно малюсенькое «но». Означенный адмирал Руднев в определенном для него вагоне отсутствовал. А поскольку ехать дальше без графа Владивостокского немцам было никак нельзя-с, графу Кутайсову приходилось развлекать гостей анекдотами и байками из его прежней армейской жизни вперемежку с тостами, время от времени бросая красноречивые взгляды в сторону переулка, откуда должна была выкатиться коляска с этим… с этим…

Ну, вы сами догадаетесь, надеюсь, какие возвышенные эпитеты вертелись на языке у медленно, но верно сатанеющего Павла Ипполитовича.