Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

– Хенри, унитазы?

– То немногое, что улучшилось со времен Комиссии по стоимости строительства, произошло на местном уровне, преимущественно за пределами Стокгольма. Существуют заказчики, которым надоели высокие цены на жилье. Типичный пример – компания «Карлскрунахем», которая строит дешевле всех остальных, просто закупая материалы самостоятельно. Кроме того, в дело вмешалась торговая компания «Свенск Хандель». Они считают цены на стройматериалы просто безумными и пытаются облегчить заказчикам получение аналогичной, но более дешевой продукции. Это привело к маленькому конфликту на строительной выставке в Эльвшё год назад. Компания «Свенск Хандель» привезла туда парня из Таиланда, который продавал унитазы примерно по пятьсот крон за штуку.

– Вот как? И?

– Ближайшим конкурентом оказалась оптовая компания под названием «Витавара АВ», продающая настоящие шведские унитазы по тысяче семьсот крон за штуку. И мудрые заказчики из муниципалитетов стали чесать в затылках, задаваясь вопросом, зачем им выкладывать тысячу семьсот крон, когда они могут купить аналогичный унитаз из Таиланда за пятьсот.

– Может, качество лучше? – спросила Лотта Карим.

– Нет‑с. Равноценная продукция.

– Таиланд, – произнес Кристер Мальм. – Это попахивает детским трудом или чем‑то подобным, что может объяснять низкую цену.

– Нет‑с, – ответил Хенри Кортес. – Детский труд используется в Таиланде в основном в текстильной промышленности и в производстве сувениров. И разумеется, когда речь идет о поставке живого товара для педофилов. Это там сделалось настоящей отраслью экономики. ООН держит детский труд под контролем, и я проверил эту фирму. У них все в порядке. Это большое, современное и уважаемое предприятие по производству бытовой техники.

– Вот оно что… Значит, мы говорим о странах с низким уровнем оплаты труда, и, следовательно, ты рискуешь написать статью, ратующую за вытеснение с рынка шведского предприятия таиландским. Гоните в шею шведских работников, закрывайте предприятия и импортируйте продукцию из Таиланда. Центральному объединению профсоюзов такое едва ли придется по душе.

Лицо Хенри Кортеса расплылось в улыбке. Он откинулся на спинку стула с нарочито самодовольным видом.

– Нет‑с, – сказал он. – Угадайте, где «Витавара АВ» производит свои унитазы по тысяче семьсот крон за штуку?

В редакции воцарилось молчание.

– Во Вьетнаме, – произнес Хенри Кортес.

– Этого не может быть, – возразила главный редактор Малин Эрикссон.

– Угу, – сказал Хенри. – Они производят там унитазы по субподряду по крайней мере уже десять лет. Шведских работников погнали в шею еще в девяностых годах.

– Черт побери.

– Сейчас мы подойдем к главному. Если бы унитазы импортировали прямо из Вьетнама, цена оказалась бы около трехсот девяноста крон. Угадайте, чем объясняется разница в цене между Вьетнамом и Таиландом?

– Только не говори…

Хенри Кортес кивнул. Его улыбка стала шире лица.

– «Витавара АВ» размещает заказы на предприятии, которое называется «Фонг Су индастриз». А эта контора значится у ООН в перечне тех, которые, по крайней мере во время проверки две тысячи первого года, использовали детский труд. Но основную массу рабочих там составляют заключенные.

Малин Эрикссон вдруг улыбнулась.

– Это хорошо, – сказала она. – Просто здорово. Из тебя наверняка со временем вырастет журналист. Как скоро ты сможешь закончить работу над материалом?

– Через две недели. Мне надо проверить довольно многое из области международной торговли. И кроме того, для статьи нужен bad guy,[25] поэтому я хочу проверить, кто владеет «Витавара АВ».

– Значит, мы сможем дать статью в июньском номере? – с надеждой спросила Малин.

– Без проблем.

*

Инспектор уголовной полиции Ян Бублански с каменным лицом всматривался в прокурора Рихарда Экстрёма. Их встреча продолжалась уже сорок минут, и Бублански ощущал сильнейшее желание протянуть руку, схватить лежащий на столе Экстрёма экземпляр Свода законов Швеции и ударить им прокурора по голове. Он потихоньку обдумывал, что произойдет, если он так и поступит. Это, безусловно, наделает шума в вечерних газетах и, вероятно, выльется в судебное преследование за нанесение телесных повреждений. И он отбросил эту мысль. Главное отличие цивилизованного человека состоит в том, что он не поддается подобным импульсам, как бы вызывающе ни вела себя противоположная сторона. Ведь инспектора Бублански чаще всего вызывали именно в связи с тем, что кто‑то поддавался необдуманным порывам.

– Ну, хорошо, – сказал Экстрём. – Я считаю, что мы пришли к согласию.

– Нет, к согласию мы не пришли, – ответил Бублански и встал. – Но руководителем предварительного следствия являешься ты.

Бормоча что‑то себе под нос, он свернул в коридор, где находился его служебный кабинет, и вызвал к себе инспекторов Курта Свенссона и Соню Мудиг – всех имевшихся на тот момент в его распоряжении членов команды. Йеркер Хольмберг весьма несвоевременно решил взять двухнедельный отпуск.

– Ко мне в кабинет, – сказал Бублански. – Захватите кофе.

Когда они расселись, Бублански открыл блокнот с записями, сделанными во время встречи с Экстрёмом.

– На данный момент ситуация такова: наш руководитель предварительного следствия снял с Лисбет Саландер все обвинения, касающиеся тех убийств, за которые ее разыскивали. То есть ее больше не касается предварительное следствие, которым занимаемся мы.

– Это все‑таки можно рассматривать как шаг вперед, – сказала Соня Мудиг.

Курт Свенссон, как всегда, промолчал.

– Я в этом не так уверен, – возразил Бублански. – Саландер по‑прежнему подозревается в тяжких преступлениях в связи со Сталлархольмом и Госсебергой. Однако в наше расследование это больше не входит. Мы должны сосредоточиться на поисках Нидермана и разбирательстве с лесным кладбищем в Нюкварне.

– Понятно.

– Но совершенно ясно, что Экстрём будет возбуждать против Лисбет Саландер судебное преследование. Дело переведено в Стокгольм и выделено в отдельное производство.

– Вот как?

– И угадайте, кто будет проводить расследование?

– Я опасаюсь худшего.

– Ханс Фасте вернулся на работу и будет помогать Экстрёму со следствием по делу Саландер.

– Это же чистое безумие. Фасте совершенно не подходит для выяснения чего бы то ни было, касающегося Саландер.

– Я знаю. Но у Экстрёма имеется отличный аргумент. Фасте находился на больничном со времени… хм, нервного срыва в апреле, а это хорошее и простое дело, на котором он вполне сможет сконцентрироваться.

Молчание.

– Следовательно, сегодня вечером мы должны передать ему весь материал о Саландер.

– А история с Гуннаром Бьёрком, СЭПО и отчетом девяносто первого года…

– Ею займутся Фасте с Экстрёмом.

– Мне это не нравится, – сказала Соня Мудиг.

– Мне тоже. Но Экстрём – руководитель и имеет поддержку в высших бюрократических структурах. Иными словами, наша работа по‑прежнему сводится к поискам убийцы. Курт, как у нас обстоят дела?

Курт Свенссон помотал головой.

– Нидерман как сквозь землю провалился. Должен признаться, что за все годы работы в полиции я с подобным не сталкивался. Нам не удалось обнаружить ни единого человека, кто бы его знал или имел представление о том, где он находится.

– Загадочно, – сказала Соня Мудиг. – Его, стало быть, разыскивают за убийство полицейского в Госсеберге, за причинение тяжкого вреда здоровью другого полицейского, за попытку убить Лисбет Саландер и за грубое ограбление и избиение медсестры Аниты Касперссон. А также за убийство Дага Свенссона и Миа Бергман. Во всех этих случаях имеются хорошие технические доказательства.

– Это уже кое‑что. А как насчет финансового эксперта «Свавельшё МК»?

– Виктора Йоранссона и его сожительницы Лены Нюгрен? У нас имеются технические доказательства, указывающие на Нидермана, – отпечатки пальцев и ДНК с тела Йоранссона. Нидерман здорово поцарапался, нанося побои.

– О'кей. Есть что‑нибудь новое о «Свавельшё МК»?

– Пока Магге Лундин сидит в следственном изоляторе за похищение Мириам By, дожидаясь суда, место руководителя занял Сонни Ниеминен. Ходят слухи, что Ниеминен объявил большое вознаграждение за сведения о местонахождении Нидермана.

– Тогда кажется еще более странным, что того пока не нашли. Что слышно о машине Йоранссона?

– Поскольку машину Аниты Касперссон обнаружили во дворе у Йоранссона, мы полагаем, что Нидерман сменил транспортное средство. Однако никаких следов машины Йоранссона нет.

– Следовательно, возникает вопрос, скрывается ли Нидерман по‑прежнему в Швеции – в таком случае где и у кого – или уже успел перебраться в надежное место за границей. Какие у нас на этот счет мысли?