Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Пиай глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух и ощутил изысканный аромат лотоса и цветущих акаций. Это подействовало на него опьяняюще, и его язык развязался:

— Ну, послушай, Мерит, что мужчина говорит женщине. Он говорит: я люблю тебя, я хотел бы тебя обнять, ласкать твою грудь, гладить твой живот и закончить все это прекрасной игрой, которую показали нам сегодня вечером в мистерии Изиды и Озириса.

Мерит положила голову на плечо Пиайя, и ему показалось, как в лунном свете сверкнули приподнявшиеся уреи ее венца.

Она взяла его руку и погладила по запястью.

— У тебя такие узкие запястья, как у представителя старой знати, как будто ты никогда не выполнял тяжелую работу. Что я должна сказать на твои слова? В качестве ответа я расскажу тебе сон, который все время возвращается ко мне.

Сейчас пришел момент, когда Мерит без робости могла рассказать о своем сне, и, пока она рассказывала о том, как Пиай нежно сжимает ее груди, он торопливо освободил ее твердую молодую грудь из прохладной льняной ткани и нежно целовал ее снова и снова. Мерит обхватила его голову, гладила его затылок и плечи.

Легкий звон испугал ее. Пиай сказал успокаивающе:

— Это только стража перед воротами: меч или копье упали на землю. Я хочу видеть тебя совсем обнаженной, как в твоем сне, я хотел бы его продолжить, потому что дело между мужчиной и женщиной должно завершиться правильно.

Мерит снова поправила бретельки своего платья и чуть отодвинулась от Пиайя. Она сказала:

— Тогда расскажи мне мой сон до конца, как идет дальше между мужчиной и женщиной?

— Ну, слушай. Твой сон заканчивается тем, что ты стоишь передо мной обнаженная и я нежно сжимаю твою грудь. Дальше мои руки путешествуют по твоей спине, по бедрам, гладят твое прекрасное тело, скользят к твоему животу, там они задерживаются и как бы стучатся, чтобы наверняка доставить тебе удовольствие. Тогда даже если ты, вероятно, не совсем хочешь, спустя некоторое время твое лоно открывается, и оно готово для игры, которую мы видели сегодня вечером. Для этой игры времени у нас достаточно, ведь нам принадлежит целая ночь. Когда Ра взойдет потом на свою дневную ладью, мы утомимся и заснем, и я уверен, что твой сон больше не повторится, если продолжение так, как я его описал, состоится в действительности. Может быть, оно останется сном, но ты никогда, никогда не увидишь этот сон до конца, потому что старая прекрасная игра между мужчиной и женщиной может быть чрезвычайно приятной только тогда, когда бодрствуешь. Твой сон всегда будет заканчиваться на одном и том же месте, твой сон…

Мерит тихо засмеялась и снова пододвинулась ближе к Пиайю. Он обнял ее и страстно целовал ее щеки, шею и губы, так что венец с уреями со звоном упал на землю. Пиай хотел наклониться за ним, но она опередила его:

— Нет! Не касайся их! Моего тела ты можешь касаться так долго, пока я тебе разрешаю, но, пожалуйста, не трогай змей. — Мерит взяла обруч в руки, встала и старательно разгладила свое платье. — Спокойной ночи, Пиай. Завтра я обязательно посещу предков, чтобы рассказать им о болезни и выздоровлении моей матери. Потом мы отправимся дальше в Фивы, где останемся подольше. Там, вероятно, в царском дворце также есть прекрасный сад, и мы сможем дальше фантазировать о своих снах.

— Они останутся только снами?

— Ты меня обнял, поцеловал, разве это был сон?

Не ожидая возражения, Мерит повернулась и исчезла в темноте. Пиай еще долго оставался сидеть, глядя в посеребренную луной воду пруда с лотосами.

Мозе оставался на несколько дней в Пер-Рамзесе и разрывался между ощущением гордости, которую чувствовал еще живший в нем египтянин, и отвращением перед дерзостью этого царя, который вынудил и человека, и природу покориться своей воле, чтобы за короткое время поднять из земли новую столицу. Необходимо было осушить болотистую почву, чтобы раздобыть больше новой земли для строительства, выкопать каналы, расположить на твердой почве улицы. На восточной границе города буквально на глазах вокруг храмового квартала выросли хлева, сушильни для фиников и инжира, жилища для рабочих. Строительство из кирпича шло сравнительно быстро, быстрее, чем поставлялись сами кирпичи.

В Питом Мозе возвращался южным путем. Во время путешествия он должен был еще несколько раз пересечь притоки Нила, которые устремлялись через плодородную, однако частично болотистую Восточную Дельту в море. Тут он наткнулся на одну из кирпичных мастерских, подъехал поближе и посмотрел на работу принудительно согнанных людей. Из большой заболоченной ямы на берегу мужчины доставали ил и клали в огромные корзины, которые вдвоем на одном коромысле тащили, надрываясь, к формующим кирпичи. Это были в основном женщины и подростки, которые в больших корытах смешивали глинистый ил с мелко нарезанной соломой, наполняли всем этим деревянные формы, оставляли просохнуть, а потом еще влажные кирпичи укладывали, чтобы они закалились на солнце.

— Эй ты, от того, что ты глазеешь, кирпичей больше не станет! Можешь поработать с нами за хорошую плату: днем вкусный суп из побоев, а к этому еще красивые медные ошейники, чтобы на ночь нас можно было приковать друг к другу.

— Придержи язык! — воскликнул Мозе. — Это может стоить тебе ушей, если ты станешь сердить египетского чиновника!

Едва он произнес эти слова, как постыдился того, что вспомнил о своем египетском прошлом. Мозе был просто одет, но по его речи надсмотрщик сообразил, что ошибся.

— Извини, господин, но скука нас здесь поедает. Я принял тебя за простого человека и позволил себе пошутить.

Мозе подъехал ближе и узнал в некоторых рабочих своих братьев по племени. На их языке он крикнул хабиру:

— Я Мозе, ваш брат, и еду прямо от фараона. Он хочет притеснять вас еще сильнее, в будущем вы еще будете собирать солому для кирпичей. Мы должны покинуть эту страну, братья и сестры, во что бы то ни стало! Здесь мы погибнем, потому что царь не дает нам пастбищ. Мы должны двинуться дальше на север, туда, где нас не достанет рука фараона. Будьте терпеливы, держитесь! Бог не даст погибнуть Своему народу.

Чтобы услышать его, некоторые мужчины оставили свою работу, однако это так разозлило надсмотрщика, что он закричал:

— Эту паузу вы отработаете во время обеда, еду и воду сегодня не получите!

Надсмотрщик, который разговаривал с Мозе, поднял руки:

— Наказание необходимо. Тебе нельзя было разговаривать с людьми во время работы. — Он посмотрел на небо. — Прощай, незнакомец, я отправляюсь сейчас в тень.

Вскоре после этого раздался звонкий стук барабана, люди оставили корзины и инструменты и побежали в свои примитивные хижины, чтобы поесть и отдохнуть, но трое хабиру, связанные одной веревкой с ошейниками, должны были перемешивать на раскаленном дневном солнце ил и солому. Надсмотрщик сел на корточки под навесом в тени, ухмыльнулся, зевнул и начал ложкой есть из горшка гороховую кашу, закусывая большой редькой.