Странники - Макс Сысоев

      — Хватит скромничать, — говорила Катя, — в фильмах все профессиональные ломастеры шей имеют тонкие пальцы… Ой! у тебя руки такие горячие!..

      — Это потому что я тебя очень стесняюсь... Нормально?

      — Нормально. Три давай. Кстати, о пальцах молчал бы. Ты чем вчера Лёше ногу вывихнул?

      — Я? Ногу? Лёше?

      — Ай! Не дёргайся! Да, ты вывихнул. Да, Лёше. Да, ногу. Я никогда не сомневалась, что в тебе дремлет первобытная жестокость и изворотливость, но чтобы до такой степени...

      — А кто сказал Лионе, что я всех сделаю? Не Екатерина ли Иосифовна, случаем? Вот то-то же. А это плохо, что вывихнул?

      — Да нет, хорошо. Ты знаешь, я его ненавижу. Он сбежал к Хэзар. К этой дуре из директории «G»! Ты можешь объяснить, почему все парни всегда выбирают дур? Лёха выбрал Хэзар. Даниэль — Ленку. Никому не нужно духовное богатство!

      — Правильно. К чёрту духовное богатство. Девушка должна быть богата физиологически.

      Катя зашевелилась.

      — Всё прошло! — воскликнула она. — Как ты это сделал?

      Я скромно улыбнулся.

      Из-под дивана выполз Макс и проскрипел:

      — Ека. Алекс. Обед. Готов. Я. Не. Отвлёк.

***

      — Ты колдовал?

      — Нет.

      — Так почему всё прошло?

      — Древняя народная медицина.

      — Нет. Ты колдовал. Тебя этому научили на поверхности.

      — Ну, научили. Но это не колдовство. Я всего-навсего привлёк внимание твоего организма к больному участку, и тот принял решение ускоренно регенерировать. В идеале ты должна уметь делать это без посторонней помощи.

      — Чёрт... Ну ладно. Просто если ты колдовал...

      — То что?

      — Тебя отправят работать в промзону.

      — Почему это? А если я захочу уйти? Анжела Заниаровна сказала, что я могу уйти из Города в любой момент.

      Катя посмотрела на меня испепеляюще.

      — Ты точно не колдовал? Я хотела сегодня взять тебя с собой на работу в ангар. Если ты колдовал, это засекли, и в ангар тебя не выпустят. Таков закон.

      Мы сели обедать. Катя молчала. Она была мрачна.

      Я хотел видеть в ней зарождающийся внутренний конфликт.

      — Тебе правда было больно? Ты не прикидывалась?

      — Ради бога, заткнись.

***

      Ангар, через который я попал к механистам накануне, и в котором работала Катя, являлся единственным местом в Городе, где можно было чувствовать себя почти как дома. Мне нравилось, что здесь валялось много барахла, которое механисты понатащили с поверхности. Конец света вытравил из людей дух потребления, и в Городе, в отличие от моего времени, ни за что не выкинут автомобиль, пока не скрутят с него все хоть сколько-нибудь годные для дальнейшего использования детали, — да и то при условии, что автомобиль этот пришёл в совсем уж полную негодность, проржавев или будучи разбитым в лепёшку в аварии. Механисты устраивали рейды по Москве, отыскивая в дальних уголках функционирующее электрооборудование, вычислительную технику, станки, — всё, что могло пригодиться в хозяйстве. Они запасались впрок, готовясь к новым потрясениям и к тем временам, когда лес целиком поглотит руины. Барахло копилось, постепенно распределяясь по складам и цехам, и благодаря нему в ангаре поддерживался умиротворяющий кавардак, не оставляющий места унынию и безвкусице Города. Вокруг исправных машин здесь вечно возились оранжевые техники; попадались и праздно шатающиеся военные; за верстаками стучали молотки, сияла сварка; грузчики в синей форме обслуживающего персонала таскали ящики, мешки и коробки, однако суеты и деловой напряжённости не наблюдалось. А за стоящим у стены контейнером, забытым, верно, во всех анкетах и блокнотах завхозов, неизменно свершались беззаботный перекус, беседы и распитие алкогольных напитков в рабочее время. В этом углу, словно домовой за печкой, жила Россия.

      В ангаре было восемнадцать ячеек для машин. Они были похожи на сильно увеличенные туалетные кабинки, в конце каждой из которых вместо унитаза были ворота на свободу. Если войти в ячейку и прислониться к холодным створкам, то от Дождя, Дорог и Руин будет отделять жалкий десяток сантиметров свинца и стали. Когда приезжает или уезжает грузовик или танк, можно даже увидеть низкое серое небо. Оно кажется суровым и хмурым, но оно плачет.

      Из-за близости внешнего мира войти в ангар было легко, а выйти — не очень. Для безопасности между ним и главным коридором нулевого уровня была сделана маленькая комнатка-шлюз. Пока человек находился в ней, хорошо спрятанная аппаратура просвечивала его на наличие повышенного уровня ментального и радиационного излучений, вредоносных микроорганизмов и химических веществ. Благодаря оной комнатке в руках Анжелы Заниаровны  оказались мои отпечатки пальцев и, как обмолвилась вчера Катя, вся «прочая хрень».

      — Надо найти Ли.

      Войдя в ангар, Катя остановилась сразу за дверями шлюза и осмотрелась. В это время со скрежетом раздвинулись створки ворот ближайшей ячейки; находившийся в ней грузовик приподнялся в воздух; между его днищем и бетонным полом закрутились четыре пары серых шаров, и машина, плавно покинув насиженное место, отправилась в путь-дорогу. Катя наблюдала, как я слежу за манёврами, и усмехалась:

      — Удивительное устройство, да? Вот до чего прогресс дошёл!

      — Да уж... — рассеяно ответил я под звук закрывающихся ворот. — Телега без лошади едет. И как такое возможно?..  

      — Кончай прикалываться.

      Катя заглянула в тень за контейнером.

      — Госпожа Дэани, извольте пройти с нами.

      Водители, любезничавшие с Лионой, возроптали, но непререкаемый для работников ангара Катин авторитет сделал дело, и госпожа Дэани подпала под нашу юрисдикцию.

      За ночь она изменилась не менее радикальным образом, чем Катя. Волосы Лионы распрямились и свободно ниспадали с плеч, отливая зеленью крыльев майского жука; худые щёки покрывали блёстки, глаза были обведены до самых висков светло-голубой краской, на ушах висели клипсы в виде переливчатых, как красный компакт-диск, сердец, проткнутых волнистыми садистскими ножами; ногти почернели, заострились, вытянулись и изогнулись, превратившись в когти чудовища. «Gothique», — оценил я.

      — Ека, — сказала Лиона, — я тупая, я чёртов биолог, а не программист. Шоферюги тебя превозносят. Как ты выдоила из синтезатора водку?

      — Набрала пароль администратора, вошла в систему и поставила галочку возле пункта «Водка», — объяснила Катя снисходительно. — Во всех синтезаторах Города стандартное меню, блюда и напитки одни и те же, просто здесь некоторые недоступны, потому что это рабочая станция. А я сделала их доступными.

      Мы подошли к четвёртой ячейке ангара, в которой стоял огромный транспортный вездеход.  Барышни забрались в его просторную, как комната, кабину; Катя вручила мне отвёртку с узорчатым шлицом и попросила открутить стальную панель под пультом управления, а сама уселась вместе с Лионой на сиденье и погрузилась в шушуканье. Забираясь под пульт, я чувствовал, что мне смотрят в спину и смеются. То, как будут относиться ко мне они обе, решилось не вчера — оно решится сегодня. Поединок характеров, двое против одного. Я проиграл Анжеле Заниаровне. Кате проигрывать нельзя.

      — Вы меня обсуждаете? — осведомился я, откручивая винты.

      Сидя на корточках спиной к барышням, я до поры до времени занимал выигрышную позицию, поскольку те не могли подавить меня взглядом. Но близился момент, и придётся к ним повернуться, дабы посмотреть в глаза каждой.

      — Угу, — сказала Лиона, — только о тебе с утра до ночи и говорим.

      — Ну, я, всё-таки, значительное событие в жизни Города. Почему бы и не пообсуждать меня?

      Лиона пропустила сию реплику мимо ушей и приготовилась шушукаться дальше, но я на удивление быстро справился со всеми винтами, и Кате, единственной слушательнице Лионы, пришлось заняться делом. Она достала из сумки карманный компьютер и подсоединила его к одному из проводов под снятой мной панелью. Система управления грузовика была поражена вирусом, занесённым через кристалл, найденный кем-то из обслуживающего персонала в развалинах на поверхности. Катя должна была вирус лечить.

      Я, не будучи отягощённым никаким новым заданием, подсел к Лионе.

      — Как дела?

      — Дела, — сказала Лиона, — замечательно. Хоть я и не знаю, зачем живу.

      — Ты приняла это так близко к сердцу? Не бойся — смысл жизни знают только роботы.

      — Сколько у тебя в жизни было девушек? — спросила Лиона, проигнорировав умную мысль.

      — Ты думала над этим вопросом всю ночь?

      — Она всегда становится развратной, когда выпьет, — донёсся из-под пульта Катин голос.