Украденная ложь - Монти Джей

на полную противоположность призу.

— О чем он говорит? — я направляю свой вопрос Алистеру, глядя на него сверху вниз. Хватка на моих бедрах становится крепче, он держит меня еще мгновение, а затем отпускает.

Он делает шаг назад:

— Мы не собираемся тебя убивать, — вышагивает вокруг моей спины Алистер, а Тэтчер закатывает на меня глаза.

— Присяжные еще не определились, — добавляет Тэтчер.

— Пошел ты, — шиплю я.

Алистер теперь стоит позади меня, заставляя волноваться. Я мычу от предвкушения, когда он наклоняется, и его рот опускается к моему уху. Раскаленный воздух нагревает чувствительную кожу моей шеи, и мое тело пронизывает цепная реакция мурашек.

Каждый раз, когда он оказывается рядом, это похоже на предупреждающие знаки перед торнадо или грозой. Звучащие у меня голове сирены, заставляют быть начеку.

— И что дальше? Ты собираешься продолжать играть со мной? Какие гребаные киски, — рычу я, отстраняясь от него верхней частью тела.

Кончик ножа трётся о мои запястья:

— Нам нужна твоя помощь.

Он, должно быть, бредит. Должно быть, в детстве их уронили прямо на их чертовы головы и раскололи их гребаные черепа. Они могут просить меня до посинения, а я все равно плюну им в лица.

То, что они просят, так забавно, что я начинаю смеяться.

— Ты шутишь. Вы, должно быть, шутите, — гогочу я. — Вы, сумасшедшие психи, думаете, я поверю, что вы делали все это только для того, чтобы заставить меня вам помочь? Ух ты, ты точно знаешь, как обращаться с леди!

Я чувствую, как нож разрезает пластик, и напряжение в моих запястьях ослабевает. Если он думает, что я буду просто сидеть здесь и слушать это тупое дерьмо, то сильно ошибается.

Но Алистер уже готов к моему ответному удару, он впивается в мое плечо, вонзаясь в мне в мышцы, удерживая меня приклеенной к стулу.

Наклонившись, он прижимается щекой к моей голове:

— Как насчет того, чтобы держать свою сладкую задницу прямо здесь. Будь хорошей девочкой, ты захочешь послушать, что я скажу.

Я не могу убежать. Если мне не изменяет память, в последний раз, когда я убегала от него, меня повалили на землю, и я порвала свои любимые джинсы. Я вытягиваю руки перед собой, как щит, успокаивающе потирая запястья.

Мои руки болят, плечи болезненно пульсируют от неудобного положения, в котором они находились. Я шевелю пальцами, разминая их, и замечаю на среднем пальце правой руки что-то черное.

Прищурившись, я подношу руку ближе к лицу. На верхней части пальца ниже костяшки — инициалы A.К. размером с пенни. Я в ужасе быстро пытаюсь стереть то, что, как я надеюсь, является фломастером.

Я даже не обращаю внимания ни на что другое, просто пытаюсь оттереть палец. Мой палец, на котором есть инициалы Алистера.

— Если ты будешь продолжать ее тереть, она хрен заживет, — на лице Алистера появляется самодовольная ухмылка, которую я хочу сбить на хрен.

— Ты сделал мне татуировку? — вскрикиваю я, встаю и прижимаюсь грудью к его груди.

Пылая от ярости, я поднимаю подбородок к его лицу. Его темные глаза обжигают мои, пряди его темных волос немного падают на лицо, когда он наклоняет голову к моим губам.

— Не могу допустить, чтобы ты забыла, кому принадлежишь. Я же сказал тебе, Брайар, — вздыхает он. — Ты моя.

— Я вырву эту гребаную серебряную ложку прямо у тебя изо рта, чтобы скормить тебе всю твою чушь.

— Маленькая Воришка, нет никакой ложки. Я научился слизывать богатство с ножей.

Мы стоим и смотрим друг на друга, пытаясь понять, кто моргнет первым. Мое дыхание прерывистое, сердце не может биться быстрее. Алистер сделал мне татуировку, что-то такое постоянное, что-то такое заметное. Весь мир сможет это увидеть.

Я чувствую себя заклейменной. Помеченной как его собственность. Я никогда от этого не избавлюсь, даже если он оставит меня в покое. Я всегда буду смотреть на черные чернила у себя на руке и вспоминать, какие у него темные глаза или как он пахнет, прижимаясь ко мне.

Вот почему он это сделал. Чтобы ему всегда принадлежала частичка меня.

— Я пойду возьму немного лосьона, это похоже на порно премиум-класса, — объявляет Рук, давая понять, что мы не одни на дне этого мавзолея.

— Я ухожу, — я толкаю Алистера плечом в грудь, протискиваясь мимо него и направляясь к лестнице. Меня останавливает Сайлас, который не говорит мне ни слова. Только скрещивает руки перед выходом и смотрит на меня пустым взглядом.

— Выйдешь отсюда, и ты и твой дядя можете начинать паковать свое дерьмо.

Я напрягаю спину, стискиваю зубы и, наклонив голову, смотрю через плечо:

— Прости?

— Нам нужен кто-то, кто поможет нам забраться в сейф. Если ты не хочешь помогать, прекрасно. Но тогда можешь распрощаться со стипендией, а Томас может начинать искать другую работу преподавателя, — говорит он без особых эмоций в голосе.

Алистер не блефует, он может легко потянуть за ниточки, необходимые для того, чтобы вышвырнуть меня вон. Его отец и мать входят в школьный совет, по щелчку пальцев не только моя жизнь, но и жизнь Томаса может быть разрушена.

Он так много работал, чтобы выбраться из сточной канавы. Ходил в школу и учился, только для того, чтобы я заявилась сюда и все ему испортила? Чтобы в мгновение ока лишила его всего, ради чего он работал?

— Сейф? Почему ты думаешь, что я могу помочь? Я даже не знаю, как это делается! — сквозь зубы лгу я.

Единственное, что он знает, это то, что я украла это его кольцо. Не думаю, что ему известно что-то еще.

— Ты можешь убежать от своего прошлого, но не от судимости, — говорит Рук, прикуривая сигарету и выпуская дым изо рта.

Я чувствую себя беззащитной. Уязвимой, когда они все смотрят на меня. Каждый из них знает обо мне все, а я знаю только то, что о них писали в газетах. Я нахожусь в крайне невыгодном положении.

— Ну вот вам и ответ. Если у меня есть приводы, очевидно, я не умею воровать, — еще одна ложь.

Все случаи, когда меня арестовывали или ловили, были во времена моего детства, до того, как я отточила искусство воровства. В зависимости от сейфа, который я уверена, могу легко взломать. Мне нужно только время и стетоскоп. Но этим парням помогать я не хочу. Не хочу помогать им ни в чем. Не хочу иметь ничего общего с тем, во что они втянуты. Какая-то банда, наркотики, убийство — я не хочу ничего из этого.

— Я, к сожалению, вынужден