Медный гусь - Евгений Немец

У Шоркан-воша по берегу местная детвора тоже рыбу самоловами удила. Остяки — рыбаки от рождения, их карапузы рыбачить учатся раньше, чем первые слова произносят. Но отойдя от Шоркан-воша всего на десяток верст, путники заметили, что Обь опустела. Только у правого берега одинокий обласок бежал по воде тобольчанам навстречу. Старый остяк в лодке налегал на весло со всей силы. Рожин окликнул гребца, спросил, куда это он так торопится.

— Ас плохой! — крикнул в ответ остяк. — Быстро-быстро ходи! Мув-хор кричать будет!

— Чего это он? — насторожился Васька Лис.

— Это он про мамонта, что ли? — удивился Семен Ремезов, вспомнив, что старик Кандас мув-хором мамонта называл.

Рожин с Мурзинцевым переглянулись, затем внимательно огляделись. Небо оставалось таким же чистым, бирюзовым и глубоким, каким было с утра. Легкий ветерок едва мог надуть парус, так что его и не ставили, а Обь тихо и ласково стелилась под нос судна, убаюкивала.

— Правь на всякий случай ближе к берегу, — посоветовал Рожин сотнику, чувствуя, как в сердце нарождается тревога.

Но в последующие три часа ничего не происходило, струг послушно бежал по воде, оставляя позади версту за верстой, тайга по берегу что-то неразборчиво шептала, и крики чудищ воздух не сотрясали.

А потом, когда остывающее солнце на четверть опустилось за горизонт, разлив по Оби пленку горящего масла, с запада вдруг ударил шквальный ветер. Он был так неожидан и могуч, что судно резко накренилось, зачерпнув левым бортом воду. Семен Ремезов, прижимая к груди ларец с писчим набором и удивленно таращась на товарищей, медленно перевернулся через борт и бултыхнулся в воду.

— Се-о-о-мка-а-а-а! — заорал Игнат, перегнувшись через борт.

— Шлюпку на воду! — приказал сотник.

Васька Лис и отец Никон бросились отвязывать лодку.

— Нос по ветру! — заорал Рожин, вцепившись в мачту. — А то опрокинет! Против ветра не выгребем!

Мурзинцев давил на рукоять румпеля со всей силы, но ему едва удавалось справиться с ветром и течением. Обь загудела, закипела, вспенилась.

— Се-о-о-мка-а-а-а! — орал Игнат, всматриваясь в мутную воду, но парня нигде не было видно.

Рожин пробрался к Мурзинцеву на корму и тоже схватился за рукоять румпеля. Рыча от напряжения, толмач и сотник сдвинули руль, струг медленно повернулся по ветру, став поперек Оби, и побежал, набирая ход. Васька Лис и отец Никон отвязали шлюпку, но удержать ее не смогли, ветер вырвал ее из рук и швырнул в реку.

— Вон он, вон! — крикнул Игнат.

В десяти метрах от струга над поверхностью реки показалась голова Семена, он жадно хватал ртом воздух, молотил о воду руками и что-то кричал. Разобрать слова в гуле реки и ветра не удавалось. Шлюпку, как щепку, уносило все дальше. Недоля скинул епанчу и бросился в воду.

— Игнат, не дури! — заорал Васька Лис, но тот, не обращая на товарища внимания, плыл к тонущему.

— Васька, веревку кидай! — крикнул с кормы толмач, стрелец засуетился, разматывая бухту.

— Огради рабов Божьих Игната и Семена железными тынями, медными листами, — забормотал Васька, не осознавая, что шепчет не молитву, а заговор от нечистых при поисках клада, которому его Недоля научил. — Замкни на сорок замков от колдуна, от колдуницы, от черного глаза, от кривого, косого глаза, от девичьего глаза, от дьяволов денных, ночных, полуночных, и всех злых духов нечистых. Кто железный тын лбом пробьет, кто медные листы языком пролижет, кто сорок замков кулаком пробьет, тот только рабов Божьих Игната и Семена достать сможет. Аминь, аминь, аминь!

А струг летел через Обь стрелой, и там, куда гнал его ветер, Рожин увидел то, о чем предупреждал их остяк в обласке, — нягань. Добежав до стрежня, волны изгибались колесом, сворачивались в воронку, с воем обрушиваясь в неизвестно откуда взявшуюся бездну. С каждой секундой воронка росла, углублялась, а скорость несущейся по ее стенам воды росла. Толмач схватил сотника за руку, но Мурзинцев и сам уже все понял.

— Господи, помоги нам, — выдохнул он.

Когда Игнат доплыл до Семена, от струга их отнесло уже метров на двадцать. Парень успел нахлебаться воды и в панике бестолково махал руками. Игнат обхватил его за пояс, отсалютовал товарищам рукой. Васька раскрутил конец каната и бросил, но ветер сдул его, как перышко, уронив в реку за десяток метров от тонущих. Недоля попробовал доплыть до спасительного каната, но ветер и течение водоворота несли струг намного быстрее людей. Лис принялся спешно выбирать канат. Но и со второго раза добросить веревку тонущим не удалось, судно опередило их уже метров на сорок. Недоля с Семеном вслед за стругом заворачивали в бурлящую воронку. Мелькнуло и исчезло светлое пятно — шлюпка: обогнав струг, она сделала круг и по широкой дуге юркнула в жерло водоворота.

— Игнат!!! Игнат!!! — кричал Васька, пытаясь перекрыть ветер.

— На весла, гребем по ветру! — заорал Рожин, вмиг приняв решение.

— В пасть к сатане, что ли?! — взвился Лис.

— Исполнять! — заорав Мурзинцев, быстро разгадав задумку толмача.

Если струг наберет скорость, он проскочит жерло и на втором круге нагонит тонущих, — так думал Рожин. Стрелец и пресвитер пробрались к банкам и взялись за весла. Судно летело в эпицентр урагана, так, что ветер свистел в такелаже. Обогнув воронку водоворота, струг вылетел на второй круг. Но у Игната с Семеном возможности маневрировать или набрать скорость не было, вода тащила их по дуге прямо в бездну. Рожин понял, что товарищей уже не спасти, судно не успевало их нагнать, и все, что оставалось, пытаться спастись самим. Он переполз на нос, схватил якорь. Струг вынесло поблизости от правого берега, и там, дойдя до самой отдаленной от эпицентра точки, судно потеряло ход, снова став бортом к ветру. Рожин раскрутил железный трезубец и швырнул, моля, чтобы якорь за что-нибудь зацепился.

— Держись! — заорал Рожин и сам распластался по дну.

Якорь, не долетев до ближайшей сосны всего лишь метр, упал на берег и, тащимый канатом, пополз к реке, оставляя после себя борозду вспаханного прибрежного песка.

— Вот же досада! — выругался в сердцах Рожин.

Трезубец нырнул в воду. Толмач уже собирался выбирать его, чтобы повторить попытку на следующем круге, если Господь дарует такую возможность, но судно вдруг резко дернулось, поворачиваясь носом к берегу, — якорь зацепился за что-то на дне.

— Гребите, братцы, гребите! — заорал Рожин, не веря в удачу, и сам на банку пополз, за весло схватился.

Управлять судном теперь не требовалось, поэтому Мурзинцев руль оставил и тоже на банку перебрался, в греблю впрягся. Так, впятером они и гребли против ветра, оставаясь неподвижно висеть на канате и молясь, чтобы якорь не сорвался. На весла налегать им пришлось еще полчаса. А потом ветер начал ослабевать и вскоре сошел на нет. Воронка гулко схлопнулась, будто огромная рыбина, проглотив добычу, пасть сомкнула, и Обь снова стала тихой и равнодушной. О том, что совсем недавно тут бесновался ураган, можно было догадаться только по обилию веток и листьев, которые ветер с берега в реку нашвырял.