Палата на солнечной стороне. Новые байки добрых психиатров - Максим Иванович Малявин

двадцать лет привыкаешь к очень разным ситуациям и самым неожиданным репликам и вопросам, которые задают пациенты. А главное – привыкаешь выслушивать их с выражением лица, которое бы сделало честь любому индейцу из фильмов с участием Гойко Митича. Но все же порою такое спрашивают…

Игорь Борисович (ну мы-то с вами знаем, что на самом деле его зовут иначе) ходит на прием давно. К моменту, когда я пришел в диспансер после интернатуры, его тут знали уже лет десять. Ко мне он заглядывает редко: участок другой, и видимся мы только тогда, когда по лету в смене остается человека два-три из врачей и мы совмещаем осиротевшие участки. Вот и этим летом мы увиделись с ним после довольно большого перерыва. Он поздоровался, с порога сообщил, что у него все как обычно, что он только за лекарством приехал, затем присел на стул, выдержал небольшую паузу, внимательно посмотрел на меня и спросил:

– А вы сколько раз умирали, доктор?

К такому вопросу я оказался не готов. Однако, внимательно окинув Игоря Борисовича ответным взором и не найдя в его мимике и позе скрытой агрессии и готовности устроить мне пробный сеанс умирания, а только искреннее любопытство и участие, честно признался:

– Вы знаете, до сих пор как-то ни разу не довелось.

– Ух ты, везет же вам! – позавидовал Игорь Борисович.

– А вы? – решил проявить я вежливость. – Вам сколько раз доводилось?

– А я – каждый раз! – развел руками пациент.

– То есть? – не понял я.

– Каждый раз, как в организме что-то отсыхает, – терпеливо, как студенту, пояснил Игорь Борисович. – Один раз умер, потом чуть оклемался, глядь – почка усохла. Другой раз умер, потом прихожу в себя – опа, аппендикс сгнил!

– А терапевт с хирургом что по этому поводу говорят? – уточнил я.

– Сначала удивлялись, УЗИ даже делали, – вздохнул Игорь Борисович. – А теперь только с порога на меня руками машут и к вам посылают. Говорят, все нормально на УЗИ. Но я-то знаю! Я-то чувствую – усохло! А что не усохло, то погнило!

– Так может быть, вы к нам в стационар приляжете? – предложил я. – Поглядим, нельзя ли усохшее как-нибудь того… отмочить?

– Да ладно, я уже привык! – махнул рукой Игорь Борисович. – Умирать вот, правда, надоело. А так – ничего, все как обычно. Только грустно.

– Ну нет, так дело не пойдет, – возразил я. – Даже если оно и вправду привычно, с депрессией надо что-то делать. Давайте-ка я все же напишу вам направление.

– Пишите, – пожал плечами Игорь Борисович. – Может, и впрямь что изменится. Может, хоть умирать буду каждый раз с хорошим настроением.

– А может, и не будете, – попытался подбодрить его я. – Я имею в виду – умирать каждый раз.

– Доктор! – укоризненно посмотрел на меня Игорь Борисович. – Я только-только привык к этому естественному процессу, а вы собираетесь меня лишить стереотипа! Выбить почву из-под ног? Нет уж, не надо! И своих коллег в стационаре предупредите: умирание чтоб не трогали! А настроением, так и быть, пускай займутся…

Коррекционные звездюли

В игре «Ведьмак 3. Дикая Охота» есть эпизод, когда Геральт по каким-то своим ведьмачьим делам спешит в замок Кровавого барона и минует слободу, что ютится около крепостных стен. Жители слободы отпускают вслед ему довольно занятные реплики. Мне запомнилась одна, когда какой-то мужичок спрашивает задумчиво: «А ты слышал когда-нибудь про коррекционные звездюли?»

Мне эта фраза напомнила одну историю из практики. Ходила ко мне на прием пациентка. Несколько раз лечилась в дневном стационаре по поводу реактивной депрессии, потом на несколько лет пропала из виду, а недавно заглянула вновь. На этот раз, слава богу, не за лечением: она устраивалась на работу и проходила медкомиссию. Мы разговорились, и она рассказала мне, что же тогда, много лет назад, послужило причиной ее затянувшегося недуга.

Сильным ударом оказалась, как она и поведала еще тогда, в момент первого обращения, смерть мужа: внезапная коронарная смерть, человек просто однажды уснул и не проснулся. А потом, не успела она выписаться из дневного стационара, кое-как придя в себя после потери, приехал из столицы сын. И огорошил новостью: с женой он развелся, поскольку подсел на героин, работу потерял, жить ему теперь негде – мама, выручай.

Мама приютила непутевое чадо. И вскоре сильно пожалела: парень и не думал слезать с наркотиков. На героин денег не хватало, поэтому в ход пошел крокодил, который он варил тут же, на кухне. Страшный запах по всей квартире и всему подъезду, претензии от соседей, постоянные визиты то полиции, то приятелей-наркоманов, тающая на глазах обстановка в квартире – сын продавал все, что только можно продать, лишь бы хватало денег, чтобы сварить и кольнуться.

С одноклассником сына она повстречалась после второй или третьей выписки из дневного стационара – депрессия на фоне домашней ситуации только усугубилась. И разрыдалась, когда он спросил ее, как дела. Услышав ответ, парень посуровел и пообещал помочь – но при условии, что она не будет вмешиваться. Он-де, конечно, завязал со своим бандитским прошлым, но ради такого случая кое-какие навыки может и вспомнить.

Первый сеанс лечения состоялся уже через пару дней: одноклассник заглянул на огонек и отметелил любителя вареных крокодилов так, что тот еще долго напоминал пострадавший от транспортировки баклажан и по квартире передвигался исключительно ползком. Да еще и предупредил: услышу, мол, что снова начал колоться, – продолжим лечение.

Второй сеанс состоялся месяца через полтора, когда клиент оклемался и нашел в себе силы доковылять до аптеки, чтобы прикупить нужных ингредиентов. Одноклассник перехватил его на обратном пути и укоризненно покачал головой: ведь предупреждал же я тебя? Предупреждал. Обещал повторить лечение? Обещал. Пацан сказал – пацан сделает. Полезай в багажник.

Ехать в багажнике со связанными руками в неизвестном направлении – само по себе плохая примета и мощный психотерапевтический фактор. Где-то в лесу, далеко от города, клиента извлекли из машины, снова вломили от души и оставили наслаждаться природой, предупредив: третий раз будет последним. И закончится сеансом дайвинга в районе ГЭС, с двухпудовой гирей, привязанной к ногам.

– Я не знаю, сколько дней он приходил в себя и добирался до города, – пожала плечами пациентка. – Просто однажды он появился, принял ванну, переоделся в то, что еще оставалось от его гардероба, – и исчез. Через год позвонил из другого города, сообщил, что нашел работу. Время от времени присылает денег. Сказал, что сюда не вернется: уж очень тяжело вспоминать обо всем, что произошло. С наркотиками завязал. Держится уже пять лет. Моя депрессия, как вы понимаете, доктор, тоже на этом исчерпалась: я вышла на работу, занялась собой. Теперь вот перехожу на новое место – там условия и зарплата получше.

Красная метка