Век Свободы не слыхать - Валерий Коновалов

История с Эдуардом Ширковским, из-за интриг определенных политических сил в республике (бывший премьер Кебич и бывший председатель Верховного Совета РБ Шушкевич) уволенного с поста председателя КГБ, на этом не закончилась. Я задавал вопрос о нем и начальнику пресс-бюро СВР России Юрию Кобаладзе (Примаков не разрешил интервью со своим заместителем, несмотря на все мои ухищрения.) Новый президент Белоруссии Александр Лукашенко в телефонном разговоре со мной в начале июля 94-го обещал даже восстановить Ширковского в должности, но этого тоже не случилось. Правда, кое-что, видимо, все же было учтено. При Лукашенко произошла кардинальная перетряска кадров госбезопасности, МВД и Министерства обороны. В определенном плане реформы эти сказались и на моей программе "Сигнал".

Как-то, уже осенью того же 94-го, позвонив в Минск подполковнику Александру Муште с просьбой подготовить очередной комментарий, в ответ я услышал, что к военным структурам он больше отношения не имеет.

- Вас, что, уволили? - растерявшись, спросил я.

- Из Минобороны - да! Назначен начальником Управления информации КГБ Белоруссии,- после некоторой паузы добавил Мушта.

Мне оставалось только пожелать успехов уже полковнику Муште на новом для него поприще. В личном плане мы продолжали общение. Впоследствии Александр Мушта получил еще одно назначение - советником президента Лукашенко.

Я распрощался с Минском, дав себе зарок этим летом специально приехать в республику уже из России и проведать наконец мать. Причем приехать не одному, а с Игорем Морозовым.

...И ОПЯТЬ - В МОСКВУ

Я вернулся в Мюнхен. "Свобода" жила прежней предпохоронной жизнью, с одной только разницей, что теперь точно стал известен и адрес кладбища Прага. Гендлер в пол-уха выслушал мой отчет о беседе с Мечиславом Грибом. Куда больше его интересовали предстоящие в июле выборы президента Белоруссии. Я поделился соображениями, что лучшие шансы стать им у Александра Лукашенко, а не у Кебича, и тем более не у Позняка. Как я понял по реакции Гендлера, наше американское начальство эта кандидатура мало устраивала, а посему "Свобода" получила "вашингтонский наказ" поддерживать так называемых народофронтовцев во главе с Зеноном Позняком, которых щедро оплачивал американский еврейский фонд Сороса, или же Кебича, но только не Лукашенко. Весьма интересный расклад получался, если учесть, что за вычетом самого Позняка весь остальной "Народный фронт" Белоруссии сплошь состоял из представителей "народа избранного" - белорусами или русским там, простите, и не пахло. А Кебич был хорошо известен своей коррумпированностью. (Примечательно, что когда Александр Лукашенко избирался президентом во второй раз, американцы применили тот же самый трюк с так называемой оппозицией и теми же самыми пропагандистскими ухищрениями. Видимо, не зря говорят, что "старую собаку новым фокусам не обучишь".) До Гендлера быстро дошло, что мои личные симпатии на стороне Александра Лукашенко и убеждать меня примкнуть к общей кампании травли - бесполезная трата времени и сил. Он только многозначительно заметил, сопровождая каждое слово глубокими придыханиями:

- Говорят, он не любит евреев...

- А вы их любите, Юрий Львович?

- Старик, опять твои хохмочки, что за вопрос, я сам...

- Ах да, конечно, забыл! Вы же "православный"...

- Старик, умоляю...

- Ну, если вы, Юрий Львович, их, евреев, так сильно любите, то ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос: почему вы отказали еврею Боре Бурштейну в праве занять кабинет в одном с вами коридоре?

От такой наглой постановки вопроса Гендлер схватился сразу за сердце и за стакан с виски, а потом, отдышавшись, спросил; когда я снова наконец куда-нибудь собираюсь уехать. Я ответил, что в июне, в Москву.

- Старик, поезжай быстрее,- напутственно пожелал Юрий Львович.

- И за что вы, господин директор, так сильно меня не любите, я-то ведь не еврей?

- Старик...

Я вышел из кабинета, чуть насмерть не зашибив дверью нескольких своих коллег, спешно отклеивавших уши от замочной скважины директорских апартаментов. Ну и сплетни теперь пойдут! "Русский фашист Коновалов уличил американского еврея Гендлера в латентном антисемитизме".

Ничего особенно интересного на "Свободе" в те дни не происходило. В любой организации, будь то творческой или бюрократической, работа складывается из каждодневной рутины. Единственным отличием для меня лично, если сравнивать конец карьеры на "Свободе" с ее началом, стала моя практическая независимость от кого-либо и чего-либо. Я работал в основном по вечерам и ночам, не попадая в поле зрения американского начальства, не видя и не слыша коллег, многим из которых ввиду их душевного расстройства, вызванного предстоящим переездом в Прагу, явно требовался свой лечащий "доктор Менгеле".

С наступлением лета в Мюнхене объявился и Савик Шустер. "Герой дня" прибыл в сопровождении Володи Кулистикова, который у нас в гостях, в штаб-квартире РС, был впервые, и Андрюши Бабицкого, который у нас уже неоднократно бывал. Как ни в чем не бывало Шустер подлетел ко мне, поздоровался, тут же перевел разговор на Лукашенко и на мою возможность на него выйти. (Вот уж точно, как говорится, "без мыла - да в задницу", словно и не было той первоапрельской "шустерии"). В свою очередь я спросил: а что, сам он или кто-то еще из московского бюро на Лукашенко выйти не могут? Ответ гласил: "Нас там не любят". Я уже не стал уточнять, кого это "вас". Это и так было ясно.

- Знаешь, Савик, я не совсем пока понимаю всю подоплеку истории с первым апреля, моим-де назначением пресс-секретарем министра обороны Грачева и твоей ролью во всем этом. Поэтому, хочешь поговорить - бери с собой Кулистикова, ну и этого...- Кивок головы в сторону Бабицкого (понятно, что Шустер без своего "миньона" никуда).- Пару бутылок водки или там виски... И подходи вечерком ко мне, как в старые добрые времена. "Литл пьянка" намечается.

- А кто еще там будет? - спросил Шустер

- Все свои, тебе известные.

На устроенной мною вечеринке попутно выяснилось, что с "первоапрельской историей", конечно же, намудрил лично Гендлер. С него и спрос. А он, Шустер, здесь вообще ни при чем - мы же, мол, "старые друзья".

Ну ладно, с этим проехали. Господин Шустер сдал господина Гендлера, как говорится, "с потрохами". Интересно, а что будет, если я завтра этими словами Шустера припру Гендлера к стенке? Бой быков, коррида?

- Так как насчет Лукашенко?

Насчет Лукашенко я пообещал, что попробую на него выйти, хотя результат не гарантирую. Одно дело, когда человек был депутатом парламента и в оппозиции бывшему режиму, а другое, когда он сам становится или уже стал президентом государства. Я прекрасно помнил мои фиаско и с Руцким, и с Ельциным, да и Руслан Аушев, став президентом Ингушетии, тоже как-то сразу перешел в разряд "недосягаемых". Видимо, это оборотная сторона медали всех господ политиков: как только дорвался до власти, просто человеком быть перестал. Услышав упоминание о Руцком, Володя Кулистиков предложил мне помочь решить эту проблему; он когда-то неплохо знал Александра Владимировича. Я ответил ему, что лучше он ко мне еще разок уже один заглянет, и мы за стаканом виски обговорим этот вопрос без лишних ушей, а что до людей, когда-то знавших Руцкого, то среди моих друзей и знакомых таких тоже немало, а толку-то...

Шустер в это время переключился на разговор с директором Армянской редакции РС Эдуардом Оганесяном, к ним номинально присоединился Кушев, а я пока что решил заняться приглашенными на пьянку дамами. Кроме Витмайера и Фрейдкина, представительницам прекрасного пола никто не оказывал внимания, и в силу этого ряды их грозили заметно поредеть. Правда, краем уха, я все же дослушал душещипательную историю о том, почему он, Савик Шустер, теперь так сочувствует гомосексуалистам.

- Понимаешь, Эдуард,- наезжал наш "герой" на совершенно ошарашенного Оганесяна,- их надо понимать и даже по-своему где-то как-то любить. Вот когда я тайно пробирался к никарагуанским "контрас" по одному из каналов ЦРУ, мы плыли на моторной лодке и подо мной сломалась деревянная доска сиденья. Лодка маленькая - ни встать, ни повернуться, а обломок этой доски попал мне... Ну, сам понимаешь куда...

Оганесян, похоже, плохо понимал куда, поэтому переспросил. Савик Шустер не только повторил сказанное, но для наглядности еще и показал, куда именно попал этот обломок.

- И вот почти шесть часов, пока мы плыли, лодка качалась на волнах, и этот обломок доски, понимаешь, он туда-сюда, туда-сюда... и так шесть часов! Я теперь им очень сочувствую!

Когда почти все уже разошлись, оставались Кушев, я и еще несколько дам, не имевших никакого отношения к радио "Свобода". Эдуард подошел ко мне и сказал (от раздражения с чуть более, чем обычно, заметным акцентом):

- Послушай, дорогой, спасибо, конечно, за приглашение, но этот Шустер... Он что, совсем больной на голову? Он что, не мог встать и вытащить этот обломок доски из своей поганой задницы? И зачем он мне рассказывает эти грязные вещи? Почему мне, армянину? Готферрана! (Оганесян употребил турецкое ругательство, которым в армянском языке обозначают приверженцев однополой любви.) Пожалуйста, больше никогда не приглашай меня, когда этот Шустер сидит в твоей квартире.