Ржаной хлеб с медом - Эрик Ханберг

Председатель обиняками стал подбираться к фондам. А она и ухом не ведет. Чуть погодя обращается ко мне:

— Может, еще одно зажарим?

Что скажут, то и делаю. Не мне с ней рядом на лавке сидеть. За председателя только страх берет. Сердце у него точно застиранная посудная тряпка. Но надо держать марку. Для какого-нибудь размазни она фондов не отпустит.

После третьего яблока председатель подсовывает под язык валидол. Когда я занес пятое, вижу, мой тайком уже нитроглицерин в рот кидает. Я, понятно, нервничаю. Не дай бог взлетим в воздух без всяких фондов. Дальше хуже, он за лавку хватается, левый бок потирает. Убавил я маленько жар. А эта возьми да начни яблоко щупать.

— Оно что, другого сорта? — спрашивает.

И пот в ней не переводится, и жар нипочем. Баба что оглобля. Намучились с ней до полтретьего. Тут уж ее проняло. Обещала выбить дополнительные фонды.

После того раза мы с председателем рассудили: на одной выносливости выезжать больше нельзя. Так и надорваться недолго. Лучше тратить энергию на выдумки.

Как-то на банной трубе аист стал гнездо вить. Не потопишь два дня, глянь, он уже палок натаскал, переплел их крест-накрест. Я лезу наверх, сбрасываю. А он, будто назло, таскает и таскает. И трудится, как на ударной стройке. Я ему выпилил на соседнем дереве место, прикрепил тележное колесо. Ан нет — трубу ему подавай. Так увлекся, что и дыма не боится. Делает свое дело, и все тут. Аж почернел весь. Когда на лугу аисты собираются в стаю, наш как чучело посередке вертится. Закоптел почему-то только один. А что, разве они не вдвоем дом строят? Или только муж работает, а жена, пока не сядет на яйца, мотается по общественным делам? Поди разберись, как у этих аистов заведено.

В конце концов удалось нам их отвадить. Но осталось колесо и выпиленная щербина на дереве. Председатель говорит:

— Там должно быть гнездо с аистом.

— Что, мне самому его плести? — вырвалось у меня.

— Тебе за это деньги платят.

С моим не вздумай шутить. Рассвирепеет — струна лопнет. Иди тогда обратно на грузовик. Тут, понятно, нелегко, иной раз сутки напролет крутишься мелким бесом. Зато у кормила.

Что же делать с этими разнесчастными аистами? Раздобыл я покинутое гнездо, затащил на дерево. Так ведь пустой колыбелью никого не заинтересуешь. А приедет, скажем, горожанин, родом из деревни, увидит аиста — и сразу душой оттает. Что делать? Выкупил я за четыре пол-литра два чучела у учителя биологии. Есть у нас такой тихий пьяница. Даже не спросил зачем.

Одного я посадил, пусть сидит на яйцах, задрав голову. Другого поставил на одну ногу и засунул клюв под крыло. Идиллия.

Теперь можно гостей вокруг баньки поводить, о болотах и лягушках потолковать. В какой-то миг приезжий непременно скажет:

— Какие они у вас смелые.

Председатель похвастает:

— Точно домашняя птица. Никто их не обижает. Привыкли. Иной раз диву даешься: часами стоят в одной и той же позе.

Гость кивает головой:

— Аисты, они такие.

Когда окрестности осмотрены, живая и неживая природа обсуждена, можно пригласить вовнутрь.

За это гнездо и пару аистов председатель по сей день не перестает меня нахваливать:

— Идеальная крыша.

Есть у моего такое присловье. И не только присловье, но и прием.

Видите ли, можно угостить приезжего чаем, можно поднести кофе. Холодный или горячий. Но это будет только чай и только кофе. Но когда в кофе сверху капнешь коньяку, а в чай — рому, язык можно проглотить.

Председатель в этих делах собаку съел. Не поставишь ведь перед гостем стакан — днем да в рабочее время. Но кто станет отпираться, когда ему любезно предлагают:

— Надеюсь, вы не возразите против тоненькой крышечки?

Многие не понимают, удивляются:

— Крышечки?

— Ну, прослоечки такой.

И пока гость недоумевает, мой, глянь, уже плеснул. Вроде бы ничего особенного, а все же капелька тепла, глоток тихой задушевности.

— Ни один порядочный ремесленник не кладет опилки в один слой. Сразу добавит второй. Чтоб не протекало.

И кап-кап — опять брызнул в чашечку.

Чопорность спадает. Теперь можно и хозяйство объезжать. Есть у нас несколько традиционных объектов, куда обычно возим всех. К ним велено подкатить с ухарской элегантностью или, как председатель выражается, — стильно. Развернуться лихим бесом. Одно мгновение — и мой уже вылез, идет улыбаясь навстречу гостям. Затем напускает грозный вид.

— Больно отчаянный возница у меня. Придется приструнить.

А сам обернется да подмигнет.

За один гостевой прием я должен разворачиваться подобным манером дважды. У одного из объектов и у бани. Если в другом каком месте не затормозишь со свистом, невелика беда. Но возле бани положено «крышечку заливать».

Эти крышечки у нас где только не запланированы.

Если гость является с супругой, тут уж не знаешь, на что нажимать — на газ или на тормоз.

Мы поддерживаем интерес к себе культурой обслуживания. Набрели мы на эту культуру случайно. Напросился как-то из Риги один деятель вместе с женой. Мой председатель толстоват. Неудобно перед столичной дамой с таким толстым пузом мелькать. Достал обруч от старой пивной бочки. Я помог его напялить. Все бы ничего, только надо было это приспособление как-то замаскировать. Председатель взял простыню, обмотался — от лопаток до колен. На бедре приколол здоровенную янтарную брошь жены. Глядишь, совсем другой вид у человека. Не то индеец, не то римлянин. Велит и мне заворачиваться. Я пробовал было возразить, такому худому, мол, ни к чему. «Попридержи язык! За это тебе премиальные платят». Ну, раз такое дело, обмотался я, приколол женину янтарную дулю. Приезжают гости — ох да ах! Вот это да! «Вот это культура обслуживания!»

А мы стали прикидывать: на этих финских банях все равно далеко не уедешь. Перешли опять на старую латышскую баньку. Гости — ох да ах! В полном восторге, не нарадуются пару в бревенчатом домике. Председатель с веником самолично обслуживает гостей. Переворачивает, как блины, и нежно стегает — чах, чах, чах!

В стене, что отделяет предбанник от парилки, вышиблен сук. Осталась дырка. Я должен ловить момент, когда гость вот-вот испустит дух. Врываюсь в парилку с двумя ведрами холодной воды. Одно — шлеп! — на полок. Другое — шлеп! — на председателя, плеснул из шайки на камни, и вон.

Так действовать я должен, когда на полке товарищ с супругой. И если супруга одна. Когда приезжает товарищ один, прислуживает Иреночка. Она тоже в простыне. Только обмотка начинается не с лопаток, как у меня, а чуть выше груди. На бедре, как у нас, кусок янтаря. Зато простыня накинута так элегантно, что не поймешь — есть под ней еще что-нибудь или нет.

Председатель наказал Иреночке часто не показываться. Первый раз — плеснуть водички. Второй — добавить за столом закуски. А в третий — просто проскользнуть мимо. Когда гость еще не пьян, но уже и не трезв.

Если присутствует супруга, то действовать должен я. Делать это надо ненавязчиво. Потупить очи. Показывая этим самым, что тело ее, хоть и в купальнике, свело тебя с ума. В приезжем госте надобно поддерживать тонус — дескать, при виде его жены все падают в обморок.

Сложнее, когда приезжает супруг без супруги, но с подругой. А еще хуже, если супруга явится не с супругом, а с другом. Тогда мы с председателем как на иголках.

Руководители других хозяйств, черти окаянные, тоже не дремлют. Наш сосед к старинной латышской мыльне пристроил комплекс отдыха. Но и у нас с председателем хватает извилин. Взяли да соорудили персидский вариант. Не слыхал? Медовой баней прозвали.

Та же самая латышская каменка. Но есть кое-какие секретики. Не так жарко, как в финской бане, и пот легче отделяется.

Цикл длится три часа. После каждого тура отдых. Все заворачиваются в простыни, ложатся и философствуют. Чуть прилегли, включаю свой агрегат. То бишь — маг! Уже заранее разведано, кто что любит. Пожилому романтику крутим венские вальсы. А если нравится Раймондик — пожалуйста, у нас его навалом.

Самый интересный второй тур. Берешь из блюда мед и обмазываешь все тело с головы до ног. Уходит на это примерно грамм пятьдесят. У кого грудь волосатая — восемьдесят.

Если пожаловали товарищ с супругой, намазывает председатель. Если одна супруга или просто подруга, у которой неизвестно, есть муж или нет, намазываем вдвоем с председателем. Почему б нет.

Если приехал супруг без супруги, то намазывает Иреночка. И позволяет языком дотронуться до своего мизинчика.

Как второй тур закончился, снова простыни. После третьего то же самое. Теперь надо лежать и смотреть в потолок. Я соорудил одно приспособление, чтобы можно было на потолке диапозитивы демонстрировать. О чем? Как идут у нас дела в колхозе.

Скажу прямо — нелегко.

ЗАЛИВ ПЕРВОГО ГРЕХА