Девочка из прошлого - Аля Драгам

С чего вообще разговор начался, даже не помню. Кажется, плавно перетек с темы реферата по социологии "Разбойник или жертва". Сойдясь во мнении, что все—таки разбойник, какими бы благими намерениями не прикрывался, идем в здание.

— Стоп. Кое—что забыл. — Достает карту—ключ, вкладывает в руку. — Иди, я сейчас догоню. Где кабинет, помнишь?

— Помню, но могу... — хочу сказать, что могу подождать, но он подталкивает к двери, не давая закончить фразу. Упрямый!

Вообще—то мне неудобно войти в чужое помещение. Поднимаюсь на этаж и сажусь на краешек дивана в приемной. Секретаря на месте нет, но она наверняка где-то в здании, потому что на столе дымится чашка с кофе. Отмечаю про себя, что она какая-то... В общем, мне казалось, девушки пьют из более изящных.

— Так и знал. И почему ты здесь? Иди покажу, как открывать надо было.

Ладно. Пусть думает, что у меня просто не получилось.

— Проходи, малышка. Занимай удобное место, я сейчас. — На столе появляется ведерко с мороженым. А сам мужчина через пару минут приносит какао и кофе.

— Ээй, посмотри—ка на меня. Ты чего расклеилась?

Ну да, стою посередине кабинета, моргаю только. Потому что в уголках глаз вступили слезы.

— Обо мне никто так не заботился... — И я не вру. Брат, да. Но времени на такие трогательные вещи у него просто не было.

— Мне безумно нравится твоя улыбка. Да, вот такая. Дари мне ее почаще?

Я справляюсь, наконец, со слезами и начинаю широко улыбаться.

— Вооот. Так бы сразу. Давай приниматься за работу: ты хоть мороженое съешь вместо завтрака, а у меня куча писем ещё.

Спрашиваю, не помешаю ли, если сяду рядом, и качу кресло поближе.

Зависаю в переписке с Анькой, лопая вишневый сорбет. Ммм, мой любимый. Она пишет, что устала, уже ждет не дождётся родов. Болит спина, ноги, голова. Короче, проще перечислить, что не болит.

— Малышка, можешь отвлечься?

— М?

— Можешь помочь, быстро перевести?

Пробегаюсь по тексту, ищу на телефоне пару незнакомых слов, и быстро перевожу. Так особо ничего сложного, обычное деловое письмо с согласованием визита и планом задач на предстоящую встречу.

— Хочешь сразу ответить?

— Сможем?

— Я хоть чем-то помогу. А то буду просто так сидеть.

Шутливо двигаю к себе клавиатуру и готовлюсь к набору письма. На самом деле, Давид тоже знает языки. Но больше на разговорном уровне и, как сам признался, печатает быстро только на русском и английском.

Мы так увлекаемся, что успеваем ответить на семь писем в режиме нон—стоп. Давид смеется, что я их переводчиков совсем без работы оставила.

От слаженной работы отвлекает стук в дверь. Входит молодой человек в квадратных очках и немного нелепо сидящем из-за худобы костюме. В руках у него папка с кучей разноцветных стикеров. Мужчины отвлекаются на разговор и изучение документов, а я, чтобы не мешать, пересаживаюсь за уже знакомый столик.

Пишу сообщение Тиме, спрашиваю, как у него дела. И увлекаюсь перепиской с ним.

— Соскучился по тебе. — Чувствую сильные руки на плечах. Откидываюсь назад и смотрю снизу вверх, любуюсь.

— Я же рядом.

Ловлю внимательный взгляд мужчины, он хмурится, прежде, чем начинает говорить.

— Всё, что сейчас происходит, для меня странно. Чувства, переживания. Так получилось, что я никогда не любил. — Давид невесело усмехается, садится на диван рядом и перетягивает на свои колени. — Мечтал, да. Тебе, наверное, смешно слышать такие откровения от взрослого мужика?

Нет, совсем нет. Я считаю, что все достойны быть любимыми. И все могут найти в себе возможность любить. Не всем везет. Но четко сформулировать мысль не могу, поэтому просто качаю отрицательно головой.

— Я никогда не мог подумать и представить, что встречу юную девушку и не смогу без нее дышать. А именно так с тобой происходит. Ты отошла, а мне уже не хватает прикосновений, запаха, голоса, взгляда. Когда ты появилась в моей жизни, я понял, что такое начать жить. Стал понимать своего отца, который с мамы пылинки всю жизнь сдувает. Стал понимать Егора, у которого сносит крышу, стоит Ксюхе не ответить на звонок... Мне не стыдно говорить о своих чувствах, хотя раньше я считал это розовыми соплями.

— А когда ты понял, ну что...?

— Что люблю?

— Угу.

— Не знаю. Оно само как-то. В больнице я уже четко знал это. Не сказал сразу, чтобы не напугать. А по итогу вышло...

— А я сначала тебя боялась, — говорю, и сама тянусь к его шее, хочу прижаться ближе.

— Почему? Я дал тебе повод?

— Нет. Да нет. Просто... ты был такой сердитый, чужой. Я ведь тебя вообще не помнила. Если честно, то я все полностью вспомнила только в тот день. Ну когда...

Давид резко прижимается к губам, начиная целовать. Руки ползут под комбинезон, заставляя вжаться в горячую грудь.

— Оставим всё это в том дне, малышка. — Смотрит на часы. — Как ты относишься к перекусу и совместить приятное с полезным?

— За. Только я есть не хочу. Хочу сок. А приятное что?

Улыбается.

— Вообще приятное всё. Ты же помнишь про праздник? — Кивок. — Нам нужно платье. И, — не дает возразить, прикрывая рот пальцами, — мы едем выбирать тебе наряд. Или я выберу сам. И никаких возражений. Угу?

Опускаю голову. Угу. Только мне неудобно это всё вот. А он никак не хочет этого понять.

— Са—а—аш, думай потише. Я тебе говорил уже, что у тебя есть мужчина,