Краски - Павел Ковезин

моей вступительной речи Рокси заметно напряглась. Она поправила халат, из которого выскакивала сексуальная грудь, отложила в сторону ручку и посмотрела испуганными глазами.

– Я уже говорила, – ответила она, – он вытащил ключ у меня из кармана. В суматохе я не заметила этого. Потом нашёл ключ от входа и…

Пока она говорила, я взял у неё со стола папку с бумагами и начал разглядывать их.

– …что вы делаете? Отдайте папку, – она облокотилась на стол и протянула руку.

– Ой, – наигранно удивился я, – а как вы заметили?

Одной рукой отодвинув папку подальше, второй я залез ей в карман халата и вытащил ключи.

– Герр…

– Комиссар Лоренц, – помог я.

– Что вы себе позволяете?!

– А что?! По-моему, вашу квартиру могут обчистить у вас на глазах, а вы и не заметите. Иначе у меня нет другого объяснения, как можно не заметить вытащенный из кармана ключ.

Мы замерли в донельзя неловком положении. Она повисла над столом с вытянутой рукой, я, отодвинувшись на стуле, держал папку и ключи. Спустя пару секунд я вернул бумаги и кинул ключи на стол.

– Ну и что дальше?

– Что?!

– Нашёл ключи от входа. Дальше что? Как он прошёл мимо вас?

– Он устроил потоп в туалете, пробежал в холл и заставил охранника открыть двери, – девушка разве что не покраснела от своего вранья.

– Неудивительно, – усмехнулся я, – я так понимаю, перед вами можно на танке проехать, вы и глазом не поведёте.

– Герр комиссар Лоренц… – начала было она.

– А покажите мне? – перебил её я.

– Что?

– Туалет, говорю, покажите, где потоп был.

Рокси прошла в маленькое помещение с раковиной, тесной кабинкой, у которой была сломана дверь, и ужасной вонью, витавшей в воздухе. Я закрыл за собой дверь на щеколду.

– Что вы хотите здесь найти? – спросила Рокси, сложив руки перед собой и хлопая глазами.

Не ответив, я включил холодную воду.

– Носком, значит? – спросил я. Она неуверенно кивнула.

Я тяжело вздохнул, снял ботинок, носок, и забил им сливное отверстие.

– Прошу меня извинить, но… – запаниковала Рокси, сделав шаг в сторону раковины.

– Молчать! – я жестом приказал ей оставаться на месте. – Я провожу следственный эксперимент.

Она нервно забегала глазами из стороны в сторону, пока раковина заполнялась водой всё больше.

– Леманн, – устало посмотрел я на неё. – Давай честно. Зачем ты помогала Морицу? Тебе кто-то заплатил?

– Что? – уставилась на меня она. – Нет конечно, я не…

Слушать дальше враньё и отговорки не было никакого желания. Резко схватив за прекрасные светлые волосы, я окунул её лицом в холодную воду. Она начала задыхаться, забила руками по раковине, пыталась что-то сказать, но до меня доносились лишь приглушенные крики.

Я вытащил её.

– Ещё раз, – спокойно спросил я. – Кто тебе заплатил?

Она была вся мокрая, часто и тяжело дышала. Словно рыба, она открывала рот, но не могла ничего сказать. Не дождавшись ответа, я снова окунул её в холодную воду.

– Живо. Ответила. Кто. Тебе. Заплатил?! – крикнул я, надеясь, что она услышала.

Когда я её вытащил, она откашлялась и крикнула:

– Циммерман! Лейла Циммерман!

Тут меня словно самого обдали холодным душем. Ноги затряслись, в глазах помутнело, я перестал себя контролировать. Отпустил Рокси, и та прислонилась к стене, тяжело дыша и вытирая лицо от воды и слёз. Оставив её, я выбежал из туалета и пошёл к выходу, миновав директора больницы и психиатра, которые мчались к туалету, услышав крики.

Я забаррикадировался в своём внедорожнике, в спешке нашёл в бардачке таблетки и закинул две в рот. Таблетки, что прописал мой собственный психиатр несколько лет назад.

«Циммерман! Лейла Циммерман!» – отдавался у меня в голове звонкий голос медсестры, а внутри всё переворачивалось. Нет, не может этого быть. Это просто случайное совпадение. В конце концов, Циммерман – не самая редкая фамилия. Но что если это она? Тогда как она, блядь, может быть связана со сбежавшим психом?! И при чем тут эта рыжая школьница?! Сука. Я положил руки на руль и заметил, как они подрагивают. Нужно выяснить всё сейчас же, пока это не зашло слишком далеко. Я надавил на газ и поехал в отдел.

Дорога всегда успокаивала. К тому же, в воскресенье всё было закрыто, и людей на улице было немного. Все старались воспользоваться выходным и выбирались на природу, подальше от этого прогнившего изнутри района.

В моей голове не переставала крутиться мысль. Люди имеют свойство меняться. Они из прилежных студентов превращаются в преступников, из маменькиных сынков в психопатов, из избалованных мажоров – в озлобленных копов. И если тот трусливый поступок, совершенный семь лет назад, за который я до сих пор корю себя, со временем превратил меня в неадекватного полицая, то в кого могла превратиться Лейла?

***

– Значит так, слушай сюда, парень, – в отделении полиции Браденбурга надо мной нависла массивная туша в лице Карла Циммермана.

Он кинул на стол пакетик с наркотиками.

– Тебя прямо сейчас посадят лет на десять за это дерьмо!

– Это… это не моё, – я поднял взгляд на пакет, валяющийся на грязном столе. Запястья неприятно побаливали от наручников.

– Что?! – стоя позади меня, он подался вперёд, облокотившись рукой о мой стул. – Не твоё?!

Но после выдохнул и отошёл на пару шагов.

– Конечно, не твоё. И Лейла тоже не твоя. Ты меня понял?

– Что…

– Сегодня вечером ты уезжаешь из этого города. Раз и навсегда. Не пытаешься связаться с моей дочерью или найти её. И в принципе не подаёшь признаков жизни. Полностью меняешь имя и фамилию. Что за дурацкое имя – Леон? Леон Мартинес? Ты же родом из Франции, да? Тебе бы подошло что-нибудь другое…

– У неё будет ребёнок, – выдавил из себя я.

Циммерман отвесил мне подзатыльник.

– Не будет у неё никакого ребёнка. Забудь. И ребёнка. И Лейлу. И всю эту историю. Просто съебись! А в качестве гарантии, что ты выполнишь наш небольшой уговор… у нас останется твой братец. Он сядет за хранение наркотиков.

– Нет…

Её отец нагнулся к моему уху и сказал уже шёпотом.

– Либо так, либо вас обоих завтра найдут в канаве.

Он похлопал меня по плечу и вышел из кабинета. Его место занял обермейстер, который уже через несколько минут снял наручники.

***

Правда в том, что я трус. Я так и не осмелился найти её. Всё, на что меня хватило – уехать тем же вечером к родителям во Францию. У матери чуть не случился сердечный приступ, когда она узнала, что её сын сидит в тюрьме. Первое время я поддерживал родителей, но вскоре понял, что мне не место там. Вся моя жизнь была спрятана в Браденбурге. Этот город был словно сундуком с моим прошлым, который я с каждым годом хотел открыть всё больше. И спустя пару лет я вернулся в Германию и обосновался в Берлине. Он был всего в часе езды от прежнего жилья, но потеряться в большом городе и с новым именем гораздо проще, чем в маленьком Браденбурге, где каждый друг друга знает по имени. Даже после смерти Отто, после того как отец Лейлы потерял последний рычаг давления, я не вернулся. Раз в год я приезжаю в Браденбург на могилу брата. Всё, на что ему хватило сил в тюрьме – повеситься, связав петлю из постельного белья.

А я трус. Я выбрал наихудшую тактику из всех – просто забыть. Забыть, как бы трудно это не было. Но прошлое не имеет привычки оставлять людей в покое. Оно раз за разом будет преследовать, заставлять озираться по сторонам и видеть в тёмных силуэтах людей из той, старой жизни. Людей, которых мы изо всех сил стараемся выкинуть из головы, но которые каждый раз появляются снова. Проблема в том, что теперь, спустя семь лет, Лейла была не призраком, не галлюцинацией, не сбоем в мозгу, а совершенно реальной личностью, как-то имеющей отношение к сбежавшему психу. Чёрт бы её побрал.

Окончательно я убедился в том, что Лейла замешана во всей этой истории, когда вспомнил вчерашнюю запись с камер наблюдения, которую показали мне эти два придурка. На ней молодая девушка с коробкой шла к дому Хоффманов