Притворись бабочкой - Тория Дрим

рукой по кудрям, убирая их назад. – Ты не любишь воду?

– Люблю.

– Тогда в чем причина твоей неприязни?

Кеннет старательно выпытывает из меня информацию, хотя сегодня я сама планировала этим заняться. На берегу моря я постараюсь вытянуть из него истину. Обещает ли она быть милостивой? Или будет жестокой?

– Лэйн, об этом тяжело рассказывать, – отвечаю я на одном выдохе из-за того, что грудную клетку неприятно сковывает.

Вдохи даются с трудом. Выдохи тоже. Теряю пойманную было волну гармонии, вновь обратившись к напоминаниям о своих комплексах. Никогда не думала, что смогу обсудить их с кем-то еще, кроме Дарена. И теперь мне не верится, но даже сквозь дрожь, я, похоже, готова довериться Кеннету.

– Ты можешь рассказать об этом сейчас, как о секрете. А вместо этого завтра пропустим вечер. – Лэйн смотрит на меня словно под микроскопом, разглядывая каждую эмоцию, появляющуюся на лице.

Горечь в горле не заставляет себя долго ждать. Какое-то послевкусие после теплоты Лэйна смешивается с безразличием. Не знаю, хочет ли моя душа пропускать вечер.

– Это не секрет, Лэйн. Это то, что я стараюсь скрывать, никому не показывать, чтобы не получать усмешек в свой адрес.

Я слишком разогналась, сразу выдала все Кеннету. Сама не ожидала от себя подобного проявления чувств. Рублю сгоряча, и мне легче, намного легче.

– О чем ты?

– О растяжках, которыми усыпано мое тело. – Боль поражает даже самые защищенные участки души. – Они не пропали даже после сильного похудения, и я сама не могу их видеть, а уж показывать окружающим…

Запинаюсь. Слезы снова подкатывают к глазам. Ком, застрявший в горле, не позволяет продолжить рассказ. Мне слишком тяжело. Я отчетливо осознаю: от этой маленькой правды о моем теле Лэйн может уйти. Все мечтают о девушках с идеальной фигурой. А я со своими растяжками просто-напросто не вписываюсь в такую картинку.

Лэйн понимающе опускает взгляд. Мне кажется, что я замечаю появившуюся в нем печаль. Он обеспокоен моими словами. И, более того, сжатые кулаки говорят о его напряжении.

Напоминать самой себе о недостатках – как сыпать соль на открытую рану. Зудит. Это наносит душе еще большее увечье, превращая аккуратный шрам в открытую рану.

– Пойдем на пляж сейчас же, Джитта!

Кеннет хватает меня за руку и резко встает, выпрямляясь. Он горит энтузиазмом. Тащит меня к морю, и я не сопротивляюсь. Касание рук доводит до мурашек, и я очень удивлена этим жестом. Лэйн в какой-то степени зол, и я ничего не понимаю.

Мы буквально бежим к пляжу, и я еле поспеваю за Кеннетом. Пока он идет, успевает сбить несколько камней на своем пути. Его переполняют эмоции. Я вижу, что еще чуть-чуть, и он дойдет до грани – судорожно затрясется. Что, черт возьми, происходит?

– Садись, – приказывает Кеннет.

Мы достигаем берега и идем по остывшему песку к водной глади. Я сажусь там, где до меня практически достают волны.

– Хочешь знать, что за секрет скрываю я, Джит?

Я вижу в его глазах слезы и теряю дар речи. Уже и не знаю, действительно ли я этого желаю. Мне больно смотреть на то, как мучится этот парень.

– Если тебе неприятно об этом говорить, то лучше не стоит.

– Черт! – восклицает он и бьет сланцами по песку. Песчинки взлетают в воздух и рассыпаются. Кеннет не садится. Он все в том же положении стоит и смотрит вдаль, на ярко-красный закат. Мы словно в каком-то фильме, и я молюсь, чтобы конец не выдался драматичным.

– Если…

– Нет, – обрывает меня на полуслове Кеннет. – Я расскажу, чего бы мне это ни стоило.

Мы оба тяжело выдыхаем. Беседа приобретает скрытый смысл. Мы ищем спасательные круги друг в друге, как будто нас бросили в открытом море одних.

– Моей сестре было шестнадцать, когда ее не стало. Всего шестнадцать. У нее впереди было огромное будущее, Джит. Она мечтала стать дизайнером и познакомиться с Донателлой Версаче. – Лэйн задыхается и неустанно ворошит песок под ногами.

Его нервное состояние передается и мне. Безумно жаль слышать все эти слова, пропитанные горечью. Душа Лэйна открывается мне, как скрипучая дверь в тайную комнату, в которую никогда нельзя было входить.

– Никто не помог ей. Никто. Ни я, ни Ванесса, ни отец. Мы жили в своих мирах и не видели, как она задыхалась от боли. Ее использовал какой-то придурок, поиграл с ее чувствами, а потом выкинул. Она перенесла тяжелую операцию на сердце, и даже после этого мы не осознали, какую ценность для нас составляла Аннели. Отец не считался с ней, хотел для нее будущего в крупной компании, подготовил уже какого-то сукина сына для замужества. Ей, черт возьми, было шестнадцать! Она выходила ночью на балкон дома и не спала. Так было каждую ночь. Видимо, находила успокоение. – Кеннет на секунду замирает, и в его глазах читается страшный испуг.

Лэйн весь дрожит, и я решаю встать и обнять его. В глазах стоят самые настоящие слезы, о которых не стыдно сказать. Кеннет доверяет мне самое сокровенное, и я не в силах не принять это.

– Однажды мы нашли ее на балконе. Под утро. Аннели уже не дышала, было поздно. Ее нашла Ванесса. Мы сбежались на крик. Когда я увидел тело сестры, то не произнес ни слова. Я сбежал, как трус, и даже не смог попрощаться. Подонок. – Лэйн мотает головой с раздражением на самого себя. – Лучше бы я сдох вместо нее.

– Не надо.

– А зачем я здесь, Джи? Она была достойна жизни в тысячи раз больше, чем я. Я ведь не смог уберечь ее, не заметил страдания! Не помог! Оставил разбираться со своими проблемами. А она… – Лэйн зажмуривает глаза и быстро вытирает предательские слезы. – Она переживала всегда насчет внешности, фигуры, боялась не понравиться окружающим. Каждое слово было для нее вызовом. Похвала окрыляла, а критика убивала. В конечном итоге последней каплей стало решение отца отправить ее учиться в престижный финансовый колледж, куда она совсем не хотела. Я не встал на сторону Аннели. Не вступился за нее тогда.

– Мне очень жаль, Лэйн. – Я сглатываю ком и трусливо проговариваю это бессмысленное клише.

Голова идет кругом. Отчаяние заполняет меня целиком и полностью. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Я понимаю, что нужно поддержать Кеннета, но тяжесть не позволяет сказать что-либо теплое. Я еле справляюсь с внутренним холодом.

– Ее волновало каждое слово. Я спросил тебя тогда: убивают ли недостатки любовь, и ты кивнула. Если бы Аннели не потеряла голову от влюбленности и не потерпела бы потом