Африка. История и историки - Коллектив авторов

Отношение ко времени, как к застывшей реальности, подтверждают, в частности, и произведения традиционной эфиопской живописи. Вплоть до недавнего времени местные художники изображали императора Менелика I, сына царя Соломона и царицы Савской, в окружении телохранителей, вооруженных огнестрельным оружием, которого в то время еще не существовало. Это явление, присущее и средневековой европейской живописи, основывается на представлении, что время и события не меняются.

Примеры, связанные с существовавшими в эфиопском обществе представлениями о времени и истории, как они ни интересны сами по себе, приведены, чтобы прежде всего нагляднее представить консерватизм и духовную узость этого общества, обращенного в прошлое и отторгавшего все новое, что нарушало привычную картину устоявшегося миропорядка.

Важно помнить, что на протяжении почти всей истории Эфиопии страна, как правило, старалась изолироваться от внешнего мира, синдром «островка истинной христианской веры» в море язычества и ислама во многом объясняет приверженность эфиопов к наследию пращуров и готовность защищать его всеми силами.

* * *

Важнейшая роль в поддержании и укреплении подобного духовного микроклимата принадлежала Эфиопской церкви. В ограниченном традиционном мирке, куда редко доходили слухи о событиях извне, священнослужителям принадлежало монопольное право определять, что есть добро и что зло, духовенство целиком и полностью владело душами людей. Основные знания о мире, духовное содержание жизни население получало почти исключительно от священнослужителей. Среди населения церковь пользовалась непререкаемым авторитетам, и горе было любому, кто высказывал идеи, несовместимые с взглядами духовенства. В арсенале церкви имелось и такое страшное для глубоко религиозного обывателя оружие, как анафема, отлучение от церкви со всеми вытекающими последствиями.

В то же время сами духовные поводыри по уровню развития и образованности не так и далеко ушли от своей паствы. Один из наших соотечественников, входивший в состав Чрезвычайной русской дипломатической миссии в Аддис-Абебе в конце XIX в., так отзывался о служителях церкви: «Духовенство часто не умеет писать. Церкви голы или покрыты изображениями чертей. О жизни Христа и его учении знают очень мало. Псалмы Давида представляют исключительное церковное чтение. “Сколько у вас Давидов!” – сказал один образованный абиссинец, входя ко мне и видя груды книг на полках и на столе»[597].

Поистине всеобъемлющее влияние, которым обладала в жизни общества церковь, объяснялось и тем обстоятельством, что в ведении духовенства находилась вся система образования. С младых ногтей детвора внимала невежественным наставникам, стараясь во всем походить на них.

Каждая церковь и каждый монастырь имели свои школы, которые содержались на средства родителей учеников и паствы в целом. Обучение начиналось со знакомства с алфавитом. На втором этапе ученики занимались главным образом заучиванием на древнеэфиопском языке гыыз первой главы послания апостола Иоанна. Параллельно шло обучение основам письма и простейшим арифметическим действиям. На третьем этапе изучались деяния апостолов, продолжалось обучение письму и счету. Четвертая ступень начиналась с заучивания наизусть псалмов Давида и считалась важной вехой в образовании. На этом этапе школяр уже умел читать и писать и мог использоваться в качестве писаря. В последующую программу входило дальнейшее заучивание псалмов. После чего для основной массы учеников обучение заканчивалось, и они покидали школу, «научившись читать, но не понимать на гыызе, читать на амхарском и немного писать»[598]. Наиболее успешными выпускниками традиционно считались те ученики, которые больше других знали псалмов Давида и могли без ошибки их повторить. Зубрежка как основной метод усвоения учебного материала не способствовала появлению в школьной среде творческих личностей. Идущая из глубины веков, такая система образования препятствовала появлению новых идей и становлению творческих личностей. Это обстоятельство крайне важно для объяснения отсутствия интереса в стране к развитию общественных наук, в том числе и истории.

Крайне редки были случаи, когда обучение маленького эфиопа выходило за рамки традиционного церковного образования. Примером может быть судьба будущего императора Хайле Селассие I. Его отец, ближайший сподвижник Менелика II рас Мэконнын, был одним из просвещенных правителей своего времени. Он нередко выполнял дипломатические поручения за рубежом, в частности, он представлял Менелика II на коронации английского короля Георга V. Видимо, Мэконнын осознавал важность более современного образования. Его сын Тэфэри вместо посещения церковной школы получил домашнее образование под руководством двух приглашенных для этой цели французских миссионеров. В результате он не только освоил французский язык, но и получил какие-то представления о развитии мира, лежащего за пределами Эфиопии.

Общеизвестен тот вред, который принесли африканским народам колониальный раздел континента и установленный затем колониальный режим управления. Но было бы неверным не видеть то положительное, что эти события внесли в жизнь местного населения. Об этом, в частности, писал в своих работах, имея в виду, правда, Индию, Карл Маркс. В своих статьях «Британское владычество в Индии» и «Будущие результаты британского владычества в Индии» он подчеркивал, что приход европейцев разрушал отсталый традиционный мирок местного общества, ускоряя процесс общественного развития страны. Те же процессы происходили в европейских колониях в Африке. В частности, нужда европейцев в квалифицированной рабочей силе в пределах колоний побуждала колониальную администрацию уделять внимание обучению местного населения, созданию сети школ под управлением учителей-европейцев. Конечно, странным выглядело, когда в бывших французских колониях школьники из учебника узнавали о «наших предках галлах», но, с другой стороны, это означало, что учились они по тем же учебникам, что и дети во Франции, по учебникам, соответствовавшим общеевропейскому уровню преподавания исторических дисциплин в школах. Европейское школьное образование, знание европейского языка позволяли потом африканцам поступать в высшие учебные заведения метрополии. Именно из их среды рождалось образованное поколение африканцев, давшее стране немало историков, философов, политиков, которые сыграли важную роль в процессе освобождения стран Африки от колониализма.

Совершенно другой была ситуация в Эфиопии. В силу особенностей исторического развития этой стране удалось избежать иностранного порабощения, но существовавший здесь вплоть до середины XX в. феодализм и укрепившийся при Хайле Селассие абсолютизм стали своеобразным внутренним колониализмом, консервировавшим средневековое прошлое и препятствовавшим любым новым веяниям в жизни эфиопского общества.

Не особенно изменило ситуацию и открытие в 1908 г. по указанию императора Менелика II нескольких школ по европейскому образцу. Программа обучения в них, помимо богословских предметов, включала в себя, в частности, изучение некоторых европейских языков, математики и ряда естественных наук. При этом основную часть преподавательского состава составляли коптские монахи из Александрии, что в определенной степени говорит об уровне и направленности системы обучения. Какое-то время в новых для Эфиопии учебных заведениях обучались дети высшей знати страны, в частности, внук Менелика будущий император Лидж Иясу и уже упоминавшийся Тэфэри Мэконнын, сменивший впоследствии Лиджа Иясу на императорском троне. В стенах новых школ царил дух ксенофобии и пренебрежения к европейцам и всему европейскому, о чем не раз в своих донесениях в Петербург сообщали русские дипломаты.

Негативное отношение эфиопского общества ко всему новому особенно заметно на отношении к тем немногим, как правило, молодым людям, которым тем или иным способом удалось побывать в Европе. Их знания вызывали у населения как минимум насмешку, а сами эти люди ощущали себя чужими среди своих соотечественников. В качестве примера можно привести отрывок из книги первого эфиопского литератора Афэуорка Гэбрэ Ийисуса, получившего образование в Италии. Видное место в его книге «Путеводитель по Абиссинии», написанной в форме диалога европейского путешественника и образованного эфиопа, занимает проблема восприятия европейских идей и знаний населением страны. «Вы, так много понимающий во всем, что касается Европы, видимо, пользуетесь большим авторитетом среди земляков», – заявляет европеец. «Напротив, – отвечает ему эфиопский собеседник, – в моей стране я считаюсь самым невежественным человеком, особенно когда я говорю о кажущихся всем невозможных вещах, о которых я узнал от европейцев… Помню, как однажды я сказал, что Земля вертится, а Солнце стоит на месте. Слушавшие меня ответили, что вертится не Земля, а моя голова… Соболезнующим тоном они говорили друг другу, что пребывание в Европе повредило мой ум, вместо того, чтобы развить его»[599]. Более подробные сведения на эту тему содержатся в работе Гэбрэ Хыйуот Байкеданя, другого представителя нарождавшейся эфиопской интеллигенции, одно время учившегося в Германии. «Давно ли был случай, – пишет он, – когда один абиссинец со светлой головой был схвачен в Харэре и приведен на суд за то, что учил, что Земля вертится? Сейчас, через 1900 лет после рождения Христова, когда мы вступили в XX в., разве не побили камнями на аддис-абебском базаре человека, который плохо говорил о монофизитстве? И разве не видим мы до сих пор, как голодают и тощают наши братья, объявляемые протестантами, католиками, еретиками или шпионами других государств, – люди, которые хотят быть полезными своей стране, обучившись немного наукам в далеком изгнании или от иностранцев, приезжающих в нашу Абиссинию? Бесчисленны имена этих горемык…»[600]