Заклейменная. История о том, как я сбежала из секс-культа - Кристин Гасбарре

оказались на одной стороне.

Убедившись, что наш сын чем-то занят в другой комнате, я показала клеймо Ниппи. Сначала внешне он оставался спокоен, но вдруг начал ходить взад-вперед по комнате, решая, что он будет с этим делать – на теле его жены инициалы другого мужчины. Но одно мы знали точно: с нас хватит. Я объяснила, как Лорен обманула меня, и он ни разу не сказал: «Как ты могла позволить

им клеймить тебя?!» Он знал их и все понимал. На следующий день 30 мая я должны была присутствовать на собрании зеленых в Олбани перед саммитом. Я написала команде, что застряла в пробке по дороге на встречу, но в действительности Марк созвонился с другом, агентом Управления по борьбе с наркотиками, которому мы могли довериться. У него были связи с ФБР. Марк устроил нам встречу. Я только собиралась зайти, показать ему клеймо, чтобы объяснить все нюансы DOS.

Ожидание этой встречи с ФБР – один из самых страшных моментов в моей жизни. Я прекрасно понимала, что будет дальше. И это было очень страшно. Я завербовала в программу нескольких женщин, и я буквально собиралась прийти и сказать: «Я часть этой организации». Я занималась этим, хотя и не понимала, что это такое. И все же я волновалась, не сдаю ли себя. У меня забрали мои электронные устройства и попросили подождать час. Может, и меньше, но казалось, что я сижу там вечность. Без телефона, мне пришлось остаться наедине со своими чувствами. Нет, я скорее рылась в сумке и использовала все найденные предметы, которые смогла найти: бальзам для губ, санитайзер для рук, глазные капли, спрей от насморка, крем для рук, ароматерапию от стресса. Как я здесь оказалась? Нужно ли мне найти адвоката? Меня упекут за решетку? Они поверят мне?

Я подняла глаза в тот момент, когда в зал ожидания зашла еще одна женщина из ПУР вместе с агентом ФБР. Марк предупредил, что я могу увидеть знакомое лицо. «О боже мой, – подумала я. – Она выглядит так хорошо». Эта женщина из низших уровней коучей, хотя и пробыла в сообществе очень долго. После смерти Пам ей тоже поставили диагноз смертельного заболевания.

Увидев ее, я испытала облегчение по нескольким причинам. У нее был шанс на жизнь. И мы обе знали, что происходит. «У меня есть союзница, – подумала я, – я больше не одна». Эту женщину я не видела уже несколько месяцев, может, год. Она выглядела лучше, возможно, потому, что больше не следовала методике лечения Кита. Учитывая ее присутствие здесь, мне не нужно было хранить токсичную боль этой тайны. Я могла отпустить все и рискнуть всем, чтобы помочь моим друзьям. Освободить рабов.

Меня позвали поговорить с агентом, и мы просидели там час, хотя я так и не убедилась, что он понял мою историю. Я пыталась изо всех сил все ему, этому бедному следователю, объяснить. Но как уместить двенадцать лет в один час?

Выйдя из здания ФБР, я вернулась в квартиру, которую мы три года снимали в Олбани. Наша няня присматривала за ребенком, пока я всю ночь в нашей квартире паковала ценные для меня вещи. Нам нужно будет быстро уехать.

У меня была законная причина покинуть Олбани: моему дедушке в Торонто поставили диагноз рак желудка, и я собиралась попрощаться с ним. Поездка займет десять часов, но я сказала руководству, что постараюсь вернуться в Олбани к саммиту. А вместо этого, пока сына защищали наушники и iPad, я позвонила всем, кого знала, и сказала им не идти на саммит. Пейдж вернулась в Ванкувер и собиралась сесть на самолет. Я боялась, что ее верность NXIVM сильнее верности мне. Мне пришлось предупредить ее и напугать, чтобы она поняла, насколько все серьезно.

– Знаю, ты должна встретиться с Ники и получить татуировку, – сказала я. – Но это не татуировка. Позвони мне по Facetime. – Перед камерой я приспустила край штанов и показала ей метку.

– Что это? – спросила Пейдж.

– Это клеймо, которое тебе поставит без анестезии, и оно не очень-то красивое. Это инициалы Кита и Эллисон. Не садись в самолет.

Пейдж была шокирована и дрожала, пока я рассказывала ей правду. Она сразу же отменила поездку. Ники была недовольна, ведь я помешала клеймению Пейдж и ее сестер.

В поезде из Олбани в Торонто, пока мой сын спал, прислонившись в моей руке, я описывала то, что пережила. «Десять часов из Олбани в Торонто с трехлетним мальчиком, iPad и сум-

кой полной еды. Как я здесь оказалась? Одна и испуганная, – писала я, – но все-таки сильная и уверенная».

Помню эти долгие часы в поезде, в ожидании, когда же он увезет нас подальше. В животе свернулся комок тревоги: что, если они узнают? Пока я садилась на поезд в Олбани, дорогой друг Джек сходил с того же поезда в Нью-Йорке. Я знала, что больше его не увижу. Я крепко обнимала Джека, отчаянно желая прокричать всю правду, чтобы он тоже сбежал. Но понимала, что он не поверит. Предупредит остальных. Выдаст меня с добрыми намерениями, и мое прикрытие будет испорчено. Поэтому я просто плакала, рассказывая об ухудшившемся состоянии дедушки. Он обнял меня с искренним беспокойством.

Всю поездку на поезде я провела за работой и к времени приезда в Торонто вымоталась. Я собиралась остановиться у подруги, но не смогла найти Uber, а со мной был сын, и мы везли багаж. В смятении и в слезах, находясь на грани, я позвонила Ниппи.

– Малышка, – сказал он. – Я знаю, где это. Посмотри на другую сторону улицы. – Я взглянула туда и увидела отель «Шангри-Ла». – Иди туда. Я заплачу. Это цена выхода.

Держа сына за руку, я перешла через улицу и зашла в отель. Сотрудник за стойкой регистрации был вежлив и нашел нам номер.

Как только мы устроились, я оставила ребенка смотреть фильм и первым делом позвонила адвокату в Ванкувере, чтобы изменить мое завещание. Я назначила Лорен законным опекуном моего сына, и это нужно было немедленно изменить. Пока я говорила с ней по телефону, я увидела сообщения от моего агента, который спрашивал, смогу ли я на следующей неделе сыграть второстепенную роль в телевизионном фильме, на который должна была пройти прослушивание. «Но я же пропустила прослушивание», – сказала я ему. Он ответил, что директору по кастингу все равно, они в любом случае предлагали роль мне. Я приняла предложение. Почти в тот же момент через голосовую почту пришло сообщение, информирующее меня, что национальная рекламная компания,