Дикая роза - Анита Миллз

К горлу у нее подступил комок, от сдерживаемых слез жгло глаза.

– Спасибо, Хэп, – прошептала она.

Ему стало очень неловко, и, чтобы скрыть смущение, он озабоченно проговорил:

– Так, а сейчас, пожалуй, пойду умоюсь. – Он посмотрел на свои руки. Кровь Лейка Бьюлла он смыл еще под насосом у Ральфа Бейкера, но суставы пальцев были в ссадинах и опухли.

– У тебя ничего от этого не найдется? – спросил он.

– Почему же, есть кое-что – мазь от натертостей у лошадей, но Итан… но мы лечили ею все, что угодно, в том числе порезы и ссадины, и хорошо помогало. – Она подошла к нему поближе, чтобы лучше рассмотреть его руки. – Что, больно?

– Не так чтоб уж очень. В свое время этим рукам доставалось и похуже.

– Ты хорошо постарался – на Лейка было страшно смотреть.

– Я готов был убить его.

– Слава богу, что ты этого не сделал.

Она отошла от него и, поискав в шкафу, нашла баночку с мазью.

– Держу ее на случай, если порежусь или обожгусь, – объяснила она, возвращаясь с мазью в руке. – Пару месяцев назад я подбрасывала поленья в печку и обожгла себе руку. Первым делом я сунула ее в снег, а потом намазала этим. И знаешь, дней через пять все прошло.

– Серьезно? Значит, возьмем ее с собой.

– Хорошо. – Она посмотрела на него и сказала: – Ну-ка присядь. Посмотрим, что можно сделать.

– Не надо, я сам справлюсь.

– Прошу тебя, мне хочется за тобой поухаживать.

Он опустился в кресло и, наклонившись вперед, поставил локти на накрытый клетчатой скатертью стол, так чтобы кисти рук были свободными. Энни налила в тазик воды из ведра и поднесла его к столу. Затем села напротив Хэпа и, протянув руку, пощупала костяшки пальцев на его руках. Он невольно поморщился от боли.

– Как бы не было трещин в суставах, – озабоченно проговорила она.

– Вряд ли. Я могу двигать пальцами, – и он продемонстрировал это, согнув и разогнув кисти рук. – Хотя, надо сказать, у этого парня чертовски твердая челюсть.

– Он в здешних краях считается непобедимым в драке, – сказала она и, намочив в тазике кусочек ткани и намылив его, добавила: – Немного потерпи – будет жечь. Сначала все хорошенько промою, намажу йодом, а потом вотру мазь.

– Вообще-то массивным людям в драках всегда достается больше – у них движения медленнее, и падают они тяжелее. Думаю, нам с ним уже никогда не придется…

Она взяла его руку в свои, и он тут же забыл, о чем говорил, а когда она нагнула голову, у самых его глаз оказались ее чудесные волосы, отсвечивающие на самой макушке золотом под висящей над столом лампой. Он даже зажмурил глаза, чтобы она, если поднимет голову, не увидела горевшего в них желания. В эту минуту он мог думать только о том, что она совсем близко, и чувствовать тепло ее пальцев.

– Драться? – закончила она за него. – Я в этом не так уж уверена. У него страшно подлая натура, и он ужасно высокого мнения о себе. Тебе не следовало доводить до драки. Я не раз слышала, что он дерется по-грязному.

– Мне, наверно, ужасно повезло, потому что на этот раз не он затеял драку, а я, – проговорил Хэп, по-прежнему стараясь не смотреть на нее.

– Здесь лопнула кожа. Пожалуй, стоит перевязать.

– Не надо.

– Не надо? – И она вопросительно взглянула на него.

– Пусть лучше заживает на воздухе. Хватит и мази.

– Ты уверен?

Ему хотелось лишь одного – перейти на другую сторону стола, заключить Энни в объятия и покрепче прижать к себе, но ведь он обещал ей не торопиться. Чувствуя, что долго не сможет выдержать, он вырвал руку и вскочил на ноги.

– Достаточно, – резко произнес он. – Остальное я сделаю сам.

Но в ту же секунду, понимая, насколько был груб, добавил почти извиняющимся голосом:

– Не хочу утруждать тебя тем, с чем прекрасно справлюсь и сам. Тем более что ты собиралась заняться ужином.

Схватив баночку с мазью, он направился к двери, бросив через плечо первое, что пришло в голову:

– Пойду взгляну на лошадей.

– Но ты ведь только оттуда.

– Да, но я не посмотрел, достаточно ли у них воды.

– Когда будешь идти назад, достань, пожалуйста, бобы из колодца, ладно?

– Хорошо, – обернувшись, ответил он и увидел, что она снимает с крючка фонарь. – Ты тоже собираешься выйти?

– Надо нарвать зелени. Она растет на заднем дворе, сразу за черным входом.

– Понятно.

Выйдя через заднюю дверь, он обошел вокруг дома и, сев на переднем крыльце, стал втирать мазь в суставы пальцев. Затем медленно направился к хлеву, хотя и знал, что все там уже сделал. Оказавшись внутри, он подошел к стойлу Реда и, опершись на дверцу, заговорил с ним, пытаясь тем самым отвлечь свои мысли от Энни:

– Ну вот, утром мы отправляемся в путь. Теперь, должен сказать, уже не будет, как раньше – только ты да я.

Ред фыркнул и, подойдя ближе к дверце, свесил над нею голову. Хэп почесал ему между глазами и продолжал:

– Да, я знаю, ты думаешь, что я просто старый осел. И ты, наверно, считаешь, что если я проделал такой долгий путь, сумев обойтись без жены, то мог бы пройти без нее и оставшийся. В самом деле, ведь я не уставал повторять себе, что у меня слишком непоседливый характер, чтобы оставаться в Ибарре у Клея, и вот теперь вдруг решил обосноваться на этой маленькой ферме. Не очень-то последовательно, не правда ли?

Вместо ответа огромный чалый конь ткнулся ему в руку носом, требуя, чтоб его продолжали почесывать, и Хэп снова положил на его костлявый лоб руку и стал поглаживать короткую жесткую шерстку.

– Знаешь, я поступаю с ней не совсем честно. Лучше было бы забраться в гнездо с гремучими змеями, чем отправляться к команчам на поиски ее дочери, заранее зная, что из этого ни черта не выйдет. И легче набрести на золотую жилу в Калифорнии, чем найти девчонку, пробывшую у индейцев так много лет. Но теперь никуда не денешься – я все равно должен ехать, потому что это единственная причина, по которой она вышла за меня замуж. Будь все проклято, но, наверно, я и в самом деле старый дурак!

Он не уходил из сарая до тех пор, пока не почувствовал, что достаточно владеет собой и может возвращаться в дом. Ему не хотелось предстать перед ней этаким сладострастным сатиром, готовым гоняться за ней с высунутым от похоти языком. Ему нужно было от нее нечто большее, и прежде всего уважение. Так, по крайней мере, он говорил себе, но в глубине души ему больше всего хотелось, чтобы она любила его. Если бы можно было повернуть время вспять и начать жизнь сначала, то он хотел бы стать Итаном Брайсом, – но, разумеется, до того, как к ним нагрянули эти чертовы команчи.

Когда он вышел во двор, было совсем темно, и воздух стал удушливым и тяжелым. Он глубоко вздохнул и почувствовал смешанный запах идущего из трубы дыма и влажной пыли, что обычно предшествует дождю. Если ветер не разгонит туч, то к утру будет гроза. Уже сейчас, взглянув на небо, он мог заметить слабые вспышки зарниц на горизонте. Впрочем, вряд ли дождь будет таким уж сильным, подумал он. Только слегка прибьет пыль.