Дикая роза - Анита Миллз

Когда он вышел во двор, было совсем темно, и воздух стал удушливым и тяжелым. Он глубоко вздохнул и почувствовал смешанный запах идущего из трубы дыма и влажной пыли, что обычно предшествует дождю. Если ветер не разгонит туч, то к утру будет гроза. Уже сейчас, взглянув на небо, он мог заметить слабые вспышки зарниц на горизонте. Впрочем, вряд ли дождь будет таким уж сильным, подумал он. Только слегка прибьет пыль.

Возле колодца он остановился, вытащил из воды плотно закрытый глиняный горшок с бобами и взял его с собой. У двери его встретил запах жарящегося бекона и кукурузных лепешок, гостеприимно приглашая в дом. Вот для какой жизни господь предназначил человека, и сегодня, перед самым отъездом, Хэп был намерен по-настоящему насладиться атмосферой семейного счастья.

Но стоило ему оказаться на кухне, где Энни колдовала над плитой, и увидеть стройную фигуру и пряди волос, прилипшие к вискам и изящной шее, как от его решимости держать себя в руках и следа не осталось. Одно лишь сознание, что это его жена, выбило у него из головы все веские доводы, почему он не должен прикасаться к ней. И все-таки, напомнил он себе в который раз, он обязан держать себя в узде. Ей нужно дать время.

– У меня почти все готово, – сказала она ему через плечо. – Между прочим, я уже думала, что ты заблудился.

– Я просто взглянул, все ли там в порядке, и прикинул, что еще нужно сделать перед нашим отъездом. Может, тебе помочь?

– Не надо. Я уже и тарелки поставила на стол. Кстати, ты Паучка там не видел?

– Его там и близко не было.

– Боюсь, как бы он не потерялся, – вздохнула она. – Не хотелось бы уезжать, оставив его одного.

– Вот поем и пойду поищу, – снова пообещал он.

Если бы после ужина его спросили, какие блюда он ел, ему нечего было бы ответить. Стараясь не смотреть на Энни, он одним духом проглотил все, что она перед ним поставила, вскочил из-за стола и, ухватив фонарь, проговорил:

– Если задержусь, не жди меня. У тебя был нелегкий день.

– Можно подумать, у тебя был легче.

– Ну, я к этому привык. Так все-таки, что нужно делать, чтобы прибежал твой котенок?

– Просто зови его «кис-кис-кис» как можно громче.

– Понятно. – У двери он неуверенно остановился и проговорил: – Послушай, можешь не беспокоиться насчет сегодняшней ночи. Я буду спать в другой комнате.

– Правда?

– Ничего другого у меня и в мыслях не было, – кривя душой, сказал он.

– Я знаю. Ты хороший человек, Хэп, и я тебя недостойна.

– Не говори глупостей, – сказал резко он. – Это была не твоя вина.

– Нет, ты заслуживаешь кого-то лучше, чем я.

– Но ведь ничего страшного с тобой не случилось, Энни. Во всяком случае, ничего такого, чего бы не смогло излечить время.

И он, не дожидаясь ответа, распахнул дверь и выскочил из дома. Держа перед собой фонарь, он принялся ходить по двору, то и дело произнося «кис-кис-кис», и довольно скоро почувствовал себя полнейшим идиотом. Время от времени он останавливался и прислушивался, но ничего, кроме доносящегося откуда-то издалека одинокого завывания койота, не слышал. Зарницы все еще поблескивали на краю неба, но с такого расстояния даже не было слышно грома. «Кис-кис-кис!» Черт возьми, куда подевалось это глупое существо? «Кис-кис-кис! Где ты, кошка? А ну-ка иди сюда!»

Он прекрасно понимал всю нелепость происходящего. И в самом деле: решив наконец жениться, он проводит первую в своей жизни брачную ночь, бродя в кромешной тьме по кишащей гремучими змеями ферме в поисках какого-то черного котенка! Слава богу, хоть его никто не видит в эту минуту. Вдруг, проходя мимо тополя у могилы Итана, Хэп услышал шелест листьев. Он поднял фонарь и посмотрел вверх. С ветки на него взирала, моргая круглыми, как блюдца, глазами, большая сова.

Ему хотелось надеяться, что к тому времени, когда он вернется в дом, Энни уже будет в постели. Тогда он избежит необходимости смотреть на нее, и ему не нужно будет бороться с неодолимым искушением раздеть ее, чтобы ласкать эту нежную, шелковистую кожу во всех, даже самых потаенных местах. Нахлынувшее на него желание никак не отпускало его. Отыскав в темноте насос у колодца, он стал энергично работать скрипящей ручкой, затем подставил под струю воды голову, пытаясь охладить свой пыл.

В ее комнате еще горел свет. Проклятье! Ну почему она не ложится спать?! Он видел, как она подходит к окну и открывает его, чтобы впустить свежий воздух. Ее белая ситцевая ночная рубашка затрепетала от повеявшего в комнату легкого ветерка. Она не сразу отошла от окна, а некоторое время стояла, наслаждаясь ночной прохладой. Затем взяла щетку для волос и стала расчесываться на фоне горящей сзади керосиновой лампы.

– Паучок! – прокричал Хэп сердито. – Кис-кис-кис! Где ты прячешься, черт тебя подери?

Услышав его раздраженные выкрики, Энни выглянула из окна и насмешливо проговорила:

– Хэп, если бы ты меня подзывал подобным образом, я бы сбежала от тебя куда глаза глядят.

– Когда я звал его по-хорошему, он все равно не спешил выходить, – пробормотал Хэп в ответ.

– Наверно, даже с фонарем мало что видно?

– Да уж, немного.

– Если он только не попал кому-нибудь в лапы, то утром объявится, – решила она. – Тогда и поищу его. А тебе уже пора спать.

– А ты сама разве не собираешься ложиться?

– Собираюсь.

– Тогда в чем же дело?

Его тон поразил ее.

– Сейчас лягу. Я лишь хотела расчесать волосы.

– Думаю, ты уже с этим справилась. Послушай, Энни, я не зайду в дом до тех пор, пока ты не закроешь свою дверь, понятно? Я как-никак живой человек, а не какой-то там святой.

У Энни широко раскрылись глаза, и она отошла от окна.

– Хорошо, сейчас закрою.

Это было далеко не то, что он хотел бы от нее услышать, но ничего не поделаешь – раз он заключил с ней сделку, надо держать свое слово. Обойдя дом с другой стороны, он вошел через переднюю дверь. Свет в ее комнате уже не горел, и во всем доме было темно. Освещая путь фонарем, он прошел к другой спальне, поставил фонарь на стол, сел на край кровати и снял ботинки.

«Наверно, она считает тебя величайшим на свете глупцом, Хэп Уокер, – шепнул ему внутренний голос. – Тебя еще долго будет испепелять огонь страсти, прежде чем она соизволит взглянуть на тебя так, как тебе того хотелось бы».

Все еще оставаясь в черных брюках и теперь уже влажной белой рубашке без воротника, он прилег на кровать и уставился на причудливую живую картинку из теней, отбрасываемых на потолок мерцающим пламенем фонаря. Когда дело касалось преследования индейцев или нарушителей закона, думал Хэп, то он мог проявлять настоящие чудеса терпения. Если он хочет добиться ее любви, придется быть не менее терпеливым.