Клеймо красоты - Елена Арсеньева

– Да, Ира, – всхлипнула Маришка. – Побудь с ней, пожалуйста. У нее сердце на самом деле очень слабое, я за нее все время боюсь.

– Останусь, разумеется! – ласково поглядела на нее Ирина. – Тем более дед пропал. Надо же его искать, наверное.

– Кстати! – ахнул Сергей. – Человека забыли! А где, в самом деле, Никифор Иваныч?

– Здесь его не было, когда мы пришли, – испуганно пробормотала Ирина. – Я не знаю… Я искала, но в доме его нет. Может, он за помощью побежал? И, не дай бог, упал где-нибудь, ногу сломал…

– Или его пристукнул тот, кто стрелял в Петра, что гораздо более вероятно, – пробормотал Павел. – И старик в самом деле валяется где-нибудь в кустах, раненный, а то и… Думаю, отметем как несостоятельную, версию о том, что дед сам оказался этим ковбоем, который одним выстрелом из своей клюки уложил Петра?

Ирина тихо кивнула, уткнув глаза в пол.

– То есть, выходит, не старик вас с Маришкой на помощь позвал? – наконец догадался Павел. – А каким же образом вы сюда попали, девицы? Неужели слышали выстрелы?

– Сквозь такой оркестр? – Сергей ткнул перстом вверх, где как раз заходились в соло ударные. – Слабо верится.

– Меня Ира позвала, – прорыдала Маришка. – Говорила, что за деда беспокоится…

– За деда? – вкрадчиво переспросил Павел. – А чего за него беспокоиться? Разве ему что-то угрожало? Или… кто-то?

– Ну, пришли и пришли, – зло буркнула Ирина. – Вы ведь тоже почему-то пришли сюда!

– Так вслед за вами, красавицы! – усмехнулся Павел. – Единственно потому, что пожелали побыть в вашей теплой компании. Меня разбудил гром, вышел на крыльцо и стою мокну, не веря ни глазам, ни ушам, ни единому органу осязания и обоняния. Смотрю, по своему двору экстатически бродит Сергей – мы же с ним в соседях. Сошлись у забора, обменялись радостными впечатлениями. А тут молния высветила две знакомые фигурки в конце улицы… Куда это, думаем, чесанули наши красавицы? Не к деду ли Никифору – на женихов погадать?

В голосе его звякнула такая горечь, что Ирина вскинула испуганные глаза, и Павел сразу сбавил тон:

– Извини, это я сдуру ляпнул. Просто забеспокоились и пошли за вами. И вот пришли… к развязке, так сказать, кровавой драмы. Кто же ее учинил, интересно?

И вдруг Маришка, забывшаяся над Петром, встрепенулась. Вскинула огромные, обметанные тенями глаза, медленно повела ими по лицам, как бы пытаясь что-то вспомнить, что-то сказать.

У Ирины стиснулось страхом, начало падать сердце…

– Ладно, – вдруг вымолвила она, и показалось, не просто сказала, а как бы бросилась всем телом вперед. На амбразуру… – Ночью ко мне приходил Виталя.

– Виталя? – недоверчиво переспросил Сергей. – Восстал со дна болотного, что ли?

– И чего он тебе наврал? – выдохнул сквозь зубы Павел.

– Он чуть не утонул, отсиживался на каком-то островке, не видном в дыму, – с трудом говорила Ирина. – Потом вернулся, чтобы поговорить с дедом… И, видимо, застал тут весь этот ужас. Он был просто не в себе от страха!

– Ну, брось, – хмыкнул Павел. – Не стоит приписывать этому примату то, чего он не способен ощущать. Для таких, как он, человека кокнуть – раз плюнуть. Знаю, на собственной шкуре испытал. Вернее, на макушке! – Он демонстративно потер голову. – Ну, теперь все ясно. Петр застал здесь этого отморозка, может, он ограбить хотел старика, иконы старинные забрать или еще что-нибудь, началась свалка, Виталя его и…

Сергей хотел что-то сказать, но Павел энергично перебил:

– Мы же не знаем, что еще, кроме гранат, забрал тогда Виталя из своего арсенала. Я валялся в подвале без сознания, а вы его не обыскивали, конечно.

– Не обыскивали, – кивнул Сергей. – И все же я не могу поверить…

«Уж ты бы лучше помолчал!» – со смертной тоской подумала Ирина.

– Слушайте, – выдавила она моляще, понимая, что больше не в силах терпеть эту пытку, – хватит следствие вести! Пока вы языками чешете, Петр может умереть!

Сергей без слова выбежал из дому.

– Да, – сказал Павел, – ты права, как всегда. Ох, Ира, Ирочка, ты моя… загадка века!

– Глупости, – неловко сказала Ирина. – Нисколько я не загадочная. И сейчас совершенно не во мне дело!

– Опять ты права, – покладисто кивнул Павел. – Не в тебе. Но я все же скажу: ты мой сбывшийся сон, вот ты кто такая. «До встречи с тобою под сенью заката был парень я просто осёл, ты только одна, ты одна виновата…» Слушай, – он внезапно стал серьезен. – Если бы не положение Петра, я бы тебя здесь не оставил. Нам надо поговорить, и очень серьезно! Об одном прошу – очень прошу, умоляю! – сиди рядом со старухой, не отходя. Не вздумай идти разыскивать Виталю. Скорее всего он чесанул снова в скит. Ну и бес с ним! А ты – из дому ни ногой, пока я за тобой не приеду. Ни с кем не общайся, а главное – с этим… победителем ночных разбойников. Поняла?

У Ирины губы вдруг стали сухие-сухие, будто бумажные.

– Почему?

– Потому что… – Павел смотрел в нерешительности, словно знал что-то, но думал: говорить или не говорить? – Потому что… Ладно, спишем все на вульгарную ревность! – криво усмехнулся он и обернулся к дверям, за которыми в это время послышался рев мотора. – Быстро же обернулся наш герой!

В дом ворвался Сергей:

– Ну, взяли?

– Ирина, собери там какое-нибудь тряпье в машине постелить, – велел Павел.

– Да плюньте вы на эти сиденья! – возмутился Сергей. – Ну, замажутся, беда какая!

– Непременно плюну, если вы так просите, – кивнул Павел. – Только я не о ваших сиденьях забочусь, а о том, чтобы раненому лежать было удобнее. Берите его за ноги, а я за плечи. Ну, на счет «три». Раз, два… взяли! Осторожней… Да нет, погодите, давайте развернемся, вы что, его ногами вперед собрались нести?!

Ирина выбежала на крыльцо, вскочила в джип, хлопотливо расстилая на разложенном заднем сиденье какие-то одеяла, старый-престарый плащ, домотканые половички, которые чистыми стопками лежали в комоде у деда. Наверное, подарки от соседок, не сам же он баловался ткачеством в свободное время!

Какая чушь лезет в голову, однако…

Павел скомандовал ей придерживать Петра, которого начали осторожно заталкивать в машину. Ирина послушалась, замирая от тяжести этого недвижимого тела, от вида бледного, окровавленного лица. Мельком удивилась, что отчетливо видит лицо раненого, а потом вдруг осознала, что уже рассвело. Незаметно утихла и гроза, только дождь все лил и лил: упорный, беспрестанный, унылый…

Ирина стояла, обхватив себя руками: уже зуб на зуб не попадал. Павел сидел за рулем и переводил взгляд с нее на Сергея с Маришкой, которые как-то очень долго прощались: он хлопал ее по плечам, потуже запахивал плащ-палатку, что-то быстро, неразборчиво говорил… Маришка слушала, покорно кивая, как кукла, зажмурив глаза и часто шмыгая носом – не то от холода, не то всхлипывая.

Ирина утерла лицо, от души надеясь, что Павел подумает, будто она смахивает дождевые капли. Покивала ему, пытаясь улыбнуться.

Сергей заботливо прикрыл за Маришкой дверцу, встал рядом с Ириной.

– Ну, поехали!

Павел, слабо различимый за сразу запотевшим, дробящимся от струек стеклом, тоже махнул и дал газ. Джип вильнул было на размокшей глине, но тотчас выровнялся и заскользил по глубоким колеям к выезду из деревни.

– Ничего, справится… – пробормотал Сергей, глядя вслед.

Ирина молчала, осторожно всматриваясь в его мокрое, осунувшееся лицо с напряженным изломом бровей. Ого, как стиснул зубы – только что не скрипят!

Она замерла, чуть дыша, ловя каждую тень на этом ненаглядном, странном, таком чужом и близком лице, пытаясь разгадать происхождение каждой морщинки, значение каждого содроганья ресниц…

Внезапный взгляд Сергея был как удар. Ирина даже отпрянула. Наверное, упала бы, не подхвати он ее под локоть.

– Осторожно, – дернул уголками губ – улыбнулся, называется! А глаза прищуренные, холодные, как этот дождь.

– Я пойду, – неловко высвободилась из его железных пальцев Ирина.

– Секунду. Сначала один вопросик.

– Ка-кой? – запнулась она.

– Про-стой, – с усмешкой передразнил Сергей. – Простой…

Его глаза, чудилось, вцепились в ее взгляд. У Ирины медленно, обморочно начало падать сердце в ожидании чего-то страшного. Хотя она знала, заранее знала, о чем он спросит!

И угадала.

– Почему ты не сказала Павлу, что у меня есть пистолет? – резко произнес Сергей.

* * *

Он всегда изумлялся, почему его интерес к шифру подобен вспышкам маячного огня или приливу и отливу. То загорится – то погаснет. То нахлынет, затопляя все иные интересы, не оставляя места ни для чего в жизни, – то исчезнет, словно и не было его никогда.

Неделями, месяцами и даже годами он жил, вообще не вспоминая и не думая о шкатулке с крестом на крышке, об этой бумаге, об удивительной истории, рассказанной матерью. Однако весь последний год, с тех самых пор, как додумался искать ключ в старопечатной Библии, его интерес к шифру не остывал ни на час, и даже на работе он думал только об этом – иногда в ущерб самой работе.